Носки. Или почему женщина готова идти в поход в горы

Рассказ.

Юля была очень хорошей. Причем, всегда. В детстве о таких говорят «золотой ребенок», потом – «прекрасная ученица», годам к двадцати – «умница». После замужества она, конечно, стала «очень хорошей хозяйкой». Словом, отличница. Не обладая большими талантами, Юля всегда хорошо выполняла все, за что принималась: вполне прилично готовила, неплохо владела фортепиано, умела вести беседу, принимать гостей, вдобавок вполне прилично разбиралась в живописи и даже записалась на курсы рисования, когда ей уже было за тридцать. Рисовала она неважно, слишком старательно и по-ученически аккуратно, но очень это любила, тем более домашние всегда заботливо хвалили ее работы. Юля была очень нежна и ранима, поэтому увлечение живописью чрезвычайно подошло ей, давая возможность проявить себя без стрессов и конкуренции.

Замуж Юля вышла довольно поздно по понятиям ее окружения – в 27, познакомившись со своим будущим мужем на работе. Обычно женщины такого типа знакомятся именно на работе, так как привыкли жить в школьном режиме: вставать рано утром, часов в шесть-семь, идти в школу (потом на работу), дружить с одноклассниками (сослуживцами), обязательно иметь в классе (коллективе) лучшую подружку, с который парочкой можно прогуляться в туалет (столовую) в перерыв, и обязательно влюбляться только в одноклассников (сослуживцев)... Муж ее был статен, красив, и ко всему прочему всего на три года старше ее – отличная партия. Еще у него было очень звонкое имя – Владислав. Не то, чтобы ах, но вполне солидно. Это Юле очень нравилось. Она вообще любила все прочное, солидное, приличное и со вкусом. В пользу Владислава было еще и то, что у него и Юли было немало общих интересов, а также схожие вкусы и взгляды на жизнь.

Вернее, ему чаще всего было совершенно все равно, а у нее вкусы были. И он не противился. Это называется одинаковым мировоззрением. Так что относительное единение душ намечалось. Правда, Владислав был эгоист, но это можно было списать на творческую натуру, типичный характер красивого мужчины или тонкую ранимую душу внешне сильного самца. Юля так и делала. После замужества Владиславу сразу же купили солидный кожаный пиджак самой лучшей светлой замши, его холили всем семейством и сквозь пальцы смотрели на все шероховатости его образа и поведения. Юля Владислава очень любила.

Не ясно, когда и как образовался надлом в ее жизни. Она погрязла в заботах об уходе за Владиславом и хозяйстве, которое выстраивалось для его лишь комфорта. Он требовал внимательного ухода и заботы, какой требуют капризные комнатные растения: хочешь, чтоб цвел – суетись. Вот Юля и суетилась: он парил где-то на своей орбите, она парила вокруг него, расчищая эту его орбиту от любых преград. Но, несмотря на количество бытовых дел (и даже вопреки этим делам), она решила всерьез заняться живописью, чтобы стать профессиональной художницей. После года упорных занятий стало ясно, что художницей Юле, увы, не стать. Но ее упорство школьной отличницы, оптимизм и несомненная любовь к живописи не дали ей завянуть среди вереницы домашних обязанностей: через пару лет Юля открыла в Питере свою небольшую галерею «Галатея» по продаже картин и бижутерии ручной работы. Несмотря на то, что картины и бижутерия в «Галатее» были не ее персональным творчеством, Юлю это ничуть не печалило: товары бойко продавались под ее хватким руководством, дело росло, поэтому Юля была рада. И все бы хорошо. И все бы прекрасно. Но эгоизм Владислава начал зашкаливать, ведь теперь внимание было переключено на галерею, а ему уделялось меньше времени. Вдруг у этого капризного комнатного цветка появилась конкуренция в виде бизнеса хозяйки. Владиславу больше не покупались замшевые пиджаки с той регулярностью, к которой он привык, и он был категорически не готов делить себя и свое выхоленную альфа-душу с чем-то еще.

Нет, Юленьку он вроде как и любил, но ухаживаний за собой, как за миллионершей, не оформившей завещания, ждал. Ведь он – тонкая натура. Он – кормилец, опора и солнце семьи. В замшевом пиджаке. А тут какие-то заказчики, клиенты, творческие встречи в галерее… Жена вертится где-то на другой орбите. Владислав оскорблялся. Юля разрывалась.

В жизни Юленьки наступила просто по-ночному беспросветная и по-шоколадному коричневая полоса забот и отчаяния. Такое иногда случается с женщинами, у которых мужья в замшевых пиджаках и с амбициями. Владислав же в силу своего эгоизма не замечал ничего, кроме себя, тем временем, как у Юленьки трескались до крови руки от постоянного мытья и уборки дома и гудели от усталости ноги от многочасовой беготни в галерее. Она сжалась, как больная птица. Заметно поубавились ее крылья, глаза ввалились в темные колодца. Детей у них не было.

