Как Германия преодолевала опыт нацизма после войны?

Немцы были охвачены депрессией, страхом, разочарованием.

Во второй половине XX века немецкое общество оказалось, возможно, в самом сложном положении в Европе – перед народом стояла задача переосмысления исторического опыта и создания совершенно нового общественного сознания.

То, как после окончания Второй мировой войны Германия провела работу по преодолению опыта нацизма, многие эксперты считают одним из самых успешных примеров в области «политики памяти».

В основу этого опыта легло понятие вины.

«Признать национальную вину вовсе не означает, как боятся многие, запятнать образ нации. Напротив, у нации появляется возможность внести изменения в самоидентификацию: категорически отмежеваться от преступлений, которые имеются в ее истории, и громко заявить о ценностях гражданского общества», – заявила в интервью Институту Гете исследователь культурного аспекта памяти Алейда Ассманн из Университета Констанца.

Особенность пути Германии заключается еще и в том, что к результату вели две дороги: послевоенная страна долгие десятилетия была разделена надвое, и каждая из частей по-разному относилась к историческому наследию.

Каждая из двух Германий находилась сначала под влиянием своих оккупационных властей, а затем вошла в свой идеологический, экономический и, наконец, военно-политический «лагерь».

И если в ФРГ общество с большим трудом, далеко не сразу, но все-таки сумело принять этот исторический опыт, то в ГДР долгое время старались относиться к событиям времен нацизма, как к чему-то, что далеко чуждо социалистическому обществу.

Экскурсии в лагеря смерти

Для обозначения политики по отношению к собственной государственной истории специалисты используют термин «преодоление прошлого».

В ФРГ этот процесс проходил в несколько этапов. Можно сказать, что первый из них начался сразу по окончании Второй мировой войны.

Страна была разделена на четыре оккупационных зоны, и союзники поначалу приступили к программе «денацификации» Германии, пытаясь координировать усилия. Соответствующее соглашение было подписано на переговорах в Москве в 1947-м году. Однако так продолжалось недолго. Вскоре Запад и Восток пошли каждый своей дорогой.

Западные союзники проводили эту политику последовательно и педантично – были определены несколько классов, на которые формально делились люди, и в соответствии с которыми они либо были наказаны, либо полностью избежали какого-либо ущемления в правах.

Население принудительно заставляли знакомиться со свидетельствами преступлений нацистов, их водили на экскурсии в лагеря смерти, показывали специально снятые кинофильмы.

Однако проводилась такая политика недолго – многие историки отмечают, что основным источником денацификации были иностранные государства, а внутри германского общества царила апатия.

Немцы были охвачены депрессией, страхом, разочарованием. Любые попытки осознать то, что произошло, какое-то время отвергались – люди стремились вычеркнуть этот период истории из своего сознания, отказаться от него, забыть.

Это происходило на фоне снижения активности западных стран, которые перестали считать возрождение нацизма в Германии серьезной опасностью – в любом случае большей угрозой для них становился СССР.

Осознание

На стыке 1950-х и 60-х годов начался обратный процесс – попытки возобновить диалог, общественное обсуждение причин и последствий периода нацизма.

Переломным событием стал «франкфуртский процесс» над надзирателями Освенцима – первое крупное судебное разбирательство в отношении нацистских преступников, проведенное правосудием ФРГ.

Слушания проходили в здании ратуши Франкфурта-на-Майне с конца декабря 1963-го по август 1965-го года. Перед судом предстало 22 подсудимых, из которых только четверо были оправданы. К пожизненному заключению были приговорены шестеро.

Этот суд стал катализатором процесса, начавшегося в обществе еще в середине 50-х годов. Российский историк Александр Борозняк в своей монографии «ФРГ: волны исторической памяти» отметил важную роль видных общественных деятелей, которые возглавили эту дискуссию.

«Люди, представлявшие цвет интеллигенции ФРГ, не страшились идти против течения, точно и глубоко осмысливали тревожную ситуацию в своей стране, указывали на антигуманную сущность фашистской диктатуры и на опасность ее забвения. Западногерманское общество нашло в себе силы и мужество услышать и понять своих духовных лидеров (к именам Адорно и Ясперса добавлю имена Петера Вайса, Генриха Белля, Вольфганга Кеппена, Гюнтера Грасса), воззрения которых оказали непосредственное влияние на смену вектора массового исторического сознания», – писал он.

