«Он сказал мне: «Ты не будешь вечно канцлером»

Я подумала: «Ты тоже не будешь вечно президентом» .

26 ноября в Германии вышли мемуары бывшего канцлера Ангелы Меркель, занимавшей этот пост с ноября 2005 по декабрь 2021 года. Die Zeit и Bild публикуют отрывки из книги под названием «Свобода. Воспоминания 1954–2021», в которых Меркель вспоминает свои детство и юность в ГДР и саммит НАТО 2008 года. Именно на этом саммите началось обсуждение вступления Украины (а также Грузии) в НАТО. Меркель ускоренное вступление этих двух стран в альянс не поддержала. В мемуарах она объясняет причины своего решения, а также рассказывает о впечатлениях от мюнхенской речи Путина и от разговоров с Дональдом Трампом.

Что Меркель думает о Путине

На саммите НАТО 2008 года в Бухаресте лидеры западных стран обсуждали предложение тогдашнего президента США Джорджа Буша предоставить Украине и Грузии «План действий по членству» (ПДЧ) в альянсе – так называлась программа, о присоединении к которой запросили обе страны. Однако Меркель вместе с президентом Франции Николя Саркози выступила против этого. По ее словам, предоставление ПДЧ хоть и не означало бы окончательного решения, но все равно было бы «почти необратимым обязательством к членству в НАТО для обеих стран».

Я понимала желание стран Центральной и Восточной Европы как можно быстрее стать членами НАТО, ведь после окончания холодной войны они стремились принадлежать к западному сообществу. Не было сомнений в том, что Россия не могла предложить этим странам того, чего они жаждали: свободы, самоопределения, процветания.

Но в то же время НАТО и его государства-члены при каждом этапе расширения должны были учитывать возможные последствия для альянса, его безопасности, стабильности и функционирования. Принятие нового члена должно принести больше безопасности не только ему, но и НАТО. Именно поэтому существуют критерии приема страны, которые помимо ее военного потенциала учитывают и внутреннее устройство кандидата на вступление. Это касалось и Украины с Грузией.

По словам Меркель, ситуация в них «существенно отличалась» от ситуации в странах, уже вступивших в НАТО: в Украине произошел «глубокий раскол», и вступление в альянс поддерживало меньшинство населения, а у Грузии были территориальные конфликты в Южной Осетии и Абхазии. И хотя у России не было права вето, канцлер считала необходимым принять во внимание мнение Владимира Путина.

Рассматривать вопрос о предоставлении Украине и Грузии статуса ПДЧ, не анализируя при этом точку зрения Путина, я считала грубой небрежностью. С момента, как Путин стал президентом своей страны в 2000 году, он делал все возможное, чтобы вернуть России статус игрока на международной арене, которого никто, особенно США, не мог игнорировать. Его цель не заключалась в построении демократических структур или создании благосостояния для всех за счет эффективной экономики – ни в России, ни где-либо еще. Скорее, он стремился противопоставить что-то тому факту, что США вышли победителями из холодной войны. Он хотел, чтобы Россия даже в многополярном мире после окончания холодной войны оставалась незаменимым центром силы. Для достижения этой цели он в первую очередь опирался на свой опыт в службе безопасности.

Меркель вспоминает мюнхенскую конференцию по безопасности, состоявшуюся 10 февраля 2007 года – за год с небольшим до саммита НАТО, – на которой Путин произнес свою речь о недопустимости построения однополярного мира. Она рассказывает, что сидела в первом ряду и могла хорошо видеть российского президента во время его выступления.

Он говорил быстро, частично импровизируя, и, вероятно, написал большую часть речи, если не каждое слово, сам. Меня особенно возмущало его самодовольство: ни слова о нерешенных конфликтах у него под боком – в Нагорном Карабахе, в Молдове и Грузии; критика натовской операции в Сербии – но ни слова о зверствах сербов во время распада бывшей Югославии, ни слова о ситуации в самой России.

Однако были фразы, которые я не считала полностью необоснованными. Критика войны в Ираке оказалась справедливой: как известно, доказательств наличия химического оружия в Ираке так и не было представлено. Меня также беспокоило, что не удалось адаптировать Договор об обычных вооруженных силах в Европе (ДОВСЕ). <…> Споры о ратификации адаптированного договора (ДОВСЕ-А) между Россией и, в частности, США возникли из-за присутствия российских военных наблюдателей в Грузии.

В своей мюнхенской речи Путин предстал таким, каким я его воспринимала: человеком, который всегда начеку, старается не допустить несправедливого обращения с собой и в любой момент готов нанести ответный удар, включая демонстративные игры с силой. Все это можно было счесть ребячеством, осуждать, качать головой. Но от этого Россия не исчезала с карты мира.

