Как я работал в московском магазине

Сейчас многие ностальгируют по СССР. Как это было на самом деле?

Читаю в сети многочисленные посты, посвященные советскому прошлому Родины, особенно 70-80-м годам. О наполненных продуктами магазинах, изобилии, баснословной дешевизне и всеобщем счастье. Посты эти состоят, как правило, из фотографии рекламного вида и вопроса, типа: «Разве плохо жили?». Потом читаю комментарии, полные сожаления или откровенных басен. Странные это все вызывает чувства. Может я жил в другой стране?

И решил сам написать. Надеюсь, кому-то покажется интересным.

В 1980 г., после Олимпиады, вылетев из института, перед армией, работал я полгода, с осени до весны, в филиале одного из крупных московских гастрономов. Грузчиком. Директору этого гастронома, как и директору нашего филиала, потом, при Андропове, дали по 10 лет колонии – ​ по громкому когда-то «делу Мосгорторга». Вместе со мной работали прекрасные люди: капитан речного флота (зимой навигации нет), научный сотрудник хитрого НИИ (подработка), военный пенсионер и пара профессиональных алкоголиков – бывший милиционер​ и бывший слесарь.

К магазину нашему весь день и до закрытия тянулся нескончаемый хвост «гостей столицы» – жителей окрестных и не самых окрестных областей, которые от расположенной поблизости станции электрички, это километрах в двух, ​ уже начинали спрашивать у прохожих: «А где тут такой-то магазин?». Известное было место.

Я так предполагал, что у приезжих, в их «периферийных» областях с продуктами были проблемы. БОльшие или меньшие. Потом убедился уже и на собственном опыте, что «в бОльшей». И с самых высоких трибун тогдашний глава партии и государства говорил «о необходимости выполнения Продовольственной программы». Тогда острые проблемы обозначались именно таким «корявым путем». Дескать, все хорошо, но есть «отдельные недостатки» и еще надо и программу какую-то выполнить. Сразу же появился анекдот: «В нашем магазине вы всегда можете купить свежую вырезку. Из продовольственной программы». Ведь вырезки – ни говяжьей, ни свиной – в свободной продаже в магазинах в помине не было. Люди, скорее всего,​ даже не знали, что это такое.

В нашем московском гастрономе приезжие могли найти сливочное масло, мясо (в основном обрезки, кости, жир и жилы, суповой набор, хороший кусок в торговом зале улетал в секунды), кур отечественных (часто каких-то синеватых или чуть желтушных, с неощипанным пухом на бледных шеях, но неплохих, если их опалить на газовой плите), реже – импортных (венгерских, польских), 1-2 сорта сыра, сосиски в целлофане (хотя мяса в них было мало, но разбирали их почти мгновенно), жирную копченую корейку, сало шпик, полу-копченую «одесскую» (реже «краковскую») и вареную колбасу (по 2.20), с жиром и без оного. Иногда – ветчину – «окорок тамбовский или окорок воронежский», часто уже один жир, рыбу мороженную – минтай, треска, иногда навага, ледяная, реже – морской окунь, камбала. В общем, по тогдашним меркам – очень прилично.

С яйцами, молоком проблем не было. Сметану продавали на развес. Все приходили со своими баночками. Кефир в бутылках можно было купить только утром, и то не всегда. Иногда только в обмен на сданную посуду.

Подавали мы продукты 2-3 раза в день в торговый зал. Там почти всегда шумела очередь, и к кассе, и к прилавку. Часто разгорался скандал из-за места в этой очереди, нехватки чего-то или недовеса. Иногда раздражение вызывали законные попытки какого-нибудь ветерана эту очередь обойти. Если это делалось в вежливой форме, с извинительной интонацией, то очередь, часто состоявшая почти из одних женщин и пенсионеров, бывала снисходительной, а если нет, то могли и обхамить, и выставить, особенно если в очереди стояли мрачноватые приезжие мужики. Всяких «ветеранов» тогда было еще много, особого преклонения они не вызывали, потому, как многие были еще довольно молоды, упитаны, и весьма энергичны. При этом повсеместно было замечено, что настоящие ветераны, которые, кстати, тоже имелись почти в каждой семье, и на самом деле​ хлебнувшие военного лиха, правами своими пользовались редко и вели себя скромно. «Афган» тогда только-только разгорался, говорили о нем глухо и вполголоса, и «афганские» ветераны появились позже.

