Появился дефицит сочувствия

Три пачки масла как индикатор нравственного состояния общества

В Кронштадте пожилая женщина умерла от сердечного приступа после того, как ее доставили в полицию по подозрению в краже трех пачек сливочного масла. Сотрудников магазина тогда упрекнули в том, что они поступили формально, в то время как следовало проявить понимание и сочувствие к пожилому человеку, который мог просто забыть про это масло. Стоит ли сегодня говорить о кризисе доброты и сострадания в обществе? Почему мы стали реже совершать добрые поступки? Что происходит с нашей нравственностью, и как повлияют на нее украинские события и экономический кризис? На эти и другие вопросы отвечает замдиректора Института психологии РАН, доктор психологических наук, специалист в области социальной психологии Андрей Юревич.

– Что же произошло в Кронштадте?

– В этом случае воплотилась традиционная российская дилемма: как поступать – по закону или по совести? По инструкции, ее надо задержать, а по совести вроде бы надо отпустить. В нашей истории эта дилемма в разное время решалась по-разному. В начале 1990-х, например, в массовое сознание активно внедрялась либеральная идеология, которая требовала всегда поступать строго по закону. Считалось, что чисто российская модель поведения «по совести» только тормозит развитие. Со временем появился дефицит сочувствия, сострадания, умения войти в положение, как в случае с этой пожилой женщиной. Можно было предположить, что с ней может случиться что-то нехорошее, если действовать так жестко.

Но люди не проявляют доброту и сострадание даже в тех случаях, когда никакие законы не требуют от них жесткости.

Это тонкая материя, которая долгое время не была предметом научного исследования в психологии и социологии. Тем не менее есть методы, с помощью которых ее можно оценить вполне объективно. Например, статистика. По смертности от убийств мы занимаем первое место в Европе и Центральной Азии. Смертность от самоубийств – третье место. Количество разводов – первое место. Неравномерность распределения доходов (коэффициент Джини) – первое место в Восточной и Центральной Европе. Индекс коррупции – 133-я позиция в мире из 170 возможных. От жестокости родителей ежегодно страдают два миллиона детей, а 50 тысяч убегают из дома. Пять тысяч женщин ежегодно погибают от побоев мужей. Насилие над женами, престарелыми родителями и детьми фиксируется в каждой четвертой семье. Исходя из этих данных, можно сделать вывод, что нравственное состояние нашего общества оставляет желать лучшего.

– Мы на дне или нравственное падение продолжается?

– Мы попытались построить индекс нравственного состояния общества, взяв за основу некоторые статистические показатели. У нас получилась кривая с резким падением в начале 1990-х. Все последующие годы эти показатели оставались на достаточно низком уровне, и только в последние несколько лет мы фиксируем незначительное улучшение. Мы сравнивали по этому индексу Россию и другие страны Центральной и Восточной Европы, и у нас он оказался самым низким.

– За последние 20 лет люди стали чаще совершать безнравственные поступки?

– Это само собой, но безнравственные поступки к тому же становятся все более экстремальными. То, что раньше казалось немыслимым, сегодня вполне реально. Взять хотя бы избиение старой учительницы ее учениками. При этом такие поступки вызывают полярную реакцию окружающих. В соцсетях, например, многие их осуждают, но многие и оправдывают. Часто их голоса распределяются примерно в равных пропорциях. Рационального объяснения нет, и трудно себе представить позицию человека, который такие вещи оправдывает. Но такое деление наглядно демонстрирует состояние умов. И это, может быть, более показательно, чем сухая статистика.

– Все совсем плохо?

– Некоторые позитивные изменения происходят, хотя и не сильно заметные на общем безрадостном фоне. Чисто визуально это, например, выражается в том, что молодые люди стали чаще уступать места пожилым в общественном транспорте. Все больше популярности получают волонтерское движение, благотворительность.

– Как реагируют на это окружающие?

– Отношение к волонтерским движениям и к благотворительности в целом позитивное, но даются и негативные оценки: «Эти люди оказывают помощь небескорыстно, они чего-то хотят для себя лично». У нас нет традиции благотворительности, и в нее не верят. Если богатый человек дал денег на доброе дело, то его начинают подозревать в том, что он отмывает грязные деньги или свой грязный имидж, или же хочет в политику.

