«Какие мы герои? Война никому не нужна»

Репортаж из центра, где ставят протезы военным, вернувшимся с фронта без рук и ног .

Война в Украине, только по первым неофициальным данным, сделала инвалидами более ста тысяч российских военных. Как минимум половина из них, по информации Минтруда, перенесли ампутации. Чиновники называют таких мужчин «героями» и обещают окружить заботой. Один из витринных проектов такой «заботы» – центр реабилитации «Вороновское» в Москве. «Верстке» удалось проникнуть в это закрытое и охраняемое учреждение, поговорить с военными и получить доступ к аудиозаписям разговоров сотрудников с пациентами.

«Как будто отсидел»

«Это похоже на какой-то лагерь, но не детский, а типа Освенцима», – начинает рассказ о центре врач Алексей. Он работает в учреждении несколько месяцев и пока не успел привыкнуть к условиям и особенностям нового места, которые другие сотрудники воспринимают равнодушно.

Московский клинический центр инфекционных болезней «Вороновское» построили еще в 2020 году – в разгар пандемии коронавируса. Он находится в Новой Москве на Калужском шоссе, в получасе езды от МКАД. На его территории десятки строений: лечебные корпуса, склады, ангары, а также жилые здания для сотрудников и пациентов. В коронавирусные времена центр был рассчитан почти на тысячу пациентов.

Пандемию сменила война, и весной 2023 года учреждение переделали в хирургический госпиталь для проведения операций, реабилитации и протезирования участников вторжения в Украину.

Через несколько минут разговора с врачом выясняется, что сравнение с Освенцимом преувеличено – военные живут в комфортных двухместных палатах с душем, телевизором и интернетом. О том, что это режимный объект, напоминает колючая проволока по всему периметру, десятки охранников и пустота – территория практически безлюдна.

В центре есть несколько КПП, заваленных на входе пакетами из служб доставки продуктов и готовых блюд – «Вкусно и точка», «Пятерочка», «Вкусвилл» и так далее. Курьеров на территорию не пускают, и разносить продукты по корпусам приходится охранникам – за центром следят сотрудники ЧОПа. Не пускают внутрь и родственников военных, да и вообще почти никого.

Жилых корпусов для пациентов на территории два – двухэтажный и трехэтажный. У входа в один их них курят несколько военных на костылях. Двое мужчин без ног обсуждают предстоящую выписку:

– Решетка открывается перед лицом, и ты снова в этом непонятном мире.

– Вообще. Не говори.

– Как будто отсидел, е**ть.

Чуть в стороне врач разговаривает с другим ветераном «СВО», который повышает голос: «Это триггер для нас, сразу же охота уеб*ть! «Подождите», «потерпите» – вот за эти слова можно сразу молотком бить», – говорит мужчина, у которого нет правой руки. Он недоволен: долго ждет протез. Как и большинство пациентов центра.

Попал гранатомет

Реабилитацию в центре проходят 600 «ветеранов». Один из них – Андрей Рыбаков из Белгородской области, высокий мускулистый мужчина лет 50. Он называет себя «патриотом», объясняя это тем, что пошел на войну еще весной 2022 года, а «не за миллионы, как сейчас». «В 22 году шли в основном патриоты. Сейчас их не осталось. Я шел, потому что Белгородская область, бл*ть, я знал, как дела обстоят на самом деле. Не так, когда сидишь за Уралом и думаешь «да по*уй». Я знал, какая там сила собирается. Хохлы не оставили мне выбора», – говорит Андрей.

Ему удалось продержаться на фронте около года, весной 2023 года мужчина попал под выстрел из гранатомета, получил тяжелые ранения нижних конечностей. «У меня вот эту всю ногу снесло, жопы нету. Полтора года по госпиталям, очень долго», – рассказывает военный.

