Смех эмигранта на пути к свободе

Писатель-сатирик Эмиль Дрейцер рассказывает о драме вживания советского эмигранта в американскую жизнь.

Американское издательство «Макфарланд» выпустило книгу Эмиля Дрейцера «Смех на пути к свободе». Книга Эмиля Дрейцера написана на стыке мемуаров и культурной истории и рассказывает о трудностях врастания новых эмигрантов в американскую жизнь. Эмиль Дрейцер эмигрировал в 1974 году, выпустил множество книг на английском и русском языках, сейчас он профессор Хантер-колледжа в Нью-Йорке. Начнем с советского анекдота в исполнении Эмиля Дрейцера.

– Группа советских туристов летит в Париж. Вдруг в салоне поднимается один человек и спрашивает: «Скажите, пожалуйста, кто-нибудь знает, как сказать по-французски: «Я прошу политического убежища»?» Поднимается другой человек: «Так, а что это означает? Вы собираетесь просить политического убежища во Франции?» – «Нет, я просто хотел узнать, кто в группе старший».

– На фоне сегодняшнего исхода из России многие уже забыли, что собой представляла эмиграция полвека назад, а у кого-то вообще все перемешано в голове. Шестидневная арабо-израильская война, какие-то угоны самолета, подпольное изучение иврита, отказники, невозможность поступить в университеты, еврейская жена как средство передвижения. Весь этот полуфольклор, полудрама – о нем негде прочитать во внятном и компактном изложении, по крайней мере, на русском языке и, по крайней мере, в самой России. Как вы рассказываете об исходе 70-х в своей книге? С чем проводите параллели?

– В общем-то, вопрос, который меня все время мучил эти 50 лет, – это то, что довольно рано я познакомился с одним американцем, который был социальным работником: он имел дело с эмиграцией из Советского Союза. И вот он мне как-то в шуточной форме сказал, что есть американская поговорка: можно вывезти деревенского парня из деревни, но нельзя вывезти деревню из деревенского парня. И он это переделал, поскольку имел дело с нашей эмиграцией: можно вывезти советского еврея из Советского Союза, но очень трудно вывезти Советский Союз из советского еврея.

Поэтому я подумал о том, чтобы сравнить нашу эмиграцию с библейским исходом. Во-первых, меня поразило то, что в количественном отношении это примерно то же самое. Я посмотрел на даты: с 1974 года, когда я уехал, до 1991-го, до конца Советского Союза, выехало примерно полтора миллиона человек. А в Библии говорится – 600 тысяч мужчин, не считая детей. Женщины почему-то не упоминаются, как будто дети возникают прямо из капусты. Тем не менее, если все это сложить и перемножить, получается примерно то же.

Мудрость поколений многих веков привела к следующему – и это отражено в Библии – те, кто выехали из Египта после 20 лет, то есть взрослые люди, должны сорок лет провести в пустыне – они не могут попасть в землю обетованную. Одним словом, я это прочитал как то, что, если ты в 20 лет сформировавшийся человек, значит, ты уже не сможешь быть свободным, приехать в страну, где есть свобода, ты уже не можешь, потому что рабское сознание у тебя укоренилось уже. Поэтому вся моя книга построена на рефлексии. То есть я посмотрел на свои собственные впечатления, первые впечатления об Америке, американском образе жизни, как они выразились в моих публикациях в газетах и журналах не только на русском языке, но довольно много из них в переводе на английский в разных журналах и газетах. Я как раз это и обнаружил, что вся моя книга построена на ироническом отношении к тому, как я видел Америку тогда, что я видел ее глазами советского человека.

– Известно, что читатель, зритель, слушатель надумывает себе далекие края. И советский человек надумал свою Америку. А какой она оказалась на деле? Велико ли было несовпадение с мечтой? Глубок ли культурный шок? Где пролегало главное отличие?

– Америка, конечно, оказалась не такой, какой мы себе ее воображали. Например, я, пожалуй, начну с самого главного. Часто на первых порах эмигранты из Советского Союза говорили: о, слишком много свободы. Почему? По простой причине: есть такое понятие, как закон. По русской поговорке, как мы знаем, закон что дышло: куда повернешь, туда и вышло. В общем-то, мы приехали советскими людьми, которые привыкли к тому, что есть государство: оно устанавливает законы и оно их меняет как хочет и так далее. Выяснилось, что в Америке это не так. Я нашел такую американскую поговорку: в земле свободных людей закон является королем. Одним словом, не правительство: если все сделано в рамках закона, твоя свобода в рамках этого закона. Это было трудно представить.

Я, например, обратил внимание, что в одной из русскоязычных эмигрантских газет было объявление – «деловой брак». Я, конечно, не понял, в чем дело, позвонил редактору, естественно, он меня знал, меня печатали довольно много, я спросил: «А что такое деловой брак? Как понять – это слияние двух компаний?» Он говорит: «Нет, это просто кто-то дал объявление, что уже есть гражданство в Америке, если кто-то из иностранцев хочет переехать в Америку, они договорятся о сумме». Но дело в том, что по американским законам, если это обнаружится, это от 5 до 8 лет тюрьмы за обман федерального государства, что это не брак по любви, а брак по расчету, вообще не брак, просто попытка обмануть правительство. Поэтому в этом смысле было резкое отличие.

Кроме того, отношение к труду, например. В советское время труд был официально дело славы, дело чести, дело доблести и геройства, насколько я помню советские лозунги, хотя на самом деле фольклор советского времени – у меня есть отдельные исследования этой темы – «где бы ни работать, лишь бы не работать», «от работы кони дохнут» и так далее.

