Бойкот русской культуры – проявление невежественности

«Аэрли из Хьюстона сразу согласилась: «Ridiculous», других мнений не было».

Крылатая фраза «Когда говорят пушки, музы молчат» нашла подтверждение на новом этапе российско-американских отношений. Вслед за политическими и экономическими санкциями последовали отмены выступлений российских деятелей искусства.

В политически расколотой Америке конфликт в Украине оказался сплачивающим фактором. В позициях демократов и республиканцев, в медиа разных ориентаций нет больших различий. Граждане вывешивают украинские флаги, выливают публично русскую водку, русские рестораны пустуют, в украинских стоят очереди.

Широкий резонанс имела отмена выступлений Валерия Гергиева, Анны Нетребко, Дениса Мацуева, музыкантов с мировой репутацией. Метрополитен-опера объявила, что не будет сотрудничать с организациями и исполнителями, которые поддерживают российское правительство. Аналогичные заявления сделали руководители многих музыкальных учреждений.

Ряд западных исполнителей отменили свои гастроли в России. Компании звукозаписи и менеджменты Sony, Warner music, Universal music, Live Nation объявили о прекращении сотрудничества и бизнеса в России.

«Нью-Йорк таймс» публикует письмо читателя: «Я был шокирован решением допустить к участию (в конкурсе Ван Клиберна в Техасе) пианистов из России... Я призываю пересмотреть решение». Автор предлагает любителям музыки высказать их мнение.

Воспользуюсь предложением: по-моему, автор не понимает ни музыки, ни ее истории. Клиберн имел возможность приехать в Москву в разгар холодной войны, был допущен к самому престижному в мире конкурсу Чайковского, получил высшую награду и обрел беспрецедентную славу и популярность.

Музыкальный критик Алекс Росс пишет в «Ньюйоркере»:

«Убеждение, что каждый русский должен осудить власть перед выступлением в Америке или Европе, грустно...». Росс напоминает пример Шостаковича, который, приехав в 1949 году в Нью-Йорк, ответил на вопрос о статье в «Правде», где гениальный композитор был подвергнут разгромной критике: «Я полностью согласен с «Правдой». Добавлю, что в «Исповеди» Шостакович сетовал: западные корреспонденты уедут домой, а ему оставаться. Журнал Tablet пишет об «абсурде, моральной и исторической невежественности бойкота русской культуры, оргии антирусских предубеждений».

На днях мы встретились у нас в Поконо с музыкантами Хьюстонского симфонического оркестра – супругами Аэрли и Колином и их сыном Корином. После «Happy birthday...» я спросил об их отношении к отмене выступлений российских коллег. Дискуссии не было, Аэрли сразу согласилась: «Ridiculous», других мнений не было.

Незадолго до отмены гастролей Гергиева и Мацуева после концерта в Карнеги-холле мы зашли в соседний ресторан «The Russian tea room». Официант Владимир, из Нижнего Новгорода, радостно сообщил, что купил билеты на выступление российских музыкантов. У них есть много поклонников и среди американцев.

Но дело не в любви и не в оценках дарования. Мацуев не всем и в России нравится, его называют «молотобоец», сломанная ножка у концертного рояля не анекдот, а его рук дело. Гергиев обладает чудовищной работоспособностью. В те же дни, когда планировалось его выступление в Карнеги-холле, он дирижировал в Ла Скала. Такая продуктивность сказывается на проведении репетиции, очевидной усталости. И у него в России есть кличка «шашлычник» – за темперамент, бурю и натиск; одни говорят в шутку, другие с осуждением. Нетребко великая певица, но она настолько усвоила психологию супердивы, что это порой затмевает сценический образ.

Но все это не имеет значения при решении вопроса, кому дозволено, а кому нет выйти на сцену. Слова Вольтера как раз по этому поводу: «Мне ненавистны ваши убеждения, но я отдам жизнь, чтобы вы могли иx свободно высказывать».

Есть много обстоятельств, определяющих личность и поступки. Необязательно это связано с репрессиями и цензурой. Ростропович говорил мне, используя все богатство русского языка, что ему приходится делать, ублажая спонсоров. Владимир Спиваков рассказывал, как после концерта он зашел в артистическую, чтобы поблагодарить Лорина Маазеля. Пришлось долго ждать. По его словам, какая-то дура долго рассказывала великому дирижеру о своем отношении к Моцарту, он терпеливо слушал – спонсор.

Вне политики или часть политики

Культурный обмен всегда воспринимался как путь к сближению между странами и народами. Даже в разгар холодной войны легендарный импресарио Сол Юрок (Соломон Исаевич, родом из Харькова) приглашал в Америку Большой и Кировский балет, Давида Ойстраха, Галину Уланову, Мстислава Ростроповича, Эмиля Гилельса, Галину Вишневскую. Американцы мечтали услышать Святослава Рихтера, советские власти долго препятствовали его гастролям за границей. Но когда в 1960 году он сыграл 30 концертов в США и Канаде, это стало подлинной сенсацией в культурной жизни.