Немаловажным также стал и тот факт, что в Германии выросло новое, послевоенное поколение. Молодые люди были свободны от сознания собственной, персональной вины и эта свобода позволяла им обсуждать трудные вопросы, зачастую – в форме противостояния, конфронтации со старшим поколением.

Стереотипы

Этот процесс был действительно сложным, поскольку он ломал некий установленный после войны статус-кво.

Ведь Нюрнбергский суд, а также проведенная оккупационными властями денацификация создавали иллюзию фиксации результатов войны: преступники получили по заслугам, остальным казалось, что они полностью невиновны.

Между тем, партийные функционеры, даже военные преступники продолжали занимать руководящие должности в различных структурах ФРГ. В это время начался процесс изучения их прошлого, который закончился не одной отставкой.

Ярким примером живучести стереотипов стала судьба выставки «Война на уничтожение – преступления вермахта 1941-1944». Во Франкфурте в 2000-м году в связи с этой выставкой разразился скандал – под некоторыми фотографиями оказались неправильные подписи, а, учитывая, что речь шла об убийствах мирных жителей, к этому отнеслись более чем серьезно.

В результате специальная комиссия разобралась и расставила правильные подписи, выставка до сих пор существует. Но сам факт того, что этот скандал разразился весьма примечателен – дело в том, что в Германии до сих пор существует устойчивое убеждение, что регулярная армия не была причастна к преступлениям, которые совершали войска СС, а также различные спецслужбы, такие как, например, гестапо.

Этот стереотип тесно связан с тем, что в Вермахте служило слишком большое число немцев – когда война стала тотальной, в армию забирали уже стариков и подростков. И хотя о преступлениях солдат армии говорилось в Нюрнберге, эти устойчивые представления оказалось сложно опровергнуть.

Антифашистское государство

В отличие от Западной Германии на востоке процесс осмысления итогов Второй мировой войны происходил в большей степени как процесс политический, причем заметную роль в нем играло противостояние с ФРГ и Западом.

Идеологическая конструкция Германской демократической республики была довольно громоздкой.

Правящая партия СЕПГ официально провозглашала антифашизм как свою идеологию. При этом говорилось о том, что антифашистское движение внутри Третьего Рейха способствовало приближению победы и освобождения (8 мая в ГДР отмечался как День освобождения) вместе с победами Красной армии.

В совместной статье «Из мрака к звездам: государство в духе антифашизма», опубликованной в журнале «Не-прикосновенный запас», сотрудник Германского исторического музея Моника Флакке и искусствовед Ульрике Шмигельт рассуждают о том, как знаменитый памятник Воину-освободителю в Трептов парке стал неофициальным символом восточногерманского государства.

«Ребенок здесь служит олицетворением безвинного, ставшего орудием в руках империалистов и милитаристов немецкого народа, который, так же, как и другие порабощенные Гитлером народы Европы, был освобожден Красной армией от господства национал-социализма. Таким образом, этот советский монумент не только выражал триумф победителя – с ним могли идентифицировать себя и «освобожденные». Правда, в то же время от них требовалась благодарность и неявно, как некая ответная услуга, верность и послушание», – пишут они.

При этом, по словам авторов статьи, тот смысл, который был изначально заложен в памятник советским автором Вучетичем, оказался в тени: «Главные элементы, составляющие советскую память о войне – скорбь и триумф, – были вынесены за скобки».   

На первый план было вынесено освобождение, против чего, впрочем, Советский Союз особенно не протестовал.

ГДР, объявившая об окончательной победе над фашизмом и антисемитизмом, постаралась обе этих темы, если не вычеркнуть из сознания немцев, то свести дискуссии о них к минимуму.

О масштабах Холокоста в Восточной Германии старались не упоминать, и даже о том, что творилось в лагерях смерти, говорилось в контексте «жертв гитлеровского режима». Это было вполне в духе советской пропаганды, которая говорила о массовых убийства советских граждан, не уточняя их национальность.