А мы – грузчики – занимались, в основном, тем, что регулярно подавали продукты в «стол заказов», совершенно изолированные обширное помещения магазина, где фасовались «продуктовые наборы». Именно через «стол заказов» распределялась бОльшая часть дефицитного уже продовольствия. «Заказы» формировались и отправлялись «работникам предприятий и организаций района». Подозреваю, что, прежде всего, – начальству. От организаций пребывали автобусы и ​ грузовики со своими грузчиками, которые споро выносили уже упакованные многочисленные коробки. 

Только тут я и увидел, при советской власти – в первый раз, осетрину горячего и холодного копчения (здоровенных осетров, похожих на декорации к фильмам, переносил подмышкой), янтарные балыки, лососину, огромную бочковую тихоокеанскую селедку (в зал подавали мелкую «атлантическую»), разные мясные деликатесы, типа карбоната, шейки, буженины, отборной ветчины, телячьей и языковой колбасы, настоящих копченых сосисок и сыро-копченой колбасы (отечествен-ной и финской), ​ палки этой твердой колбасы внимательно пересчитывали и отслеживали товароведы и экспедиторы (но мои коллеги, демонстрируя просто артистические способности, все равно всегда ухитрялись что-то стырить), банки красной и черной икры разных размеров и фасонов (оказывается, икра была не просто красной или черной, а еще и белужьей, севрюжьей, осетровой, икрой неведомого мне тогда кижуча и т.п.), банки крабов, консервированных языков, консервированной же польской ветчины и пр. и пр. Мясных консервов – тушенки, колбасного фарша или знаменитого тогда «Завтрака туриста» в открытой продаже в Москве уже почти не было. Только в заказах. В открытой продаже помню только болгарские консервированные «голубцы». Еще – мороженые пельмени. Тоже, кстати, не всегда. Очень тогда позабавил какой-то советский фильм про пионеров, собирающихся в поход, которым их вожатый советовал «закупить побольше мясных консервов». Советская реальность и кино шли по разным дорогам. Зато дешевых рыбных консервов – особенно, «бычки в томате» или минтай, было завались. Это была основная закуска.

Что-то я,​ конечно, могу перепутать и приврать, ведь столько лет прошло. Но в целом, думаю – не очень сильно.

Воровали почти все, а кто не воровал – подворовывал. Технику я описывать не буду, но вы уж мне поверьте. Эту технику у меня уже потом, несколько лет спустя, при Андропове, выпытывали следователи на следствии и прокуроры в суде, где я вместе с некоторыми бывшими коллегами проходил свидетелем по упомянутому «делу Мосгорторга». Воровали и изощренными способами (начальство) и самыми простыми (подчиненные). Ведь продукты кругом. Дефицит. Для обычного советского человека – сказка изобилия, почти коммунизм. В представлении многих (членов партии и комсомольцев, между прочим) – грех не нажиться. Зарплата у продавцов, как и у большинства​ советских граждан – копеечная. А у всех семьи, дети. Помню, как продавщицы молочного отдела заглядывали к нам в подсобку и шептали: «Ребята, если сметану брать будете, то сейчас, а то уже заливаем…». «Что заливаем?», – спрашивал я у мужиков, они смеялись и говорили: «Как что? Кефир – в бидон. Эх ты, студент…». Сам я стал уносить домой один-два пакета молока, эти треугольные пакеты-пирамидки иногда немного подтекали и их десятками списывали как норму «боя». С таким же успехом многие уносили и совершенно целые пакеты – «норма боя» позволяла.