Но она терпела. Юля терпела все, всегда. Ведь отличницы обожают работу над ошибками, потому что их с детства приучают не игнорировать неудачи, а прорабатывать их, тратя на зачастую ненужную никому проработку силы и время, вместо того чтобы иногда закинуть неудавшееся подальше и забыть. Юля тихо, беспрекословно вытягивала на себе их прекрасную лодку любви, за годы превратившуюся в большой корабль, доверху нагруженный заботами, вещами, делами, картинами, претензиями мужа. И как вишенкой на торте – его замшевым пиджаком, который Юля обязана была сдавать в химчистку дважды в год. Она прощала мужу все. Даже не то, чтобы прощала, а просто не замечала. Она мужа очень любила и потому закрывала глаза на все, кроме одной мелочи. По-настоящему Юленька не могла простить мужу только одно: носки.

Владислав всегда, ежедневно и годами разбрасывал свои носки в ванной. Забираясь в душ после работы, он привычно оставлял грязные носки на полу и никогда их не убирал. Ни-ког-да. А выходя из душа, наступал на носки, оставляя лежать их в пенной луже воды, которая расплескалась, пока он принимал душ. Каждый день, приходя из галереи домой, Юля хотела лишь одного: принять душ с пенным пахучим мылом. Сделать, наконец, маску для лица. Намазаться каким-нибудь хорошим кремом и хотя бы на час почувствовать себя не лошадью искусства, а просто Юленькой. Но ежедневно вместо приятного предвкушения отдыха в ванной, она натыкалась на валяющиеся грязные носки, мокнущие в луже. И ее выворачивало. Нет, Юленька ему говорила. Нежно, последовательно объясняла. Ставила корзиночку специально для носков. Разъясняла, что ей неприятно и убрать носки – одна лишь ее просьба. Объясняла год. Потом пять. Потом шесть. Потом восемь… Потом плюнула и убирала носки молча: то с философским душевным покоем (ему не до того), то затихнув тяжелой возмущенной обидой. Убирала каждый день. Неделями. Месяцами. Годами.

После еще шести лет безмолвного убирания его носков, Юлин протест перешел в бунт. Говорить, объяснять, скандалить – словом, отчаянно бороться за свое женское право на красоту быта и выполнение единственной ее просьбы – она стала на двенадцатый год совместной их жизни. Владислав же воспринял эти упреки по-своему, сделав выводы, что раз Юленька не любит его несвежие носки в луже, то она, безусловно, не любит и его прекрасную душу. Как будто грязные носки продолжение его чистой души. А сделав такие выводы – завел любовницу. Которая, как и все любовницы, восхваляла Владислава, словно продавец – арбузы, и, конечно, никогда не пилила его за носки. И не потому, что была благородна, а лишь оттого, что попросту не знала про его привычку, его носков не видела и не нюхала. Не для того она была нужна.

Все кончилось в новогоднюю ночь, когда в качестве подарка Владислав подарил Юленьке бесплатные пробники духов в маленьком подарочном пакете. Нет, пробники-то были от дорогих духов. Как говорят, люксовых. Вроде – живи да радуйся, Юля. Чего тебе еще надо. Муж подарил тебе прекрасные ароматы Франции, хоть и в гомеопатических дозах. Радуйся, что постарался, и ты теперь узнала названия духов, модных в будущем году. Купишь потом себе любые сама, чего мелочиться. Но загвоздка была в том, что эти бесплатные пробники Владислав получил из магазина только потому, что потратил внушительные деньги на роскошный флакон духов для своей любовницы. А продавщица в магазине, заподозрив у Владислава задатки турецкого падишаха, сунула ему в пакет с основной покупкой еще восемь пробников духов. Вроде как позаботилась о том, что если Владислав заведет гарем к следующим праздникам, он уже не будет мучиться с выбором подарков всем женам, и сразу же купит им по бутылке. То есть по большому флакону духов...

Юля, не проводя никаких расследований, сразу же это поняла. Каждая женщина знает, что у любой жены в нужный момент включается интуиция. Это как птицы летят на юг без компаса – они просто знают, и все. Им не надо видеть ни компаса, ни вывески «Юг там». Так вот Юля поняла. Это был страшный по своему унижению удар для нее. Вообще, на женщину можно накричать, женщину можно обругать, женщине можно даже соврать, не помочь. Женщину можно опустить до ранга комнатной мухи. И она простит. Она придумает оправдание и прилетит заботливой голубицей, прискачет беспокойной курицей, тихо подойдет недоверчивой цаплей или спикирует страстной орлицей обратно в гнездо. Женщина может вытерпеть многое. Но если женщину унизить именно как Женщину – дело труба. Точка невозврата. Оскверненное гнездо. И ни одна курица, ласточка, синичка, орлица, курица или утка в него не вернется.

Юля собрала вещи четвертого января и переехала жить в галерею. Ей так, в принципе, было даже удобнее вести бизнес. Подруги ей писали и звонили, продлевая агонию Юлиных душевных страданий, но ей было даже хорошо. Она родилась через боль в новую одинокую жизнь, и решила, что впредь ее жизнь будет посвящена только галерее. «Галатея» стала ее домом и крепостью.