Консервация памяти

При этом, как отмечает специальный корреспондент журнала «Эксперт» в Германии Сергей Сумленный, в ГДР никакого переосмысления нацистского прошлого не происходило вообще.

И в таких условиях бывшие нацистские функционеры часто оказывались на государственных должностях.

«Там был короткий период, когда преследовали нацистских преступников, в лагеря сажали и так далее. Но большое количество нацистских преступников было интегрировано во властный аппарат ГДР», – рассказал он в интервью Би-би-си.

При этом, отмечает журналист, восточногерманские пропагандисты очень любили обвинять в том же ФРГ, где общество, перерабатывая и переосмысливая опыт, как раз старалась выводить таких людей на чистую воду.

Неонацизм

В 1970-х годах, как рассказала Би-би-си сотрудник Немецкого культурного центра имени Гете в Москве Симоне Фогт, в Восточной Германии среди подростков были нередки случаи увлечения нацизмом.

«В школах тогда появились первые неонацисты. Они отрицали это все [официальную позицию государства по отношению к национал-социализму], у них был культ Гитлера. Они были среди моих ровесников в 8, 9, 10 классе, это были мои ровесники... В каждом классе один-два человека. Было такое», – вспоминает она.

Правда, как говорит Симоне Фогт, это был скорее бунт подростков против своих родителей, против официальной идеологии, которую навязывали им в школе.

Она сравнивает эти настроения с левыми движениями в ФРГ, где действовала даже террористическая левацкая группировка «Фракция Красной Армии».

В ГДР прозападные или реваншистские настроения, разумеется, не могли обостриться в условиях тотального контроля министерства государственной безопасности – знаменитого «Штази».

Однако, как отмечает Сергей Сумленный, после объединения двух Германий стало видно, что наличие идеологического давления со стороны государства на Востоке оказалось гораздо менее эффективно для переосмысления и переработки опыта, чем болезненный и сложный процесс, который проходил на Западе.

По его словам, это заметно на многих примерах, но ярче всего это проявляется именно в настроениях людей – именно на востоке, по его словам, неонацистская идеология находит большинство приверженцев. «Многие неонацистские банды, последняя из которых – Национал-социалистическое подполье, которое убивало людей – были из Саксонии», – сказал он.

Общественная дискуссия

Тем не менее, в Европе многие убеждены, что немецкий опыт переосмысления такого тяжелого исторического наследия вполне может считаться образцовым.

По словам Сергея Сумленного, существует огромное количество частных инициатив по увековечиванию памяти о прошлом. «Вы не сможете пройти мимо. В центре города стоят информационные стелы, которые напоминают, что здесь планировалось убийство психически больных людей, здесь – убийство детей с отклонениями психического развития. Абсолютно частная инициатива – камни преткновения. Вы можете сделать пожертвование, и в мостовую будет вмонтирован бронзовый квадрат на месте какого-то дома, где жил человек, который был депортирован и убит», – рассказывает он.

По словам журналиста, в Германии на добровольных основах трудится немало историков-любителей, которые разыскивают в архивах документы, которые затем, к примеру, помогают бывшим жителям Восточной Европы, угнанным в Германию на принудительные работы, получить об этом свидетельства.

Российский историк, руководитель программы «Public History» в Московской высшей школе социально-экономических наук Вера Дубина рассказала, что в Германии с 1990-х годов во многих регионах существуют так называемые WerkStadt – местные краеведческие лаборатории, в которых местные энтузиасты сотрудничают с профессионалами. В этих лабораториях скрупулезно изучается история небольших городов, даже улиц.

Разумеется, в современной Германии многие исторические положения закреплены на государственном уровне – например, отрицание Холокоста является уголовным преступлением. Однако процесс переработки исторического опыта идет, прежде всего, на уровне личном, гражданском.

Национальная индентификация германского народа во многом строится на итогах переосмысления нацистского прошлого. Однако это не отшлифованный идеологической машиной и официально утвержденный на высшем уровне образ, а живое и сложное чувство, рожденное не без мучений.

Павел Аксенов