Как песня остановила бой

Фронтовая быль.

Не рискну сказать за всех фронтовиков, но за подавляющее большинство смело ручаюсь: оно любило песни, особенно фронтовые. Потому, когда в воинские части приезжали с концертами эстрадные группы или солисты, свободных мест даже на больших полянах или в огромных землянках к началу выступления артистов, как правило, не было. Такое происходило в те очень и очень редкие фронтовые будни: иногда в наступлении, но чаще – в обороне и в ближайшем тылу от передовой. За мою двухгодичную военную пору в наш минометный полк студеной зимой 1944 года кочевая концертная бригада из Ленинграда заявилась только один раз. Для нас ее концерт стал лучшим новогодним подарком.

Но песня звучала не только на фронтовых концертах приезжих артистов. Она жила и днем, и ночью, и в обороне, и в наступлении, и у партизанских костров, и в землянке, и за штурвалом самолета, боевой машины или корабля… Словом, там, где нес вахту защитник страны и где обстановка позволяла петь. Об этом рассказывали участники войны.

Конечно, в первой траншее обороны думалось не о песне, а о непрерывном наблюдении за вражескими позициями с постоянной бдительностью и боевой готовностью к отражению любых вылазок врага. На передовой было не до песен. Они могли отвлекать внимание от боевой задачи. Так думал я в обороне на Волховском фронте, пока не стал свидетелем незабываемого до сих пор случая, связанного с фронтовой песней «Синенький скромный платочек» ...

Начало июня 1943 года. Белые ночи на Синявинских болотах и высотах под Ленинградом. Видимость – почти дневная. Огневой бой или по-иному дуэль не затухает круглосуточно. Длинные очереди трассирующих пуль разрезают небо. С грохотом рвутся мины и снаряды артиллерийской и минометной дуэли по обе стороны фронта. Главная причина взаимного огня – железнодорожные поезда, прорывающиеся в Ленинград по железной дороге, построенной вдоль Ладожского озера после прорыва блокады минувшей зимой. Немецкая артиллерия охотилась за эшелонами днем и ночью, а наша – плотным ответным или упреждающим огнем поражала ее батареи и командно-наблюдательные пункты. Но так как эшелоны имели свое напряженное расписание движения в оба направления, то и артиллеристы невольно связывали с ним огневое сражение.

И вот однажды в хаосе фронтовой белой ночи, находясь на НП батареи у приборов, вдруг чуть-чуть уловил звуки музыки и вслед за нею усиливающийся девичий голосок. С каждым мгновением он становился все сильнее и различимее. Я заметил, что чем явственнее он доносился, тем слабее становился огневой бой. Вскоре на удивление враждующих сторон дуэль совсем прекратилась. Над смолкшей обороной лился светлым ручейком полюбившийся и всеми узнаваемый голосок молоденькой Клавочки Шульженко. От любящей и нежной женской души она пересказывала солдатские окопные думы о прерванных войной незабываемых встречах с любимой, о «...синеньком скромном платочке, что падал с опущенных плеч» и о клятве, «...что не забудешь ласковых радостных встреч». Простые слова несли заряд доброты, теплые воспоминания о суженой и нежных чувствах влюбленных, будили мысли каждого, думавшего «о своем, о чем-то дорогом», о том, что «...Нет больше ночек! Где ты, платочек, милый, желанный, родной!» ...

Удивительно, что и гитлеровцы слушали песню с не меньшим вниманием, чем мы. Следовательно, можно с уверенностью предположить, что они знали не только ее прекрасную мелодию, но и слова. Они заворожили их, заставили забыть для чего иноземцы в серых фашистских мундирах оказались на чужой земле. Возможно, слушая песню, некоторые из них украдкой оглядывались назад, на запад, пытаясь думать о своих любимых, о встречах с ними на немецкой родине. Но их взоры невольно останавливались на широких полях огромных войсковых кладбищ, покрытых бесконечными рядами белых могильных крестов в недалеком тылу обороны под Мгою. Несколько месяцев позже эти захоронения я увидел вместе со своими артиллерийскими разведчиками во время преследования бежавших от нас немецко-фашистских вояк зимой 1944 года...

А Клавочкин чистый голосок продолжал звучать в белой ночи над обороной в установившейся тишине даже при словах:      

«...За них, родных, любимых, желанных таких,

Строчит пулеметчик, за синий платочек,

Что был на плечах дорогих!»

Более того, не сразу после последних аккордов снова вспыхнула огневая дуэль. Дышавшая недавно громовым огнем оборона, обвороженная музыкой, простыми словами и очаровательным голосочком молоденькой артистки, молчала. Возможно, приходила в себя и была не способна снова нажать на курки. Вот так любимая фронтовиками песня и ее исполнительница оказались сильнее войны. Они в ту белую ночь остановили огневой бой!

Но как только разнеслись из усилителей нашей стороны по-немецки слова агитатора: «Ахтунг! Ахтунг!», гитлеровцы ощетинились огневым шквалом. Они не желали слушать перебежчика. Вскоре он умолк, а его сменила тоже популярная на фронте песня «Темная ночь» из кинофильма «Два бойца». Услышав колоритный голос Марка Бернеса, наша сторона притихла. Ведь и песня, и кинофильм был про нас-фронтовиков. Однако, гитлеровцы лишь чуть ослабили стрельбу, хотя под ее вялый грохот певец все же допел до конца, доставив нам огромное наслаждение. Ведь исполнитель был любим фронтовиками ничуть не меньше Клавдии Шульженко.

