В Москве запретили писателя Бориса Акунина

И хотят запретить русофобию.

В Москве сотрудники Следственного комитета пришли с обысками в издательство «Захаров», выпускающее в том числе книги Бориса Акунина (он же Григорий Чхартишвили). На днях против него возбудили уголовное дело об оправдании терроризма и так называемых «фейках об армии», после чего его внесли в список террористов и экстремистов Росфинмониторинга. С нами адвокат Вадим Клювгант.

– Что означает включение человека в список экстремистов и террористов?

Вадим Клювгант: – Это очень серьезная стигма с далеко идущими негативными последствиями. Она исключает возможность нормального существования, не говоря уже о какой-то деятельности. Человеку, внесенному в такой список, не предоставляется банковское обслуживание, банк может подвергнуться наказанию, если отступит от этого запрета, публичная деятельность тоже запрещена, запрещено учреждать организации, участвовать в них. Если делается вывод, что произведение творческого человека содержит призывы или оправдание терроризма либо экстремизма, и если мы друг другу скажем, что нам очень нравится такое произведение, то это может быть расценено как поддержка, призывы к распространению и оправданию, со всеми вытекающими последствиями уже для тех, кто так скажет.

– Но почему в этом списке оказываются люди еще до всякого решения суда об их виновности в экстремистских или террористических преступлениях?

Вадим Клювгант: – Это такая самостоятельная административная процедура, она не означает формально и юридически признания виновности человека в уголовно наказуемом деянии. В законодательстве декларирована возможность обжаловать это решение в судебном порядке.

– Человеку ведь нужно на что-то жить, кормить семью, а у него очень ограничены возможности даже для расходов: по-моему, десять тысяч рублей в месяц на члена семьи.

Вадим Клювгант: – Да, это очень плохо совместимо с нормальным существованием.

– Могут ли людей внести в список террористов и экстремистов за приобретение, скажем, книг Бориса Акунина? Или, пока книга не внесена в отдельный список, все в порядке?

Вадим Клювгант: – Если книга внесена, тогда все плохо – ничего нельзя. И это точно наказуемое деяние: приобретение, распространение, похвалы в отношении такого произведения (книги, песни, спектакля, чего угодно).

А первую часть вашего вопроса очень сложно комментировать с позиций права при размытых понятиях, которые проходят сквозь все антиэкстремистское и антитеррористическое законодательство, где везде есть большой простор для произвола. Очень трудно определить границы понятий – «оправдание», «призывы» – в той практике, которая сопровождает сегодняшнюю российскую действительность. По канонам права призыв – это побуждение к действию, а не просто техническое упоминание или перепост. Но российская практика идет широким фронтом и загребает любое действие. Принцип правовой определенности точно не соблюдается в этом законодательстве, так что, в принципе, угроза может исходить от любого действия, потому что плохо предсказуемо, как оно будет истолковано соответствующими органами. Но расширение обвинительного уклона совершенно очевидно.

– Если я скажу, что мне нравятся герои Бориса Акунина и я призываю всех читать его книги, – это будет означать, что я оправдываю терроризм?

Вадим Клювгант: – Есть основания предположить, что любые формы активности, в том числе публичные высказывания, комплиментарные по отношению к такому человеку или произведению, в условиях того, как применяется в России это законодательство, могут быть истолкованы как какая-то форма причастности. Тем более что люди в соответствующих органах понимают, что от них требуется. Большое значение имеет и позиция судов, ведь никто, кроме суда, не может положить предел произволу. И если суд тоже разделяет такую практику, основанную на обвинительном уклоне и произволе, тогда все плохо.

– Насколько сложно человеку добиться исключения своей фамилии из этого списка Росфинмониторинга?

Вадим Клювгант: – Если представить себе, что кто-то оправдан по суду и оправдательный приговор вступил в силу, то это реабилитационная мера. Но можем ли мы вспомнить какой-нибудь оправдательный приговор по делу о террористической или экстремистской деятельности в России?

– Боюсь, что нет.

Вадим Клювгант: – На моей памяти нет таких случаев, чтобы кого-то, кто был включен в этот реестр, из него исключили в силу успешного обжалования этого решения.

О россиянах только хорошее

В российский Уголовный кодекс хотят добавить статью об ответственности за русофобию. На этой неделе правительственная комиссия поддержала законопроект депутата Ирины Яровой, которая предлагает наказывать иностранцев за дискриминацию россиян или русскоговорящих людей, а также за уничтожение советских памятников за рубежом. Судить по этой статье предлагается чиновников иностранных государств. Законопроект пока не внесен в Госдуму – правительство предложило его немного доработать. Но, судя по всему, власти решительно настроены бороться с русофобией, что бы это ни значило. С нами сотрудник факультета социальных наук Карлова университета Дмитрий Дубровский.

– На ваш взгляд, для чего нужно пугать ответственностью за русофобию?