– Кто чаще совершает добрые поступки, богатые или бедные?

– Однозначного ответа нет. Есть богатые благотворители и меценаты, а есть владельцы очень дорогих автомобилей, отвратительно ведущие себя на дороге. Среди бедных есть те, кто обозлен на весь мир, но есть и высоконравственные, добрые люди. Я допускаю, что есть немало продавщиц, которые в аналогичной ситуации с бабушкой не стали бы вызывать полицию. И, к слову, не уверен, что та продавщица из Кронштадта действительно злая и бесчеловечная. Возможно, она – просто человек, слепо соблюдающий инструкции.

– Если мы так озлобились в 90-е, то почему не стали добрее в тучные годы, с их стабильностью и ростом благосостояния?

– В тучные годы дифференциация доходов только углублялась. Богатые становились еще богаче, а бедные только беднели. К тому же на морально-нравственное состояние общества продолжают влиять те же факторы, что были основной причиной деградации морали в начале 1990-х. Внедрение рыночной экономики в ее самой нецивилизованной модели с бандитскими нравами. Наша речь до сих пор наполнена криминальными жаргонизмами: «наехать», «замочить», «заказать» и т. п. Даже соседи по коммунальной квартире, решая бытовые конфликты, обращаются к услугам криминальных элементов. В массовом сознании до сих пор жива псевдолиберальная идеологема: нравственно все, что хорошо для экономики. Прочно утвердилось неадекватное понимание свободы как полного отсутствия запретов и ограничений. А еще была разрушена система нравственного контроля, которая не восстановлена до сих пор.

– Вы о кодексе строителя коммунизма?

– Не только. Во-первых, и это самое главное, школа полностью утратила свою воспитательную функцию. Реформаторы в начале 1990-х заявили, что образовательные учреждения должны заниматься не воспитанием, а «оказанием образовательных услуг». С тех пор школа воспитанием не занимается, поэтому не стоит удивляться той нетерпимости и жестокости, которые мы отмечаем у современных школьников. Но и парткомы с профкомами и комитетами комсомола, при всей их идеологизированности и прочих недостатках, все же выполняли функции нравственного контроля. Когда человек совершал какой-то безнравственный поступок, не преступая при этом закон, его наказывали, как говорится, по партийной линии. Сейчас таких институций нравственного контроля практически не осталось.

– А как же церковь с ее христианскими ценностями?

– Сейчас предпринимаются попытки придать церкви функции нравственного контроля. Но количество верующих, по данным исследований, не превышает 20 процентов мужчин и 30 процентов женщин, при этом многие верят условно, лишь допуская существование Бога. К истинной вере, требующей абсолютного соответствия нормам христианской морали, приходят немногие. Вот и получается, что с начала 1990-х в части оздоровления нравственного климата нашего общества ничего толком не сделано. Более того, появляются новые разрушающие факторы.

– Например?

– Нарастает негативное влияние СМИ. В США проводилось много исследований влияния телевидения и кинематографа на уровень агрессивности. Они подтвердили, что демонстрация насилия ведет к росту насилия. Причем тут даже не важно соотношение добра и зла. Когда хороший милиционер бьет плохого бандита, это тоже сцена насилия.

– Это упрек скорее к кинематографу. СМИ в последние годы старательно избегают открытой демонстрации насилия.

– Говоря о влиянии на нравственное состояние общества, СМИ стоит упрекать не только за демонстрацию насилия. Взять, к примеру, демонстрацию гламурного образа жизни. Нам постоянно показывают, как роскошно живут звезды шоу-бизнеса, представители нашей богемы и другие селебрити. Их особняки, их тусовки, где самый дешевый коктейль стоит несколько тысяч. Создается модель для подражания, некий эталон успешности. Но эти ориентиры совершенно недостижимы для большей части населения. Молодые люди смотрят на них, хотят быть такими же, но заведомо понимают, что такими стать не смогут. А в психологии существует известная формула, согласно которой фрустрация (недостижимость цели) порождает агрессию. Так что постоянная демонстрация гламура повышает уровень агрессивности в обществе. К тому же эти известные персонажи постоянно попадают в скандальные истории, которые только повышают их популярность. Они делают что хотят, никто им не указ, могут кого-то безнаказанно ударить или оскорбить. Они свободны в худшем смысле этого слова и закрепляют соответствующее понимание свободы в нашем массовом сознании. В этом плане негативное влияние СМИ, и в первую очередь телевидения, очень велико.