По мнению Меркель, предполагать, что статус ПДЧ дал бы Украине и Грузии защиту от агрессии Путина, было бы иллюзией. Она рассуждает, что в случае нарушения пятой статьи договора в отношении Украины или Грузии допустить ответ НАТО на тот момент было невозможно. «Можно ли было тогда представить себе, чтобы в случае чрезвычайной ситуации члены НАТО отреагировали военным путем и вмешались?» – пишет Меркель. В итоге, по ее словам, был найден компромисс: Украина и Грузия не получили статуса ПДЧ, но в альянсе не было раскола, как во время войны в Ираке.

Для Грузии и Украины отсутствие обещания ПДЧ означало отказ от их надежд. Для Путина общее обещание НАТО о возможном членстве этих стран стало подтверждением их будущего вступления, своего рода вызовом. Позже, в другом контексте, который я уже не помню в деталях, он однажды сказал мне: «Ты не будешь вечно канцлером. А потом они станут членами НАТО. И я этого не допущу». Я подумала: «Ты тоже не будешь вечно президентом». Тем не менее мои опасения по поводу будущей напряженности в отношениях с Россией в Бухаресте не уменьшились.

Меркель вспоминает, что домой из Бухареста она летела «со смешанными чувствами». «По-настоящему большого скандала удалось избежать, но в то же время стало очевидно, что у нас в НАТО нет общей стратегии взаимодействия с Россией», – пишет она.

У многих жителей Центральной и Восточной Европы вообще не было мотивации вкладываться в отношения с Россией. Казалось, они хотели, чтобы эта страна просто исчезла, будто ее не существовало. Я едва ли могла их за это осуждать, ведь они долгое время страдали под советским господством и, в отличие от нас в ГДР, после 1990 года им не посчастливилось воссоединиться в мире и свободе с Федеративной Республикой Германия, которая была глубоко укоренена в европейском и трансатлантическом альянсе.

Но Россия с ее ядерным оружием существовала. Она существовала и продолжает существовать как неотъемлемая часть геополитики, хотя бы потому, что наряду с США, Францией, Великобританией и Китаем она является одним из пяти постоянных членов Совбеза ООН с правом вето.

Что Меркель думает о Трампе

Меркель вспоминает, что в 2016 году она внимательно следила за президентской кампанией в США и была бы рада победе Хиллари Клинтон, но победил Дональд Трамп, который неоднократно критиковал и Германию, и саму Меркель. Тем не менее она поздравила его с избранием, а спустя четыре месяца приехала на встречу в Вашингтон.

В Белом доме Трамп встретил ее у дверей в присутствии представителей прессы и пожал ей руку. Перед беседой один на один в Овальном кабинете они еще раз вышли к журналистам, и те попросили их снова пожать друг другу руки, но Трамп проигнорировал эту просьбу.

Вместо того чтобы стоически выдержать эту сцену, я шепнула ему, что нам стоит еще раз пожать руки – ведь во время визита премьер-министра Японии Синдзо Абэ он делал это целых девятнадцать секунд, и Абэ не смог ничего с этим поделать. Едва сказав это, я внутренне покачала головой. Как я могла забыть, что Трамп прекрасно понимал, какого эффекта он хотел добиться? Логично, что он не отреагировал на мой деликатный намек. Он хотел своим поведением создать повод для обсуждений, тогда как я вела себя так, будто имею дело с нормально ведущим себя собеседником.

Во время беседы один на один разговор шел в основном на английском, вспоминает Меркель. Трамп задал ей ряд вопросов – в том числе о ее восточногерманском происхождении и отношениях с Путиным. «Казалось, он был очарован российским президентом. В последующие годы у меня сложилось впечатление, что политики с авторитарными и диктаторскими наклонностями обладали для него особым притяжением», – пишет Меркель.

Во время беседы, по ее словам, Трамп предъявил Германии ряд претензий (включая расходы на оборону, которые составляли меньше целевого показателя НАТО в 2%) и «снова и снова подчеркивал, что Германия что-то должна ему и Америке». Меркель отмечает, что они говорили «на разных уровнях»: Трамп – эмоционально, а она – с фактами и аргументами.

Из моих бесед я сделала вывод: совместной работы ради взаимосвязанного мира с Трампом не будет. Он рассматривал все с позиции девелопера, которым был до прихода в политику. Каждый участок земли можно было выделить только один раз. Если он его не получал, то получал кто-то другой. Так же он смотрел и на мир: для него все страны находились в состоянии конкуренции, где успех одной означал неудачу другой. Он не верил, что сотрудничество может увеличить благосостояние всех.

Лариса Хомайко