Настоящий советский человек готов вынести любые муки и страдания. А зачем?

Лариса Шепитько и ее «Восхождение».

Дожил до 70-и лет, и не видел этого фильма, созданного почти пятьдесят лет назад. Многие критики, мои друзья и коллеги, считают этот фильм и творчество режиссера Ларисы Шепитько шедевром советского кинематографа. Ну, вот и я посмотрел его. Действительно, шедевр. И я очень рад, что увидел его лишь сейчас, в возрасте, позволяющем мне не только эмоционально воспринимать кино, но, с уже приобретенным жизненным и профессиональным опытом, позволяющим анализировать приемы и средства, используемые автором для точного и точечного воздействия на систему восприятия зрителя.

Я склонен отнести этот фильм к идеальному художественному произведению, настоящему образцу и эталону, созданному методами соцреализма. Причем хочу расшифровать термин «соцреализм» не в общепринятом понимании – как «социалистический реализм», а, скорее, как «реализм социальный». То есть режиссер, прекрасно знакомый с техникой воздействия на зрителя методами кино, использует свои знания для внедрения в сознание зрителей четких социальных установок, заданных более 50 лет назад партийным руководством. Попытаюсь расшифровать это свое убеждение.

Главный посыл фильма заключен в идее: настоящий советский человек готов без всяких колебаний вынести любые нечеловеческие физические и моральные муки и страдания, готов жизнь отдать за свое собственное, и в точности совпадающее с партийным, определение патриотизма, как преданного отношения к социалистической Родине и воинскому долгу. Совершенно четкий, правильный, идейно выдержанный посыл, с которым спорить невозможно и незачем. Ведь патриотизм, защита Родины и готовность жертвовать жизнью за нее – все это необсуждаемые идеалы еще со времен 300-х спартанцев под предводительством царя Леонида, отдавших жизнь за Спарту.

И именно в этом использовании архетипических идеалов и образов заключается беспощадная, надежная и эффективная система манипулятивного воздействия на анализ увиденного на экране простым, честным и неподготовленным зрителем. Простой человек, не знакомый с манипулятивными методами, не способен трезво оценить увиденное, как определенный кинопродукт, увидеть его с непредвзятой, критической, «третьей позиции», попробовать при этом остаться беспристрастным, и, анализируя приемы и средства, противостоять настоящему эмоциональному цунами, врывающемуся с экрана в его психику, буквально сминающему все его аналитические возможности. Поймите, я вовсе не собираюсь бороться с таким художественным приемом, я просто восхищен филигранной техникой его использования в этом великолепном фильме Ларисы Шепитько. Именно поэтому я и анализирую тонкости, позволяющие столь безошибочно и точно воздействовать на зрителя. Мне, как в прошлом артисту оригинального жанра и социологу, чрезвычайно интересны различные художественные приемы и средства управления восприятием зрителя.

Начнем с того, что все действие фильма происходит в зимний период времени. Одно это уже ставит зрителя в определенное отношение к происходящему. Завывание ветра, глубокие сугробы, жуткий холод – все это с первых же секунд фильма, заставляет зрителя съежиться в своем кресле и буквально кожей ощутить зверский холод. Суровая российская зима мгновенно вызывает интуитивное сочувствие зрителя к героям фильма, которых кроме холода преследует еще и голод. И двое из партизанского отряда посланы командиром за провизией, на спасение всех остальных, посланы во враждебный холодный мир, оккупированный врагами и служащими им предателями-полицаями.

Уже в этой завязке прослеживается главный Евангельский сюжет: «… и послал Бог Сына своего на жертву во спасение человечества». В дальнейшем этот сюжет подкрепляется тем самым «невинным агнцем», которого на своих плечах несет один из героев, в котором никто и не может заподозрить будущего Иуду-предателя. Кстати, забегая вперед, хочу напомнить, что в конце фильма, именно так его называет старушка. Режиссер использует один из эффективных художественных манипуляционных приемов – усиления и нарочитого подчеркивания чего-то, что невнимательный зритель мог пропустить и не осознать. И обычно этот прием используется в конце всего действия, как последний гвоздь, забитый в крышку гроба. И вот тогда вдруг начинаешь понимать, что весь фильм иносказательно демонстрирует зрителям всю историю Крестного Пути Христа, перенесенную на мученика-коммуниста.

Начинаешь угадывать аналогов библейских персонажей… Следователь – тот самый Пилат, на которого хитрый Синедрион (гитлеровские офицеры) возложил обязанность судить, обрекать на муки и смерть человека со столь угадывающейся внешностью, с таким проницательным и полным гордой муки взором. А вот и Иуда, тот самый «верный» друг и попутчик, предавший Христа на смерть, которого муки совести после совершенного преступления привели к самоубийству в позорной петле.

В старосте, как потом оказывается, нашем секретном агенте, поставленном партией на эту должность, угадывается Киринеянин Симон, помогающий Христу нести его Крест на Голгофу… Кстати, и само шествие приговоренных к смерти вверх по деревенской улице, это же тот же самый аналог Крестного Пути.

Можно отыскать еще множество аналогий, внедряющих в сознание зрителей тот самый, практически евангельский архетип, в его практически одинаковой моральной российской оценке.

Но почему же я склонен считать этот фильм образцом и примером «социального реализма»? Потому что в нем используются совершенно реальные объекты, поставленные в фантастические, неправдоподобные условия лишь с одной закамуфлированной целью: усилить воздействие и добиться наиболее эффективной запланированной социальной реакции на увиденное.

