Кто имеет право на российскую двойную пенсию?

Помимо ветеранов – федеральные госслужащие.

В Пенсионном фонде России напомнили, что право на две пенсии, помимо членов семей ликвидаторов аварии на Чернобыльской АЭС и тех, кто получил радиационное заражение, имеют несколько категорий российских граждан.

Во-первых, это участники Великой Отечественной войны (ВОВ).

Во-вторых, те, кто стал инвалидом вследствие военной травмы.

В-третьих, родители и вдовы (не вступившие в новый брак) военнослужащих, проходивших службу по призыву, погибших или умерших в период прохождения военной службы, либо вследствие военной травмы после увольнения с военной службы.

В-четвертых, граждане, награжденные знаком «Жителю блокадного Ленинграда».

В-пятых, граждане, принимавшие участие в ликвидации последствий катастрофы на Чернобыльской АЭС в зоне отчуждения.

В-шестых, космонавты, летчики-испытатели и федеральные государственные гражданские служащие. Они получают страховую пенсию по старости плюс государственную пенсию за выслугу лет. К федеральным государственным гражданским служащим относятся граждане, замещавшие должности федеральной государственной гражданской службы, государственные должности федеральной госслужбы, государственные должности федеральных госслужащих.

Теперь к этим привилегированным категориям граждан добавится еще одна, сообщает «Российская газета». Депутат Госдумы Андрей Барышев внес на рассмотрение нижней палаты парламента законопроект, предусматривающий возможность получения второй пенсии семьям пострадавших в Кыштымской аварии 1957 года.

В пояснительной записке к законопроекту он отметил, что сейчас на вторую пенсию имеют право нетрудоспособные члены семей граждан, получивших или перенесших лучевую болезнь и другие заболевания, связанные с радиационным воздействием из-за катастрофы на Чернобыльской АЭС или с работами по ликвидации ее последствий, а также граждан, ставших инвалидами вследствие катастрофы, и граждан, принимавших участие в ликвидации ее последствий в зоне отчуждения. Семьи этих граждан могут получать пенсию по случаю потери кормильца и страховую или социальную пенсию по старости (инвалидности).

Однако нетрудоспособные члены семей ликвидаторов и тех, кто подвергся воздействию радиации во время аварии в 1957 году на производственном объединении «Маяк» и из-за сбросов радиоактивных отходов в реку Теча, не могут по действующему закону получать пенсию по случаю потери кормильца. Как считает депутат Барышев, эту несправедливость необходимо устранить и уравнять семьи в правах.

Кыштымская авария – первая в СССР радиационная катастрофа

29 сентября 1957 года на химкомбинате «Маяк», расположенном в закрытом городе Челябинск-40 (ныне Озерск), произошла первая в СССР радиационная чрезвычайная ситуация техногенного характера.

Властям удалось сохранить втайне эту аварию глобального масштаба. Информация о катастрофе стала доступна лишь в конце 1980-х годов, то есть спустя 30 лет после случившегося. А об истинных масштабах катастрофы стало известно еще позже.

В засекреченном Челябинске-40, ближайшим населенным пунктом к которому был Кыштым, располагалось крупнейшее советское химическое предприятие «Маяк», на котором хранились большие объемы радиоактивных отходов. Отходы находились в стальных контейнерах, помещенных во вкопанные в землю резервуары. Контейнеры были снабжены системой охлаждения, поскольку от радиоактивных элементов шло выделение большого количества тепла. Но в тот день система охлаждения в одном из резервуаров вышла из строя. Давление внутри контейнера стало расти, и в 16:22 по местному времени произошел сильный взрыв.

В результате в атмосферу было выброшено примерно 20 млн кюри радиоактивных веществ. Сила взрыва в тротиловом эквиваленте превысила 70 тонн. Над предприятием повисло облако радиоактивной пыли. Это облако за 10 часов дошло до Тюменской, Свердловской и Челябинской областей. Площадь поражения была колоссальной – 23 000 кв. км.

Основная часть радиоактивных элементов осела на территории комбината «Маяк», где воздействию радиации подверглись все транспортные коммуникации и производственные объекты.

Мощность излучения в первые сутки после аварии составляла до 100 рентген в час.

Эвакуация людей из зоны заражения началась только спустя 10 часов после катастрофы, когда из Москвы пришло разрешение. Но эвакуировали население в открытых грузовиках, многие уходили пешком. В итоге более 5000 человек получили разовую дозу облучения примерно в 100 рентген.

Еще приблизительно 30 тысяч человек получили облучение радиацией, превышающее 25 бэр, во время ликвидационных работ, которые продолжались два года. К пострадавшим также надо отнести солдат из окрестных воинских частей, которые привлекались к опасным для жизни и здоровья работам, не зная о грозящей им опасности.

Согласно официальным данным, от радиационного облучения только в течение первых 10 дней погибли около 200 человек, общее число пострадавших оценивается в 250 тысяч человек. В результате химической катастрофы с зараженной территории химкомбината было вывезено более 10 тысяч сотрудников с симптомами лучевой болезни. У 2,5 тысячи человек лучевая болезнь была установлена с полной определенностью. В результате аварии 23 сельских населенных пункта были выселены и уничтожены, фактически стерты с лица земли.