Самой тяжелой работой считалась разгрузка мясных туш. Мороженых и охлажденных. Говяжьи и свиные туши целиком мы вытаскивали из машин и спускали в хранилища и холодильники. Говядина была, как правило, отечественной, и не самой лучшей, довольно худосочной, с расплывшимися чернильными печатями санслужбы на боках, а вот свинина и баранина – упитанные, аккуратные и калиброванные туши, – очень часто импортной. Почему-то австралийской и новозеландской. С четкими клеймами, указывающими место «производства». Поклонники СССР, вероятно, скажут, что наше мясо было натуральным, а импортное – «на добавках». Может и так. Но внешне все было очевидно. Кроме отечественного сливочного масла очень много было ящиков финского. Ясно, что все это закупалось за валюту специально для столицы. Причем финское было фасованным – в обертке, а наше – кусковым: огромными кубиками, которые потом продавцы резали специальной проволокой.

При всем разнообразии подаваемых из машин сыров (помню сортов 8-10 – ​ особенно запомнились здоровенные и тяжелые круги швейцарского, которые мы называли «таблетки»), часто импортных, в торговом зале ограничивались в лучшем случае 2-3, а то и одним – «Российским», плавлеными сырками «Дружба», «Волна» (тоже популярная закуска для всех в меру, и не в меру, выпивающих советских мужиков) и плюс дорогущий, странный и мало востребованный тогда, экзотический и вонючий «Русский камамбер» – для любителей.

Рядом с нами в подвале рубили мясо два мясника. Именно они обрабатывали мясные туши перед подачей в основные торговые залы и в стол заказов. Оба – здоровенные мужики, один в прошлом – мастер спорта по штанге, второй – боксер.

Кто только к нам «с черного хода» не приходил! И к мясникам, за хорошим мясом, и в стол заказов, к товароведам и начальству – за дефицитом. По звонку и знакомству, конечно, а не с улицы. ​ Все топали мимо нашей подсобки, или оставались прямо в ней. «Боксер» чаще помалкивал, а словоохотливый «штангист» много рассказывал мне про приходящих. Тут были и чьи-то родственники, и такие же торгаши и снабженцы, работники автосервиса и ​ какие-то смутно узнаваемые артисты, зубные врачи и урологи, рядовые милиционеры и остроглазые работники ОБХСС, и даже, о ужас, работники КГБ... Обратно все весело шли с увесистыми кульками или набитыми портфелями.

Товаровед Люба, ухоженная дама с внешностью возрастной русской красавицы, со ртом, полным золотых зубов, с золотыми же серьгами и массивными кольцами, и в очень идущей ей шапке из серебристой норки, явно подтрунивая, спрашивала у моего коллеги Арона, упомянутого научного сотрудника «хитрого» НИИ: «Арон, а ты у своих то бывал?», имея в виду Израиль или США, куда, как и на Запад вообще, ​ выехать тогда из СССР можно было, пожалуй, только еврею, только после страшных мытарств и то, только «в один конец». Арон бурчал что-то невразумительное, давая понять бессмысленность этого вопроса. А она, позевывая, говорила: «Я тут была... По турпутевке. В Америке. Ничего живут, но скромно как-то, ни пожрать толком, ни выпить…».

«Штангист»​ иногда, в перерывах между рубкой мяса или вечером, тут же, в уютном чуланчике, трахал одну из разведенных продавщиц, а после смены, аккуратно подсчитав и поделив выручку с напарником, лихо выпивал стакан армянского коньяка, одевал болгарскую дубленку и ондатровую шапку – предмет ​ гардероба ответственных партработников (ни того, ни другого в открытой продаже не было), садился за руль своей красной «шестерки», врубал Высоцкого, закуривал сигарету «Мальборо» (тоже показатель принадлежности к «элите») и отваливал домой, к семье и детям.

Тогда был в ходу анекдот. Чукча приезжает из Москвы, а его земляки спрашивают: «Ну, расскажи, как у них там???» Он отвечает: «Оооо, у них все не как у нас! У них там все во имя человека! Все для блага человека!.. Я даже видел этого человека!». Все смеялись, понимали, что речь идет про Брежнева. Я сейчас думаю, что анекдот был и про нашего мясника – штангиста.

Был расцвет застоя. Та пора, о которой теперь грустят и вздыхают многие. Как же – были молодые! Точно. Почитайте, погрустите, повспоминайте…

Алексей Рыбалкин