Когда Следователь приказывает пытать раненного мученика, отказывающегося отвечать на его вопросы, в комнату вносят аккуратно прикрытый салфеткой на подносе набор сверкающих хирургических инструментов. Совершенно реальная вещь. Но давайте задумаемся, откуда в этой забытой Богом деревушке, мог оказаться такой полный набор медицинской техники? Да еще и используемый не для медицины, а для пыток? Абсурд, фантастика! Но как же страшно делается зрителю… А тут еще и гигантское, выкованное специально для пыточных целей, тавро в виде пятиконечной звезды. Неужели его заранее заказали кузнецу оккупанты, чтобы пытать пойманных комиссаров? Интересный атрибут, выглядящий столь реалистично... Но в данной ситуации, в забытой богом деревушке, именно это тавро оказывается чрезвычайно фантастическим объектом. В сознание зрителя незаметно, но чрезвычайно эффективно вносят главную мысль: все немцы-фашисты с войной пришедшие на нашу землю – палачи, садисты, мучители, заранее специально приготовившие эти страшные инструменты, чтобы пытать патриотов-партизан. Не подумайте, уважаемые читатели, что я хочу тем самым защитить немецких оккупантов, нет, ни в коем случае! Я лишь хочу показать вам скрытую и эффективную возможность усиливать воздействие реальных объектов, помещенных в фантастическую среду и обстоятельства. И усиливать это воздействие в соответствии со вполне определенным «социальным заказом». Заметьте, я вовсе не называю это требование российской послевоенной действительности ненужным или неприемлемым. Оно было и не мне решать его необходимость и социальную справедливость. Война ты была и останется Священной Войной для каждого русского человека. Я лишь анализирую возможности воздействия реальных объектов в вымышленных, фантастических условиях на систему восприятия зрителя.

Вот еще один специально усиленный методом кинематографа момент: этим самым раскаленным добела тавром палач начинает мучить красноармейца Сотникова, прижимая к его груди эту звезду в течение целых 20 секунд экранного времени. В реальности такое огромное раскаленное клеймо за 20 секунд насквозь прожжет грудную клетку вместе с ребрами и приведет к неминуемой смерти мученика. Но в методе «соцреализма» он остается жить и даже провозглашать на утро после пытки, запланированные ему по сценарию, пламенные речи настоящего коммуниста. А те 20 секунд совершенно необходимы режиссеру, чтобы ввергнуть в кошмарный психологический шок незащищенного зрителя этой пытки, чтобы заставить его осознать и прочувствовать на себе эти нечеловеческие муки. Да еще и посмаковать сладострастный восторг палача, разрывающего гимнастерку на груди беззащитного красноармейца… Блестяще сыгранная эпизодическая роль актера, затем еще в финале фильма набрасывающего петли на шеях несчастных жертв, попутчиков новоявленного Христа, с таким прозрачным, любящим и прощающим взором, обращенным ко всем невинным зрителям этой жуткой казни. Ну как тут не вспомнить библейское: «Прости им, Господи, ибо не ведают, что творят». Но зритель этого фильма уже так нашпигован всеми физическими и моральными ужасами смоделированной методами соцреализма ситуации, что уж он-то ничего не забудет, и не простит. И замечательный актер-мученик, с такими запоминающимися глазами, навсегда станет их кумиром.

И ведь как точно показана в этом фильме «гнилая сущность» гуманитарной интеллигенции: полицейский следователь Портнов до войны ездил по деревням, да так складно лекции читал. А после института стал в деревне заведующим клубом. И вот именно он, в костюме, в совершенно невозможном для деревни галстуке, зимой, в лютый мороз, в демисезонном пальто и в шляпе – запоминающийся образ такого образованного «интеллигента», предателя, прислуживающего оккупантам. Наделенный небольшой долей власти, дающей ему возможность командовать тупыми садистами-палачами. И, как бы для смягчения и одновременного усиления – тезиса о предателях интеллигентах-гуманитариях, показан его антипод – в прошлом учитель, а теперь красноармеец-командир, артиллерист Сотников, представитель технической интеллигенции. И очень четко противопоставлена «прогрессивно мыслящая» техническая интеллигенция, преданная, готовая жизнь отдать за идеалы социалистической Родины, устремленная в будущее; и вот такая мелкая, дешевая, продажная, думающая только о своей шкуре, гуманитарная интеллигенция, только прикидывающаяся гуманной, а на деле, с такой же черной садистской ненавистью к людям. И, одновременно с этим, интеллигенция умная, хитрая, умеющая провоцировать, обманывать, лгать, умеющая обратить в предателя, такого же трусливого, запуганного человека.

Вот какие мысли об ангажированности автора любого произведения искусства пришли мне в голову после просмотра фильма «Восхождение».

Но все эти рассуждения о манипулятивном характере этого фильма разбиваются всего лишь одним аргументом. Любое произведение искусства, всегда несет в себе некий посыл, доказывающий вполне определенный смысл, идею, которую автор пытается внушить зрителю своим, доступным ему методом. И это относится и к музыке, и к скульптуре, к живописи, к литературе. Иногда произведение искусства делает это прямым, лобовым ударом, иногда завуалированным более тонким приемом. И в кино у режиссера есть огромный спектр вариантов воздействия на эмоциональную и рациональную сферу восприятия зрителя. Главное – это то, что режиссер хочет сказать зрителю. А с помощью кино – сразу, одновременно миллионам зрителей. Недаром, когда-то вождь пролетариата выдвинул актуальный до сих пор тезис, что важнейшим из искусств для любой политической партии является кино.

Владимир Свечников, Нью-Йорк