К весне Юля расцвела и похорошела, похоронив все страдания куда-то далеко, в слой пепла и окаменевший лавы палеозойской эры, где покоятся кости динозавров и обиды оскорбленных женщин. Теперь она жила как хотела. И это было новое счастье свободной женщины.

С Виталиком она познакомилась случайно. Он был обычным электриком – приезжал как-то в галерею на вызов по установке нового освещения для картин. Обычный, хороший, добрый, вечный парень. С маленькими голубыми глазами, с большими залысинами, которые он скрывал под кепкой. С доброй улыбкой и увлечениями юного пионера: Виталик обожал походы, костры и сплав по рекам. Одевался он всегда в спортивное, от этого становясь еще более похожим на вечного туриста: джинсы, спортивная куртка, и кепка цвета новогодней звезды на елке, да такого яркого и красного, что от нее рябило в глазах. Но раз Виталик был электриком, то, вероятно, кепка служила намеком окружающим: мол, если вы меня вызовите, то я вам так ввинчу и запаяю, что и у вас засветится. Лампочка, конечно.

Юле он не нравился. Он был совсем не в ее вкусе. Безусловно, Владиславу Виталик уступал и по росту, и по статусу, и по образованию. Ясно, что Юленька привыкла к другому. И очевидно, что Юля совсем не хотела этих отношений. Но незаметно для них самих, Виталик с Юлей начали встречаться. От него два года назад ушла жена, поэтому им уж точно было, что обсудить и оплакать.

Когда Юля оказалась первый раз в квартире Виталика, ей не понравилось совершенно ничего. Было видно, что он ведет холостяцкий образ жизни и хозяйство ведет по-мужицки просто. Кроме того, в спальне Виталика стоял большой стол для его работы, с нагроможденными на нем микросхемами, лампочками, проводками, паяльниками и разными другими приборами, назначения которых Юленька не знала. А в гостиной Виталик хранил несколько пар лыж и походное снаряжение, включая большую палатку и электрогенератор. Юля со своими картинами и рембрандтами в душе была не впечатлена увиденным. Она знала, что Виталик мало ей подходил, но Юлю уж очень подкупала его забота и похожий опыт неудачного брака. И потом – решающий фактор аккуратно висел на батарее. Носки. НОСКИ! Юленька заметила, что каждый вечер Виталик аккуратно вешал свои носки на батарею сушиться, и была потрясена до глубины души. Каждое утро Виталик подходил к батарее, брал носки и надевал. А вечером не успевала Юленька оглянуться – как носки сушились вновь. Юленька ликовала в абсолютном восхищении. Здесь ей никогда не придется их подбирать!

Юля переехала к нему в июле, ровно через сутки после того, как она хладнокровно оформила с Владиславом развод. Она не испытывала к Виталику великих чувств, но была уверена, что он идеально ей подходит (в первую очередь, из-за его славной привычки с носками). Юлин развод и ее переезд они отмечали в один день весьма воодушевленно. По такому случаю Виталик устроил им пир из пельменей и коробки магазинных суши, подарил Юле гортензию в горшке, и они Юлей весь вечер обсуждали планы летного похода с палатками в горы. Он уговаривал ее, что первая в ее жизни авантюра с горным походом пойдет на пользу им обоим, а также принесет ей новую волну вдохновения и эмоционального заряда, так нужного для ее работы. Она отказывалась, и вяло пыталась объяснить Виталику, что не впечатлена перспективой спать непонятно, где и как, и не особо стремиться проводить все лето в походах по горам:

– …но я попробую. Надо же когда-нибудь решиться, правда? Потом, я верю тебе, серьезно. Ты так здорово говоришь про все эти горы и палатки, что как-то даже и не страшно думать о том, что мне придется ночевать в лесу, в глуши… Мне кажется, ты уговоришь на поход любого. Так уверенно и смело про это все рассказываешь, будто сможешь сам один справиться со всем походом. Ты же все на свете можешь, да? Да… Конечно, можешь! Вообще, ты просто удивительный… Знаешь, когда я пришла к тебе сюда в первый раз и увидела твои носки на батарее, я поняла, что ты – мой. Что я смогу тебе поверить. Ты меня поймешь, потому что мы на одной волне. Да и верю я тебе… Вон, даже и в поход с тобой собралась. Потому что ты мой единомышленник. Ты герой! Как же еще назвать то, что ты каждый день сам стираешь носки, и сам вешаешь их на батарею сушиться!.. Сам!.. Стираешь и вешаешь!..

– Да я их не стираю, я так, их просто сушу, да и все – услышала Юленька в ответ, – они за ночь проветриваются.

За несколько часов до этого разговора Юля по секрету от всех продала свою галерею, чтобы ничего не могло мешать ей строить счастье с Виталиком. Она рыдала всю ночь.

Мария Карпова,

Оклахома