По словам сотрудников центра и самих военных, гранатомет – одна из самых частых причин ампутации конечностей. Другая – подрыв на мине. «Должны были быть пограничной обороной, но нас отправили за ленточку, где вся задница началась. Через месяц я получил ранение. Наступил на «лепесток», – рассказывает Александр, молодой человек без ноги. «Три месяца на СВО. Попал в Горловку, в штурм, старший стрелок. Ранение? Гранатомет в бою. Попало в руку, потом дронами закидали. Добивали. Руку разорвало полностью, товарищ перетянул жгутом и все», – вспоминает момент ранения 50-летний Игорь из Тюмени. «В кусты зашел, дрон-камикадзе прилетел, нога не отлетела, она была цела. Просто в госпитале ее отрезали. Я думаю, они возиться не стали. Могли спасти», – говорит Степан, снайпер из Ростова-на-Дону.

Из данных центра, которые есть в распоряжении «Верстки», следует, что почти в половине случаев тяжелые увечья военные получают в первые месяцы на фронте. Год, как Андрею из Белгородской области, удается продержаться единицам. После тяжелого ранения маршрут у военных примерно одинаковый: их эвакуируют с поля боя (кто-то доползает сам), потом им ампутируют конечности в полевом госпитале или больнице оккупированного региона, перевозят в Ростов-на-Дону, Петербург или Москву для последующих операций, а дальше рассылают по больницам, санаториям и реабилитационным центрам привыкать к новой жизни.

«Героями себя никто не чувствует»

Парикмахер не приходит, чайника в палате нет, сосед «не может сам себе жопу помыть» – в бытовых жалобах на условия в центре сквозит настоящая причина недовольства: военные не чувствуют себя героями. Несмотря на то, что российская пропаганда в новостях, фильмах и интернет-пабликах транслирует образ ветерана-героя, которого по возвращении окружат заботой, почетом и, конечно же, деньгами, солдаты после месяцев операций и скитаний по госпиталям говорят только о безразличии «гражданских» и бумажной волоките.

«Меня не устроило отношение врачей. Мы воевали за Россию как бы. А с нами на повышенных тонах разговаривают. Я написал жалобу, проводится проверка. Я вообще свои права знаю, что те права, что эти права. Что-то меня не устраивает, я сразу – следственный комитет и полетели», – говорит 40-летний Игорь из Краснодарского края.

Мужчина разговаривает с сотрудником центра, дымя вейпом. На столе у него ноутбук с двумя колонками, из которых звучит электронная музыка. Игорь попал на войну из колонии, где отбывал срок за нанесение ножевых ранений при исполнении, он работал участковым. В войне на территории Украины он потерял ногу и глаз. За это, по его словам, никаких почестей он не получает. Протез он ждет уже два месяца.

«Героями себя никто не чувствует, благодарность никто не чувствует. С чего ли они должны себя чувствовать героями? Путин мог бы раз в неделю сюда ездить. И, объективно, тогда лифт бы я думаю работал бы. И порожек бы стоял. Если бы Путин хоть раз бы увидел, как чел на коляске там долбится, я думаю порожек бы поставили. Если Путин не был в госпитале ампутантов, то, наверное, и ампутантов нет в России», – объясняет врач Алексей.

Путин в центр действительно не приезжал. Не был в учреждении и мэр Сергей Собянин. Хотя он дважды писал о нем в своем блоге, называя место «уникальным» и отмечая, что там «оказывают психологическую помощь, чтобы все было нормально и человек чувствовал себя вполне уже работоспособным». По факту же, по словам работников и военных, психологи центра выполняют свою работу лишь формально (проводят тесты и опросы, а также дают заполнять анкеты), а полноценно с пациентами никто не работает.

Владимир Путин, в конце декабря 2024 года выступавший в центре Инновационных технологий в ортопедии, объявил, что его личная задача – чтобы «бойцы спецоперации чувствовали себя уверенно в дальнейшей жизни». «Государство все должно сделать для того, чтобы обеспечить реализацию ваших планов. И для себя так считаю, одна из важнейших моих личных задач – чтобы вы чувствовали себя на коне, несмотря ни на какие сложности и проблемы, которые возникают».

