Коррупция в России: наказать нельзя, помиловать?

Что стоит за инициативой российского Минюста смягчить наказание за коррупционные правонарушения?

Министерство юстиции Российской Федерации планирует ввести поправки в законодательство о противодействии коррупции. На портале проектов нормативных правовых актов размещено соответствующее уведомление.

Внимание ряда российских изданий привлекло предложение не считать правонарушением те случаи, когда несоблюдение установленных запретов, ограничений и требований в отношении коррупционных действий было следствием «обстоятельств непреодолимой силы».

При этом никакой конкретики, что можно считать подобного рода обстоятельствами, в уведомлении не приведено. А это в свою очередь дало повод для комментариев, как в прессе, так и в блогосфере, где и перечень коррупционных правонарушений, за которые не будет следовать наказание, и сами обстоятельства «непреодолимой силы» трактуются весьма широко.

При этом сообщение о грядущем смягчении коррупционного законодательства совпало по времени с публикацией очередного доклада «Индекс восприятия коррупции», составленного Transparency International. Россия в этом списке занимает 138-е место из 180-ти возможных, где самые высокие места занимали страны с наименьшим уровнем коррупции.

Корреспондент Русской службы «Голоса Америки» побеседовала с российскими экспертами, чтобы выяснить возможные причины появления законодательной инициативы Минфина.

«Входит ли это вообще в полномочия Минюста?»

Профессор кафедры конституционного и административного права факультета права научно-исследовательского университета «Высшая школа экономики», доктор юридических наук Елена Лукьянова призналась, что не до конца поняла намерения авторов грядущих поправок. «Не факт, что они декриминализуют что-то. По-моему, речь идет о каких-то правонарушениях не уголовного характера. И это – первое, что остается неясным. Да, вносятся поправки в Закон о борьбе с коррупцией. Но непонятно: из Уголовного кодекса будет что-то изыматься, или речь идет о дисциплинарных вещах, которые смогут применяться к депутатам, министрам – какие-то запреты на их деяния», – рассуждает Лукьянова.

При этом она подчеркивает, что если речь все-таки идет о криминализации, то Минюст не является субъектом законодательной инициативы. «Мне очень странно, что это появилось на его портале. Потому что в данном случае субъектом законодательной инициативы является правительство. А Минюст – всего лишь одно из его подразделений. Входит ли это вообще в полномочия Минюста? Очень сомневаюсь! В таком случае, почему именно министерство юстиции начинает такие предложения выдавать? Кстати, от парламента ничего подобного не поступало», – обращает внимание собеседница «Голоса Америки».

Елена Лукьянова также напомнила: «термин “обстоятельства непреодолимой силы” – понятие общепринятое во всем мире, в том числе– и в нашем законодательстве. Оно выработано и не подлежит пересмотру. Если изобретаются какие-то другие обстоятельства, то все равно непонятно, о чем идет речь. О том, что в каких-то случаях что-то вообще выводится из-под ответственности? Но ответственность регулируется не антиткоррупционным законом, а соответствующими кодексами – административным, уголовным и так далее», – подчеркивает доктор юридических наук.

«Этот законопроект может породить коррупционную нишу»

О том, что подразумевается под «обстоятельствами непреодолимой силы» в своем комментарии для Русской службы «Голоса Америки» напомнил заместитель генерального директора «Трансперенси Интернешнл Россия» Илья Шуманов. «В российском гражданском кодексе есть целая статья, где описываются обстоятельства непреодолимой силы, или форс-мажор. Там упомянуты военные действия, техногенные катастрофы, эпидемии и экстраординарные события, которые воздействуют на здоровье и жизнь людей – забастовки, народные волнения и прочее», – перечисляет эксперт.

И отмечает: «Каким образом Минюст предлагает чиновникам не отчитываться в рамках приведенных событий – в уведомлении не описывается».

Шуманов считает, что в данном случае речь идет не о преступлениях коррупционной направленности, предусмотренных действующим Уголовным кодексом и которые следует наказание, а о коррупционных правонарушениях. То есть – о запретах и ограничениях, которые установлены для публичных должностных лиц. А также о нарушениях, которые характеризуются, как невыполнение этими лицами своих должностных обязанностей. Шуманов поясняет, что в данном случае имеются в виду незадекларированные доходы, открытие счетов в иностранных банках, использование иностранных финансовых документов, занятие предпринимательской деятельностью, не декларируемые подарки и неурегулированные конфликты интересов.

Заместитель генерального директора «Трансперенси Интернешнл Россия» заметил, что он не будет давать оценочные суждения инициативе Минюста, заметив: «Если мы скатимся в эмоциональную категорию, это будет не очень корректно для комментирования законов, и юристы не должны этого делать».

В целом же Шуманов воспринимает данную инициативу, как «пустую, которую не следует поддерживать ни в публичном пространстве, ни в законодательном плане. Потому что под ней нет никакого общественно значимого базиса, подразумевающего устранение нормативно-правовых коллизий. Зато есть понимание, что этот законопроект может породить коррупционную нишу, поскольку он формирует исключение из общих правил, которое позволяет чиновникам нарушать законодательство и совершать коррупционные правонарушения, ссылаясь на какие-то нормы “непреодолимой силы”», – заключает Илья Шуманов.

«Борьба идет за передел собственности и полномочий»

Своими соображениями поделился и профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге, кандидат экономических наук Дмитрий Травин.

Он заметил, что оценивать данную инициативу трудно до получения подробных пояснений от самого Минюста. Пока же Травин предполагает следующее: «Речь, скорее, идет не о принципиальной защите коррупционеров, а о том, что на базе борьбы с коррупцией в России в последние годы резко усилилось противостояние так называемых силовиков и бюрократов. Хватают много, сажают много за коррупцию, и создается ощущение, что бюрократический аппарат пытается себя как-то защитить и найти юридические помехи для того, чтобы различные силовики – ФСБ, Следственный комитет и так далее – могли бы меньше на них наезжать», – считает экономист.

Травин замечает, что понять, насколько эта гипотеза соответствует действительности, можно будет только после прочтения текста документа. «Но понятно, что борьба с коррупцией сегодня используется в России не столько для того, чтобы ее уменьшить, поскольку эта борьба очень интенсивно идет уже лет шесть, и уменьшения не видно. Борьба идет за передел собственности и полномочий. Мы видим, что можно посадить в тюрьму министра экономики или губернаторов по очень странным обвинениям, которые многим кажутся недоказанными. Но, тем не менее, если силовики захотят, они это сделают. Поэтому мне кажется, что в ближайшее время основная коллизия будет развиваться в этом направлении», – подытоживает профессор ЕУСПб Дмитрий Травин.

Анна Плотникова

Корреспондент «Голоса Америки»