Эта техногенная катастрофа была оценена в 6 баллов по международной семибалльной шкале.

Свидетельства очевидцев

«Моему отцу было 17 лет, и он учился в техническом училище в Свердловске (теперь Екатеринбург). 30 сентября 1957 года его и других его сокурсников погрузили прямо с занятий в грузовики и привезли на «Маяк» ликвидировать последствия аварии. Им ничего не сказали о серьезности опасности радиации. Они работали сутками. Им давали индивидуальные дозиметры, но за превышение дозы наказывали, поэтому многие люди оставляли дозиметры в своих ящиках для одежды, чтобы «не перебрать дозу». В 1983 году он заболел раком, его прооперировали в Москве, но у него начались метастазы по всему организму, и через 3 года он умер. Нам сказали тогда, что это не от аварии, но потом это заболевание официально было признано последствием аварии на «Маяке». Моя бабушка тоже участвовали в ликвидации аварии и официально получила большую дозу. Я никогда ее не видела, потому что она умерла от рака лимфатической системы задолго до моего рождения, через 8 лет после аварии», – дочь ликвидатора Надежда Кутепова, город Озерск.

«Мне было 9 лет, и мы учились в школе. Однажды нас собрали и сказали, что мы будем убирать урожай. Нам было странно, что вместо того, чтобы собирать урожай, нас заставляли его закапывать. А вокруг стояли милиционеры, они сторожили нас, чтобы никто не убежал. В нашем классе большинство учеников потом умерли от рака, а те, что остались, очень больны, женщины страдают бесплодием», – жительница села Татарская Караболка Гульшара Исмагилова.

«Я помню, что тогда в городе была жуткая паника. По всем улицам ездили машины и мыли дороги. Нам объявляли по радио, чтобы мы выбросили все, что было в тот день у нас в домах, и постоянно мыли пол. Много людей, работников Маяка тогда заболело острой лучевой болезнью, все боялись что-то высказать или спросить под угрозой увольнения или даже ареста», – жительница Озерска Наталья Смирнова.

«В закрытой зоне Челябинск-40 я служил солдатом. На третью смену службы заболел земляк из Ейска, прибыли со службы – он умер. При транспортировке грузов в вагонах стояли на посту по часу пока не пойдет носом кровь (признак острого облучения) и не заболит голова. На объектах стояли за 2-х метровой свинцовой стеной, но даже и она не спасала. А при демобилизации с нас взяли подписку о неразглашении. Из всех призванных нас осталось трое – все инвалиды», – свидетель П. Усатый.

«29 сентября 1957 года, мы, учащиеся Карабольской средней школы, убирали корнеплоды на полях колхоза им. Жданова. Около 16-и часов все услышали грохот откуда-то с запада и почувствовали порыв ветра. Под вечер на поле опустился странный туман. Мы, конечно, ничего не подозревали и продолжали работать. Работа продолжалась и в последующие дни. Через несколько дней нас почему-то заставили уничтожать не вывезенные еще к тому времени корнеплоды... К зиме у меня начались страшные головные боли. Помню, как я катался в изнеможении по полу, как обручем стягивало виски, было кровотечение из носа, я практически потерял зрение», – житель села Татарская Караболка Ризван Хабибуллин.

«Во время атомного взрыва я работала в колхозе. На зараженном радиацией поле собирала картофель и другие овощи, участвовала в сжигании верхнего слоя снимаемой со стогов соломы и захоронении пепла в ямы... В 1958-м году участвовала в очистке зараженных радиацией кирпичей и захоронении кирпичного щебня. Целые кирпичи, по распоряжению свыше, загружали в грузовики и отвозили в свою деревню... Оказалась, что я уже в те дни получила большую дозу облучения. Сейчас у меня злокачественная опухоль...», – жительница села Татарская Караболка Земфира Абдуллина.

«Когда прогремел взрыв, мне было 23 года, и я была беременна вторым ребенком. Несмотря на это, меня тоже выгнали на зараженное поле и вынудили копаться там. Я чудом выжила, но теперь и я, и мои дети тяжело больны», – жительница села Татарская Караболка Гульсайра Галиуллина.

«Первое воспоминание из детства, связанное с рекой (Течей) – это колючая проволока. Реку мы видели через нее и с моста, тогда еще старенького, деревянного. Мои родители старались не пускать нас на речку, не объясняя почему, видимо, сами ничего не знали. Мы любили подниматься на мост, любовались цветами, которые росли на небольшом островке... Вода была прозрачная и очень чистая. Но родители говорили, что река атомная». Родители редко говорили про аварию в 1957 году, а если говорили, то шепотом. Пожалуй, впервые осознанно я поняла, что с нашей рекой что-то не то, когда поехала с матерью в другую деревню и увидела другую реку. Я очень удивилась, что та река без колючей проволоки, что к ней можно подойти... В те годы не знали, что такое лучевая болезнь, говорили, умер от «речной» болезни... Врезалось в память, как мы всем классом переживали за одну девушку, у которой было белокровие, т.е. лейкемия. Девушка знала, что умрет и умерла в 18 лет. Нас тогда потрясла ее смерть», – рассказывает жительница села Муслюмово Гульфира Хаятова.

Валерий Грибанов