Толерантность и очевидные вещи

Новый виток колониализма кажется неизбежным.

Нынешняя избыточная политкорректность заставляет нас не замечать очевидные вещи. Например, что женщины слабее мужчин не только в борьбе и беге, но и в шахматах. Что черные люди доминируют в баскетболе, а в хоккее их, наоборот, встречается крайне мало. Что самые успешные государства третьего мира – сплошь бывшие британские колонии, а больше всего проблем, наоборот, с теми, кого колонизация практически не коснулась. И еще много–много подобных вещей, говорить о которых теперь считается неприличным. При этом подобные табу ведут не столько к увеличению толерантности, сколько к потере адекватности: ведь если не учитывать важные факторы, то и принимаемые решения будут, естественно, неверными.

В последние десятилетия мир стонет от проблем миграции. Миллионы беженцев наводняют Европу, в Америке спорят о том, что делать с безумным по любым меркам количеством нелегалов, на московских кухнях пытаются выяснить, резиновая столица или все-таки не совсем. Правительства вводят визы и квоты, строят стены и концлагеря, запрещают и регулируют, но в конце концов все заканчивается легализацией очередной волны «понаехавших» и подготовкой к приему следующей. И что делать с этим новым переселением народов, никто по–прежнему не знает. Поскольку обсуждать его истинную причину политкорректность все еще не позволяет, а искать под фонарем так же бессмысленно, как и раньше.

Если же наплевать на этикет и реверансы, то совершенно очевидно, что истинной причиной миграционных проблем XXI века является политика деколонизации прошлого столетия. Люди ведь редко переезжают куда ни попадя, обычно они стремятся к более комфортной, цивилизованной, да попросту сытой жизни, направляясь туда, где им могут предложить что-то такое, чего нет или почти нет шансов достичь на родине. Проще говоря, миграционные потоки всегда направлены оттуда, где хуже, туда, где лучше. Как бы ни хотелось «патриотам» думать иначе, успех даже не страны, а культуры легко измерить тем, сколько людей стремится влиться в нее и сколько мечтает от нее убежать. И мигранты, устремляющиеся в Европу, Америку, Россию, – это отнюдь не цветущие бюргеры из благополучных богатых краев, и едут они вовсе не потому, что пресытились спокойствием и достатком. Люди бегут от проблем, будучи не в силах их решить, бегут оттуда, где общество выстроено плохо, туда, где оно лучше.

И здесь их подстерегает очевидная проблема. Чем больше иммигрантов прибывает в страну, тем сильнее размывается ее культура, та самая, ради которой они сюда стремились. Ведь сенегальцы едут во Францию не для того, чтобы превратить ее в Сенегал, они едут затем, чтобы жить как французы. А русские стремятся в Америку вовсе не затем, чтобы построить в ней вторую Россию, а для того, чтобы наслаждаться достижениями двухсотлетнего господства белых англосаксонских протестантов. И, если и пока общество не переварит всех «понаехавших», если оно становится «мультикультурным» и принимает привносимые извне правила, сама миграция обессмысливается – зачем ехать туда, где все так же, как дома? Ну разве что для того, чтобы паразитировать на налогах богатых граждан, которые с каждым эшелоном прибывающих становятся немного беднее.

Принимать и принимать все возрастающее количество мигрантов – очевидно тупиковый путь, ведущий к цивилизационной деградации и, как однажды случилось с Римом, очередному Средневековью. Но и закрыть границы, окопаться и запереться в своем муравейнике тоже не вариант. Невозможно сдержать напор миллионов людей пулеметами и колючей проволокой, негуманно и неэтично поступать так с людьми, вся вина которых в том, что они родились в неудачном месте; наконец, без конкуренции и «свежей крови» нации довольно быстро вырождаются сами по себе. Единственно возможный выход – внешняя экспансия. Та самая «политика колониализма», которую официально прокляли и вымазали грязью сто лет назад.

В самом деле, если успешные страны и культуры не могут принять всех желающих в силу ограниченности собственных территорий, почему бы не передать им территории менее успешных? Если алжирцы и сенегальцы ищут во Франции французского миропорядка, быть может, надо не открывать для них Париж, а вернуть этот порядок в Алжир и Сенегал? Если караваны беженцев из банановых республик устремляются в США, возможно, вместо того чтобы запускать их в Техас, стоит присовокупить к Америке еще пару десятков новых штатов? Богатым и успешным – вернуться к «бремени белого человека», взять на себя ответственность за отстающих, а отстающим – перестать корчить из себя равных богатым и успешным? Не претендуя на справедливость, такой размен видится не только честным, но и неизбежным. Как ни крути, страны – доноры рабочей силы все равно попадают в финансовую и политическую зависимость от акцепторов своих диаспор, и отсутствие юридического закрепления этой зависимости создает гораздо больше проблем, чем решает. Новый виток колониализма кажется неизбежным, и так, честное слово, будет лучше для всех.

А что же, спросите вы, делать с миллионами людей, которые вовсе не думали никуда эмигрировать? Для них новые порядки вряд ли станут чем-то особо тягостным, все же со времен конкистадоров человечество довольно далеко ушло по пути социальной ответственности и гуманизма. Надо только перестать внушать им, что лучший правитель для людоедов – такой же людоед, а не «безжалостный эксплуататор» в пробковом шлеме. Потому, что это неправда.

Константин Хайт