Когда в 1958 году Клиберн победил на конкурсе Чайковского (награда была согласована с Хрущевым), мы стояли за полночь у балкона его номера в «Национале», пели «Подмосковные вечера», зажигали свечи, событие незабываемое. Отношения США и СССР потеплели.

Выступление Владимира Горовица в Москве в 1986 году стало мировым музыкальным феноменом. По общему признанию, это был один из лучших концертов в его жизни. Зал Консерватории еще не знал такой реакции публики. Многие плакали, после концертов, несмотря на зимний холод, долго не расходились. Приемом гостя занимались Минкульт под присмотром ЦК, американское и английское посольства. Композитор Альфред Шнитке сказал коллегам: «Мы видим, что такое абсолютная свобода». Я был на всех концертах и репетициях Горовица, и хотя многие годы проводил в Консерватории почти каждый вечер и в Америке часто бываю на концертах, игра великого музыканта осталась самым ярким впечатлением моей жизни.

Пушкинская фраза из «Моцарта и Сальери» «Гений и злодейство – две вещи несовместные» не всегда находит подтверждение. Это наглядно проявилось в нацистской Германии и в Советском Союзе. Инакомыслие, противостояние идеологическим канонам не допускалось и каралось, и в то же время пропаганда активно использовала искусство для формирования общественной психологии и сознания.

Классическая музыка – наиболее абстрактное из искусств, выражение общечеловеческих ценностей, универсальных высот творчества. Но ее, как и литературу, кино, театр, живопись, тоталитаризм подчинял контролю.

Томас Манн говорил, что при нацизме великое искусство служило великому злу. Особенно успешно нацисты использовали гений Рихарда Вагнера. Злодеи в его операх были наделены стереотипными антисемитскими чертами. Его опус «Еврейство в музыке» послужил одним из краеугольных камней нацистской идеологии.

Рихард Штраус радовался, что Гитлер ценит искусство. Фашистский режим возвел в национальный культ Баха, Бетховена, Брамса, Вагнера, Штрауса, Брукнера, субсидировал и награждал лояльных дирижеров и исполнителей. Несогласные должны были покинуть страну или подвергнуться жестокому наказанию.

Такой же подход был в Советском Союзе. «С кем вы, мастера культуры?», «Кто не с нами, тот против нас», заявлял Горький. «Я хочу, чтоб к штыку приравняли перо», мечтал Маяковский. Хотя музыканты пострадали от репрессий меньше других творческих коллег, но многие вынуждены были эмигрировать, лишались доступа к концертным залам, подвергались разгромной критике.

Многим пришлось доказывать свою лояльность, сочиняя кантаты и оратории о Сталине и партии.

Но при всех ограничениях плодотворно работали Шостакович, Прокофьев, Хачатурян, Кабалевский, Шнитке. Даже в разгар антисемитских кампаний Гилельс, Ойстрах, Коган, Берлинский выступали в лучших залах и на кремлевских концертах. Продолжая национальную традицию, советские музыкальная и балетная школы установили репутацию лучших в мире.

Но история доказала, что отсутствие творческой свободы губительно для общества и личности. Показательны масштабы бегства людей искусства из тоталитарных стран, музыкантов особенно.

«Служенье муз не терпит суеты» (Пушкин)

Демократическое общество не обеспечивает субсидии культурным учреждениям и творческим работникам; зависимость от спонсора, от массового спроса, мало соответствующего эстетическим критериям, имеет свои печальные последствия. Политкорректность привела много бездарности в репертуар и исполнительство. Но ни при каких условиях музыкант, актер, художник, автор не хотели бы жить и работать в режиме государственного или партийного контроля.

В концертном зале я менее всего думаю о политических взглядах музыкантов, об их цвете кожи и родословной; если что и вызывает протест, то превращение классики в шоу-бизнес, продвижение композиторов и исполнителей по критериям, не имеющим ничего общего с их талантом.

В демократическом обществе есть выбор, какую книгу читать, какую музыку слушать. Можно принимать мнение писателя или артиста близко к сердцу, можно не соглашаться, можно игнорировать. На концерт, в оперу и балет не ходят по политическим предпочтениям.

Но великие музыканты, даже обитая на олимпийских высотах, общаясь с богами, не живут в замках из слоновой кости, не отчуждены от общественных проблем, имеют свои убеждения и пристрастия. Немало из них используют высокий статус для пиара – рынок есть рынок, и тщеславие человеку не чуждо, творческому тем более.

Иногда общественная активность музыканта играла благотворную роль, например Тосканини и Казальс в борьбе с фашизмом, Ростропович и Мазур в противостоянии социалистической диктатуре. Но во все времена были и талантливые артисты, готовые служить властям и покровителям. В каком направлении и как далеко идти, личное дело и выбор каждого.

В перестроечные времена музыковед Леонид Гаккель опубликовал статью «Музыканты, подальше от властей». Статья вызвала много противоречивых откликов, она не устарела, и споров о ней и сегодня было бы не меньше. Но у служителей музыки есть безграничные возможности для самовыражения и творчества на благо общества с помощью таланта, который дали им бог и профессиональная деятельность. Каждая их встреча с публикой – дар и откровение; занимаясь политикой, много нового и интересного они не скажут.

Леонид Гольдин