Но «на коне» никто из говоривших с «Версткой» военных себя не чувствует. Даже миллионные выплаты не заглушают разочарования.

«Да какие мы герои. Да хватит. Они нас нахер посылают. Ощущение, что я герой, нет. У нас писари вон героями становятся. Им дают ордена мужества. А я не заслужил. Хотя мне сказали, что дадим, потому что ты единственный, кто лазил на передке, 50 метров от хохлов. Но потом сказали в списках нет, пропи*делись. Я увидел это все своими глазами как мобилизованный. Я увидел, что всем насрать», – резюмирует военный Степан.

«Да вы шутите, какой героизм, какая забота? Всем насрать. Никто такого не ощущает, мы вообще, как отдельное государство. Мы как с луны для всех прилетели. Многие с опаской на нас смотрят… Да ладно, нормально все», – обрывает себя Виталий из Псковской области. У него нет правой ноги с вычленением тазобедренного сустава – его жене пришлось уволиться с работы, чтобы помогать супругу ходить в туалет, переворачиваться и осваивать протез. При этом Виталию назначили вторую группу инвалидности вместо ожидаемой первой: «Такую давали ребятам, у которых пару пальцев оторвало. Моей семье на эту пенсию существовать невозможно будет. До места работы (а меня обещали устроить прапорщиком в военкомат) добираться тоже невозможно – только первой группе положен автомобиль с ручным управлением. Да и в военкомате сказали, что у них мест нет».

Выплаты за ранение он потратил на ремонт деревенского дома, больше денег, говорит, не осталось. У занимавшегося до войны строительством и лесозаготовками Виталия было два трактора – но без ноги работать на них не выйдет. Один уже пришлось продать, чтобы поменять крышу дома. Есть долги, снова звонят коллекторы.

Через десять минут разговора Виталий взрывается. «Местные органы власти не появились ни разу у меня, не спросили, что мне нужно для реабилитации. В Невельском районе никогда ничего не работало и не работает, никто ничего не знает и не понимает, одним словом, извините, дебилы. Я просто после войны и у меня совсем другие взгляды уже на жизнь. Обиды, конечно, присутствуют, просто всем на всех насрать. Ребята на гражданке все сталкиваются с таким идиотизмом и безразличием органов самоуправления, за которых они воевали, что опускаются руки. Их бы, тварей, туда направить… Ой, извините, меня уже чуть понесло…»

Врачи «Вороновского» говорят, что воспринимают пациентов не как отвоевавших героев, а как действующих военных, которые получают выплаты за ранения и еще зарплату.

По новым правилам за тяжелое ранение платят 3 млн рублей, за легкое – 1 млн рублей. До ноября прошлого года за любое ранение выплачивали по 3 млн рублей, еще 3 млн рублей – пособие, если раненый не может продолжать службу. Плюс к этому страховые выплаты по инвалидности и региональные доплаты. Некоторые военные с несколькими ранениями рассказывали о получении сумм в 8 – 10 млн. рублей и выше. «Здесь работает история про солдат спит, служба идет. Стаж зарабатывается, бабки зарабатываются, 5 миллионов им точно всем платят, хаты берут, жена довольна», – говорит сотрудник центра Алексей.

«Мы воюем за то, что нашему президенту нужен кусок земли»

Разговоры о несбывшемся героизме наводят военных и на другие вопросы: а нужна ли была эта война вообще, и если да, то для чего и кому? Единого мнения нет даже в словах одного человека. Андрей из Белгородской области, например, говорит, что война никому не нужна, поскольку он понял «ценность просто тихого дня и мирного неба и ценность каждой прожитой минуты». Но уже через несколько минут добавляет:

«Буферную зону по правому берегу Днепра, Киевская и Житомирская области. Западная Украина она на*уй не нужна, там все еба*утые отморозки вообще напрочь, просто это племя вырезать к ху*м. Не вырезать, просто заставить работать. Там лет 20 надо будет в туалет ходить с ножом. Пусть они там как пауки в банке живут», – начинает вдруг планировать военный.