Дмитрий Дубровский: – Я не очень знаю, кого можно напугать, тем более что с правовой точки зрения мне эта конструкция кажется очень сомнительной (и не только мне). К сожалению, когда-то давно такая же статья предлагалась применительно к той, которая сейчас выглядит как 354.1: имеется в виду отрицание ведущей роли СССР в Великой Отечественной войне. Вот там, когда один из первых вариантов пришел в Госдуму, еще до 2014 года, речь шла о том, что за нее должны судить как раз иностранных граждан. И тогда Правовое управление ГД пожало плечами и сказало: «А как вы собираетесь это делать?» Депутаты ответили: «Да, наверное, не получится», – и переключились на российских граждан. А сейчас предполагается судить не только чиновников, но и граждан иностранных государств, которые совершили некие дискриминационные действия по отношению к российским гражданам и соотечественникам.

– А кто такие эти «соотечественники», которых упоминают в числе потенциальных потерпевших?

Дмитрий Дубровский: – Соотечественники в соответствии с этим новым определением – это те люди, которые проживают за пределами России, граждане РФ, а также те, кто проживает за пределами России, относящиеся к национальностям и народам, исторически проживающим на территории РФ, но при этом не имеющие за рубежом своего государства. За исключением украинцев и белорусов, которые, как говорит этот законопроект, являются частью триединого народа с государствообразующим русским. Которые сделали выбор в пользу языковой, духовной, культурной и правовой связи с РФ, сохраняющей эту самую общность. То есть «соотечественников» определили так, что это кто угодно, буквально любой человек, который говорит: «Я соотечественник, а меня тут дискриминируют».

Между прочим, есть еще один законопроект, как раз упрощающий помощь соотечественникам, которых преследуют за рубежом за защиту российских интересов. То есть они, видимо, пытаются всячески подмигнуть людям, которые так или иначе являются выходцами из СССР и РФ: мол, Россия всячески рассматривает их в качестве людей, которых обижают в Европе (ну, наверное, и в США тоже), и она готова раскрыть свои объятия и защитить от русофобии соотечественников, предположительно, от нее очень страдающих.

– Сейчас понятно, что такое русофобия и о каких именно дискриминационных действиях иностранных чиновников и граждан идет речь?

Дмитрий Дубровский: – Я не видел весь текст, имею его в пересказе «Интерфакса» и РБК. У этого законопроекта есть другая часть. Там, в частности, необходимость введения нового положения объясняется тем, что за рубежом разрушаются советские мемориалы. Похоже, что под русофобией, помимо любой критики современной российской агрессии, войны, понимаются еще и вещи, связанные с перемещением памятников, например, советским воинам, которые превратились для европейцев в памятники уже современной российской агрессии. И видимо, все это вместе называется русофобией.

Между прочим, эта история с русофобией не первый раз всплывает в Госдуме. В 2014 году такого рода законопроект вносил парадоксальный Илья Пономарев, который тогда предлагал считать русофобией любые негативные высказывания по отношению к внутренней и внешней политике России и русским: вполне годное высказывание, с точки зрения современного режима.

– Если они уже сейчас обсуждают, что, скорее всего, все эти дела будут рассматриваться заочно, то для чего это вообще?

Дмитрий Дубровский: – Вы же смотрите на этот законопроект как рациональный человек, который думает, что законопроект принимается для того, чтобы его применять. Я думаю, здесь совершенно другой месседж. Все хорошо понимают, что никакой конкретный иностранный гражданин наказан быть не может в силу ограничения юрисдикции РФ ее территорией. Для меня очевидно, что этот законопроект направлен на привлечение тех, кто является осознанным союзником современной российской агрессии в странах Европы, тех граждан, которые или считают себя соотечественниками, или являются гражданами РФ. Это, конечно, сильно подрывает перспективу нормальной интеграции этих людей в европейских странах: никакой человеческой жизни у них в этих странах не будет, если они будут так себя вести.

В авторитарных режимах закон часто принимается не для того, чтобы его применять, а для того, чтобы боялись. Представить Россию как защитницу сирых и убогих, несчастных русских, которых преследуют проклятые фашисты по всей Европе. Прокуратура будет возбуждать дела – ну, как она сейчас возбуждает дела против судей Международного уголовного суда. Это, помимо всего прочего, подрывает и делает немножко смешной саму правовую систему: она раздувает щеки, брызжет слюной, ничего сделать не может, но при этом пыжится: «Мы страшные! Мы не боимся судей Международного суда!» И я уверен, что РФ в будущем будет рассказывать в ООН, что она борется с дискриминацией, с русофобией и всячески пытается предотвращать дискриминацию российских граждан. Потом начнут вводить статистику: у нас зафиксировано 68 случаев русофобии, дела возбуждены, к сожалению, мы не можем привлечь к ответственности... Этот закон принимается скорее с пропагандистски-идеологическими целями, чем с какими-либо репрессивными, потому что репрессировать некого.

Марьяна Торочешникова