Вдруг в Америке я обратил внимание, что какие-то есть кафе, которые под каким-то странным названием TGF. Я спросил у американцев: «Что это значит?». Они говорят: «Это значит: слава богу, уже пятница, кончилась рабочая неделя». То есть никакого славословия работы нет.

В то же время отношение к работе: в Америке помочь человекe, который нуждается, – это дать ему рабочее место. На первых порах, помню, у меня был американский друг, отдельно я в книге «На кудыкину гору» рассказываю биографию, он из Риги, мальчиком попал в концлагерь, выжил, в возрасте 15 лет переехал в Америку. Он был застрельщиком движения в Южной Калифорнии за свободу эмиграции советских евреев в то время. Так вот, он мне как-то говорит: «Я не понимаю, объясни мне, эмигрантская пара, я дал им работу в своей компании». У него маленькая компания по производству занавесок была в Калифорнии. «Я не понимаю, дал им работу, а они – перекуры до часа, работают спустя рукава». Я понял, что они привезли советское отношение к работе, у всех была работа вроде бы. Вот это отношение к работе совершенно другое, и это, конечно, было на первых порах препятствием. Сами американцы, мы не знали, чего ожидать, но поразило все-таки дружелюбие до такой степени, что, когда я стеснялся своего английского, у меня были все основания для этого, мой знакомый американец говорил: «Ну что вы, ваш английский гораздо лучше моего русского». Хотя на самом деле, конечно, зачем в Америке нужен русский язык, если только не какая-то специальность переводчика или еще что-то.

Я, естественно, изучал английский в школе, в институте, заканчивал Политехнический институт в Одессе. Мы сдали основной словарь, но не идиоматический английский. Я помню, что я позвонил на первых порах в банк, спросил: «Могу я поговорить с мистером Смитом?» И мне отвечают: «I am sorry, mister Smith has passed away». Я тут же спрашиваю: «Когда он вернется?» Я знал, что «passed» – это проходить, но «passed away» означает «умер», я этого не знал.

В то же время было непонятное некое пренебрежение американцев к географии. Мне понадобилось время, несколько лет, чтобы понять, что вся система образования в Америке построена как перевернутая пирамида: чем больше ты хочешь получить уровень образования, тем труднее это получить. Думаю, неслучайно аспирантские школы Гарварда лучшие в мире, именно потому что требовательность огромная.

Кстати говоря, мне посчастливилось, меня пригласили: я хотел получить литературное образование в Советском Союзе, но в мое время, а это было еще сталинское, послесталинское время, это было невозможно именно из-за моей «пятой графы»; в Америке меня приняли в аспирантуру, я получил магистра и потом доктора филологии Калифорнийского университета. Конечно, я узнал гораздо больше, чем я мог бы думать о русской литературе, о русской культуре, изучая в университете, занимаясь в аспирантской программе.

– Одна из частей вашей книги озаглавлена «Открытие себя в Америке». Что вы имеете в виду?

– Открытие себя – именно открытие, с чем мы приехали. Дело в том, что было совершенно неясно, когда мы приехали, только в Америке выяснилось, допустим, отношение к закону, о котором я говорил. Кстати говоря, я привожу в книге факты, что американская полиция выявила огромную группу русскоговорящих на Брайтон-Бич, которые занимались обманом государства, преувеличивая счета и так далее. Одним словом, с этой культурой мы приехали: а для чего еще государство, чтобы у него не красть? Чисто советское. Я отнюдь не осуждаю людей, которые вели себя так в Советском Союзе, но мы с этим приехали. Поэтому в какой-то степени это было открытие себя.

Кроме того, допустим, дружба. Мы опять же привезли с собой понятие о российской дружбе. Я думаю, вы со мной согласитесь, что в русской культуре друг иногда бывает важнее, чем даже какие-то семейные отношения, если тем более это друг детства. И мы жили в советское время, по крайней мере, мне трудно сейчас сказать, каково сейчас, мы помогали друг другу. Даже в прямом смысле не хватало денег. Я незадолго до отъезда был старший редактор научного издательства в Москве, моя жена в то время была младшим научным сотрудником, у нас был только один ребенок, и мы едва дотягивали до зарплаты. Поэтому иногда обращались к своим друзьям по работе, одалживали у них, конечно, получив нашу зарплату, отдавали и так далее.

Одним словом, это было важно. В Америке этого нет, Америка построена на протестантской этике, то есть самодостаточности. Ты не можешь ожидать, даже прямо есть советы: не мешайте финансовые интересы с дружбой, потому что пострадает либо то, либо другое. В этом смысле понимание, что той дружбы, которая была в Союзе, которая была частью нашего существования, просто здесь быть не может, потому что ожидается от тебя, что ты самодостаточен, ты можешь справиться со своими делами. Это не значит, что кто-то не сможет тебе сделать одолжение.

Я уже не говорю о понятии успеха. Я помню, так получилось, что я где-то в середине своей жизни оказался один, пытался какие-то отношения завязать с американскими женщинами. По совету моего американского друга, прошу меня понять правильно, до сих пор у меня несколько американских друзей, с которыми я дружу уже много лет, но опять же условия те же – я должен быть самодостаточен, так вот, один из них взялся помочь мне. Он говорит: «Прочитай объявления в газете». Я прочитал одно объявление, женщина: «Я хочу встретить образованного, культурного и успешного господина». Я ему говорю: «Слушай, похоже, что они все хотят меня». Он говорит: «Нет, ты не успешный, в Америке successful означает, что ты зарабатываешь много денег». Я был тогда, естественно, помощником профессора в университете, поэтому, естественно, не подходил под эту формулу. Какие-то вещи, которые совершенно не были в нашем сознании, когда мы приехали.

Иван Толстой