Один из соцработников, который общался с мужчиной, говорит, что у него «налицо ПТСР», но в центре эту проблему не решают. Из записи также становится понятно, что военный не считает себя убийцей. «Убивать людей? Убийцы убивают людей, а на войне это не убийцы. Ты просто хочешь выжить, а чтобы выжить, надо сражаться. У тебя задача. И не просто выжить. Выжить – это можно на дно окопа свалиться и кричать «мама, помоги»…Ты просто видишь, куча смертей везде, кишки разбросаны, по тебе ху*рят, идет наступление, ты должен выскочить, превозмогая себя и начать, е*ать, сражаться. Я не убийца, война – это тоже работа. В любой другой ситуации я мухи не обижу», – негодует он.

Военный Игорь в разговоре с журналистом «Верстки» говорит, что «не знает», что думать о войне, вспоминает марш Пригожина, называя его справедливым, и добавляет, что воюет «не за Россию»

«Мы воюем за то, что нашему президенту нужен кусок земли. Вот за это мы воюем. Война за кусок земли. А за че еще? Потому что там, наверное, много ресурсов. Почему американцы не хотят эту землю отдавать? Потому что если наш президент заберет эту землю, то Америка вот так совсем полетит, им невыгодно», – рассуждает военный…

Вообще о причинах и целях войны с сотрудниками центра пациенты говорят весьма неохотно и ограничиваются односложными ответами. Примерно такими: «Все правильно делаем. Чтобы победить фашизм, надо всю Западную Украину взять до Львова, до конца. Там все бандеры».

«Страна у нас такая. Где каждый друг друга хочет наe*ать. И президент нас нае*ывает. В Сирии было понятно все, когда ты против террора. А здесь…»

«А какое отношение к войне? Жалость, интерес, азарт, страх, что еще? Все в одном флаконе, каждый день. Это обязанность. Все надо встречать, что господь дает».

«Да у меня сын растет, не хочу чтобы воевал. Донбасс надо освободить, конечно. Гнать их палкой надо, зачем фашизм?»

«Война, думаю, справедливая. Но я не политик, я не знаю. Это хер его знает. Ну можно сказать, что могли бы обойтись без нее, но вот так получилось. Это все деньги».

Работники «Вороновского», по словам источников «Верстки», тоже стараются лишний раз «политические» темы не обсуждать. Даже между собой. Кажется, что все привыкли обходить войну стороной даже в центре, где живут сотни ампутантов, покалеченных на этой самой войне. Иногда, впрочем, что-то прорывается: например, в разговорах в столовой между врачами.

– Я вот не могу рассказать в обычной компании своей, что я здесь вижу.

– Почему?

– А как я это расскажу? Слушай, ну они меня не поймут. Я уже новости по телевизору не слушаю.

– Лгут?

– Ну, приукрашивают.

– А вы знаете, что в Украине в какой-то момент начали по новостям передавать, что они Москву захватили?

– Да?

– Ну вообще там прекрасно в Украине по новостям.

– Ну, конечно, информационную войну тоже никто не отменял. А наши-то тоже хороши.

– А ребята тут показывают видосы такие… Как они прячутся от обстрелов под своих ребят двухсотых. Как они там валяются уже непонятно где. И мы это все видим.

«Не жалею, что пошел»

Меняет ли война людей? И если меняет, то как? Этими вопросами задаются некоторые психологи центра. И сами военные. Обсуждают это активно, но чаще отшучиваются, рефлексируют немногие. Результаты таких раздумий порой удивляют самих военных.