История моей необычной встречи с песней «Синенький платочек» на войне недавно обогатилась новым эпизодом ее фронтовой биографии. О нем прочитал в популярнейшем литературном журнале «Чайка» (на русском языке) (SEAGULL, January 16-31, 2010) в интервью Ирины Чайковской. Ее собеседником был писатель Николас Бурлак. Он родился в американском штате Пенсильвания в украинской семье, сбежавшей из Украины во время гражданской войны в России и добравшейся до США. В пору «строек пятилетки» в СССР в конце 20-ых – начале 30-ых семья Бурлаковых вернулась в родную Макеевку, в Донбасс. Отсюда Николас, гражданин США, в 1941 году добровольцем уходит в военную школу, попадает в партизанский отряд и после госпиталя оказывается на Курской дуге командиром танкового экипажа. В паузе тяжелых боев случайно знакомится с боевой медсестрой, «девушкой-мечтой, напоминавшей по своей красоте известную американскую актрису Дину Дурбин». При первой скоротечной встрече Николас не запомнил имя «девушки-мечты». Она же сказала на прощанье: «Я найду тебя, Николас!». Позже медсестра, младший лейтенант медицинской службы оказалась в составе десанта из семи человек на танке Николаса. Танкисты и десантники уважительно называли ее «принцесса Оксана». Как и многие фронтовики, она любила песню «Синенький скромный платочек». Отвечая на вопрос Ирины Чайковской «что сталось с «принцессой Оксаной», Николас Бурлак сказал: «Моя Великая Любовь погибла вместе с семью танковыми десантниками в сражении за Бобруйск 29 июня 1944 года. Все были разорваны на куски фашистским артиллерийским снарядом. Мои танкисты и я нашли эти «куски» и похоронили их в одной воронке от снаряда. Танкист-механик Чуев сказал, что до начала танковой атаки «принцесса Оксана» обещала устроить праздник по случаю своего 18-летия (хотя ей не было 18-ти, а было 16, и только я это знал) и танцевать всю ночь напролет со всеми танкистами нашего экипажа. Когда мы стояли возле общей могилы, Чуев предложил каждому тихонько напеть мелодию песни Клавдии Шульженко «Синенький скромный платочек», которую моя дорогая «принцесса Оксана» так любила»…

У каждой песни своя история и судьба. Подтверждением тому и являются два эпизода фронтовых будней. В первом лирическая песня «Синенький платочек» и ее исполнительница остановили огневой бой, а во втором – ее мелодия стала прощальным аккордом фронтовой жизни погибших в сражении с врагом боевых товарищей и похороненной вместе с ними «Великой Любовью» американского танкиста Николаса Бурлака к «Принцессе Оксане»...

Вероятно, уместно напомнить историю рождения песни «Синенький платочек,» рассказанную журналистом «Украин-ского взгляда» Сергеем Вейгманом.

В 1940 г. композитор Ежи Петерсбургский написал музыку для своего джаз-оркестра, который выступал с концертами в довоенном Ленинграде. Ее однажды услышал поэт Я. Галицкий и на нее предложил слова из нескольких четверостиший. В них не было даже намека на военную тематику. Первое из них вещало:

«Синенький скромный платочек

Падал с опущенных плеч.

Ты говорила, что не забудешь

Ласковых, радостных встреч...»

В предвоенную пору песня сразу полюбилась всем, кто слышал ее хотя бы только раз. Простые, понятные и легко запоминающиеся слова влюбленных людей, несложная музыка в ритме вальса легко проникали в души слушателей, вызывая приятные чувства и воспоминания о своей любви.

Песня вошла в репертуар многих оркестров, музыкальных коллективов и солистов самого высокого класса. Но особенно прекрасно она звучала в исполнении таких звезд советской эстрады как Изабелла Юрьева, Екатерина Юровская, Вадим Козин, Лидия Русланова – всех не перечислить. Но первым ее исполнителем был солист оркестра Ежи Петерсбургского.

Когда внезапно грянула война, лирическая мелодия мирного времени вместе со всем советским народом встала в боевой строй борьбы с немецко-фашистскими захватчиками. Она быстро превратилась во фронтовую песню со словами различного содержания. Они, как правило, отражали суть конкретной ситуации воинов на земле, в море и воздухе: пехота, танкисты, артиллеристы, летчики, моряки, партизаны и труженики тыла сочиняли свои варианты. Их было много. Люди моего поколения это хорошо помнят.  Например, в первые дни войны можно было услышать песню «Двадцать второго июня, ровно в четыре часа». 

 В частях и соединениях Ленинградского, Волховского и других фронтов постоянно гастролировала концертная бригада ленинградских артистов. Ее основу составил джаз-оркестр, созданный перед началом войны Клавдией Шульженко и Владимиром Коралли. Вскоре он превратился во фронтовой ансамбль. Его солисткой выступала Клавдия Шульженко. К тому времени она завоевала широкую известность в стране. Она с ансамблем имела огромную популярность у волховчан.

Ее фронтовые концерты постоянно увеличивали славу и заслуги в войне. Именно ей поэт М. Максимов предложил изменить слова песни о синеньком платочке, придав им звучание «страды боевой». Так песня «Синенький платочек» стала соответствовать ситуации военного времени и тому окончательному виду, что поныне живет с нами.

Прошли с той поры десятилетия, но в памяти моей отчетливо всплывают картины той белой ночи и незабываемый голос Клавдии Шульженко, остановившей огневой бой. Потому считаю, что песни военного лихолетья, полюбившиеся фронтовикам и помогавшие победить немецко-фашистских захватчиков, следовало бы ради справедливости наградить каждую статусом участника Великой Отечественной войны.

Николай Зайцев,

полковник в отставке,

Нью-Йорк