– Но сегодня политика вытесняет с телеэкранов все остальное.

– Я бы не сказал, что вытесняет, но политические ток-шоу стали определенно ярче и агрессивнее. По большей части это связано с последними событиями на Украине и усилением антизападной риторики. Но если взять, к примеру, такую телепрограмму, как «Право голоса», то в ней и до украинских событий уровень конфликтности был весьма высок. Передачу Малахова «Пусть говорят» правильнее было бы назвать «Пусть орут», потому что донести свою мысль там можно только криком, заглушив оппонента. На многие ток-шоу приглашают политиков, которые не считают должным выслушивать собеседника, а перебить или обругать оппонента для них в порядке вещей. Такие агрессивные ток-шоу, демонстрирующие нетерпимость и откровенную грубость, порой оказывают на зрителей влияние, сопоставимое с демонстрацией насилия.

– Существует определение доброго человека? Добрый человек, он какой? Что им движет?

– Это сложное, многосоставное понятие. Его можно разделить на эмоциональную составляющую, когда человек позитивно ощущает мир, мыслительную, когда человек верит в то, что люди в целом хорошие и заслуживают хорошего отношения, и поведенческую, когда человек проявляет доброту, помогая окружающим. Но главный атрибут доброты, который фигурирует в психологических исследованиях, это реальная готовность помочь ближнему. По этому показателю, кстати, мы тоже выглядим неважно. Например, в мировом рейтинге благотворительности Россия занимает 137-е место из 153, по распространенности оказания непосредственной помощи нуждающимся. А по данным опроса Фонда «Общественное мнение», 67 процентов россиян считают, что среди окружающих их людей не встречается или редко встречается готовность помогать друг другу.

– Доброте можно научить или это генетическая предрасположенность?

– Как любые психологические качества, доброта имеет и генетическую составляющую, и выработанную воспитанием. Но воспитание имеет решающее значение. Известно, что в семьях, где царит агрессивная атмосфера, дети тоже вырастают агрессивными. Если детей били их родители, то они своих детей, как правило, тоже бьют. Дети осужденных за насильственные преступления тоже часто совершают насильственные преступления. А в семьях, где существует добрая атмосфера, все наоборот. Это так называемая «социальная наследственность».

– В эпоху суровых испытаний люди становятся более отзывчивыми. Почему этого не случилось в суровые 1990-е?

– Испытания испытаниям рознь. Одно дело война, которая объединяет людей общим горем, общим представлением о враге и национальном благе. Общее несчастье действительно сближает людей. Другое дело – социальные пертурбации, которые не сопровождаются войнами. Тут большое значение имеет господствующая в умах идеология. Если эта идеология раскалывает общество, как это было в эпоху рыночных реформ, то на первый план выходят эгоистические мотивы, представления о том, что выжить можно только за счет другого, что более успешны те, кто расталкивает локтями окружающих, идет по головам. В таких условиях, наоборот, наблюдается процесс разобщения.

– Сегодня у нас появился образ врага, и есть предчувствие тяжелых времен вследствие надвигающегося кризиса.

– Наличие внешней угрозы сплачивает, а образ врага объединяет. Но, с другой стороны, общество заряжается агрессией, а полного согласия по поводу украинских событий в нашем обществе нет. Можно ожидать, что произойдет переключение этой агрессии на тех, кто не согласен с политикой властей. По мере нарастания экономических трудностей возникнет извечный русский вопрос «Кто виноват?». И если экономические санкции к тому времени будут сняты, то агрессия может переключиться на «внутреннего врага», который мешает нам хорошо жить. В 20-х годах прошлого века это был «классовый враг», а сегодня это может быть «непатриотичный либерал». Но я не думаю, что внешнеполитическая ситуация существенно скажется на бытовых отношениях и мы перестанем уступать места в транспорте.

Беседовал Роман Уколов