«Ощущение, что нас хотят использовать до конца, до талого. Пока я не уволенный, я еще действующий. Я уже все. У меня количество ранений просто несопоставимое, у меня даже тазик сломанный. Я лежал полгода первые. У меня есть дети, они меня ждут, семья, жена. Жене вообще обидно. Она плачет, говорит: почему я не могу своего счастья увидеть. Почему-то у нее на работе таких немного, они за юбки попрятались, они счастливы все. Они планируют, как там они на море будут отдыхать о*уенно, а моя жена плачет. Она тоже хочет жизни. Плачет и спрашивает: почему такая несправедливость? Я сам как обморок хожу. Я сейчас раскис. Я отдал все, что мог. Я до*уя чего пережил, даже позвонить некому, все погибли», – к таким мыслям в разговоре с психологом приходит Андрей из Белгородской области.

Штурмовик Сергей вернулся из «Вороновского» домой в Белгород под Новый год. «Вообще не чувствует, что нас считают героями, честно скажу. У нас вот в городе сколько раз было – бывает так обидно – захожу в маршрутку, сидят эти студенты, они видят, что я захожу на протезе, военный… Но могут даже места не уступить, посмотрели и дальше болтать. И говорят мне: «Сам туда пошел, сам выбрал»…

Я домой как приехал – попал в другой мир. Ничего не соображаю, жизнь блиндажная в голове. Супруга говорит: пойдем куда-то сходим. Мы поехали в большой ТЦ «Мега-грин». А там кинотеатр, елки, новогоднее это, знаете, настроение, музыка дети… И меня все так раздражает! Говорю ей: пойдем отсюда. Я пока только дома могу сидеть».

Спрашиваем, держит ли он связь с теми, кто остался в блиндажах. Сергей несколько секунд молчит. «Знаете, из 70 человек, с которыми мы вместе в 2023 году уходили, осталось в живых трое. Включая меня».

Один из лишившихся ноги штурмовиков Вадим говорит, что в его поселке к нему проявили внимание – позвали выступать перед школьниками. Но он отказался. «Учительницам рассказал коротко, а детям ни к чему это. Нас пятеро оттуда вышло. Не хочу я об этом рассказывать ничего».

Военные недовольны тем, что командиры бросают солдат на убой, федеральные власти не выдают обещанную награду, а региональные-обещанных надбавок. Но никто из говоривших с «Версткой» не жалеет, что пошел на войну. «Не было бы этих денег, только нога была бы целая – я бы снова туда пошел. Я, кстати, не патриот. Из-за пацанов, братьев туда бы снова пошел», – уточняет штурмовик Сергей.

«Да в чем ты себя на войне проявишь? Постреляешь, убьешь пару хохлов, в итоге вот так вот придешь. И че ты кому доказал? Ты идешь за Россию воевать? Да ты гонишь, ты пошел за бабками», – говорит рядовой Роман. «Не жалею, что пошел, маме все кредиты закрыл, я только для этого и пошел. Кредиты брали на квартиру, на ЖКХ», –  подтверждает мысль Романа военный из другой палаты. «Квартиру куплю, какую-то часть на сберегательный счет положу. В Барнауле. За три миллиона можно в центре двушку взять. Если не в центре, можно и дешевле», – говорит другой. «Ничего я не жалею, ничего», – усмехается рыжий военный, отодвигает в сторону надувную куклу. Во время всего разговора он так и не прекратил смеяться.

«Протезов нет»

К концу 2023 года на учет для получения инвалидных кресел и протезов нижних конечностей встали более 466 тысяч россиян с инвалидностью. Как выяснила «Верстка», этот показатель в Фонде социального и пенсионного страхования оказался рекордным за все время ведения статистики с 2012 года.

Если с 2013 по 2022 год число людей, которым требуется обеспечение средствами реабилитации, ежегодно росло не более чем на 7%, то в 2023 году оно увеличилось почти на 42% (более чем на 137 тысяч человек).

Кроме того, в 2023 году впервые за 11 лет в России выросло количество людей с инвалидностью. По данным Пенсионного фонда, на 31 декабря 2023 года такой статус имели 11 млн. россиян, что на 108 тысяч больше, чем в начале 2022 года.

Но даже эти оценки, скорее всего, ниже реальных. Только через один центр «Вороновское» за почти два года работы прошло как минимум 6,000 тысяч военных без конечностей. Многие из них провели в учреждении по 4-5 месяцев и даже больше, хотя формально процесс протезирования должен проходить быстро – в течение нескольких недель.

«Его ранили, отвозят в Ростов, там ему сразу отрезают ногу. Потом он с этой отрезанной ногой приезжает в Склиф или в Вишневского, там ему делают вторую операцию. После второй операции он на реабилитацию приезжает к нам. Либо его могут сразу после Ростова привезти к нам в лечебный корпус, сделать вторую операцию», – рассказывает один из реабилитологов.

В лечебном корпусе находятся самые тяжелые пациенты – с несколькими ампутациями или проблемными ситуациями.

«Там режут, лечат, там тяжелые ребята. Пока не заживет, не сформируется культя. Потом переводят в реабилитационный комплекс на протезирование», – поясняет сотрудница, которая год проработала в таком корпусе. По ее словам, пациентов там совсем немного.

Большинство же попадают сразу в реабилитационные корпуса, где за каждым военным закрепляют врача-протезиста. Он проводит замеры, по которым изготавливают временный протез. С ним пациент должен начать учиться ходить, укреплять мышцы и работать с реабилитологом. В это время изготавливают постоянный протез. Весь процесс рассчитан на несколько недель, после чего военного могут выписать и дальше восстанавливаться он будет уже в своем родном городе в рамках социальных программ для ветеранов «СВО».

Но центры по протезированию загружены, а протезов нет. Поэтому военные ждут замены своих рук и ног месяцами. «Жена узнала, что здесь давно должны были выдавать всем протезы, но их нету. Большой поток людей, они же не рассчитывали. Нафига сюда вести народ. Вон люди без рук сидят, сколько ждут. Вон завтра привезут шесть протезов! Шесть! А остальные? Мы тут Новый год будем встречать?» – возмущается снайпер из Воронежа. «Я здесь пару месяцев. Вот на днях сдаю временный протез и жду постоянный. А вот пацаны за стенкой – они и временный не получают. Так и я сам пошел его получил. Он у них лежал неделю, мне ничего не говорили. Я пришел, там женщина говорит: тебя нет в списках. Я говорю: ну давайте посмотрим, может быть, где-то я есть. И он лежал в ящике. Я говорю, вот фамилия моя, сколько можно. Месяц я его ждал. Кто-то его ждал 5 дней, а кто-то три месяца без протеза. Беспредел», – недоволен военный.

«Я тут шестую неделю. Ничего не выдали, должны, по идее, завтра либо послезавтра. Давно так говорят. Да они документы потеряли. Первый протезист, который замеры снимал и слепок делал, я так понял, он документы потерял, и мне нового протезиста назначили. У соседа такая же история. Мне уже все равно, мне бы поскорее на ногу встать, уже погулять хочется, эти костыли надоели», – жалуется Александр, ему лет 30, без ноги. Говорит, что обещали все сделать за две недели, но за полтора месяца к нему даже ни разу не приходил реабилитолог.

«Здесь действительно основная проблема с протезами. Их нет, – объясняет сотрудник центра Алексей. – Самое долгое, что я знаю, – чел с августа тут сидит, вообще них*я не было. Ему говорят: «Ждем». Врачи говорят, что это вроде подрядчики обещали по 300 протезов, но у них случился пр*еб, и из-за этого пр*еба все полетело. И есть еще миллион факапов внутри, протезы лежат, они их забывают, военным приходится самим случайно находить свое имя на протезе. Ну как и везде, полный пиз*ец, хаос, неразбериха, трусость и обман».

«Верстка»