Профессор Анна Михальская учит говорить красиво
А также пишет романы и учебники. И является большим знатоком борзых.
Профессор риторики Анна Константиновна Михальская – человек, который учить красиво говорить и писать, писатель, филолог, преподаватель, член Союза писателей России, профессор, доктор педагогических наук, кандидат филологических наук, один из основателей современной общей отечественной риторики как теоретической и учебной дисциплины. Автор нового учебника по русской литературе для 10-11 классов российских школ, а также трех романов.
– Анна Михайловна, у Вас так много титулов и регалий, что невозможно все их описать в одной статье. Но об одном «титуле» скажу. Вы – почетный член Ассоциации русской культуры «Русский дом Канзас-Сити», поддерживаете миссию нашей организации по продвижению русской культуры в США.
– Благодарю за приглашение разговору и представление – о «достижениях» я как-то не привыкла думать. Вообще думать интересно о том, что еще впереди, о возможном, а особенно – о том, что кажется недостижимым и невероятным. Я рада возможности поговорить о русской культуре с американской аудиторией, с моими соотечественниками. Помните сцену охоты в «Войне и мире»? Русская борзая, один из важнейших элементов русской поместной культуры, привела меня однажды в английское общество, и за популяризацию этой породы в Британии я стала Почетным членом British Borzoi Club. Появился такой неожиданный мостик, много друзей. А уж литература, belle lettre, – новый мост, и уже через океан.
– Вы еще и биолог. Вы, можно сказать, повторяете историю B. Набокова, биолога и писателя. Он говорил, что о писательстве он думал как о «смеси уныния и хорошего настроения» и, что он мечтал об увлекательной карьере «куратора чешуекрылых в крупных музеях».
– О, Набоков мне близок не только «исторически» (биографически), но и прямо профессионально: и зоологически, и литературно. Он ведь энтомолог, и даже сегодня его статьи о систематике бабочек-голубянок сохраняют в научном сообществе актуальность. Они вечны. Я – выпускница кафедры энтомологии МГУ, и систематика насекомых – моя любимая область. Систематика – это образ мыслей и стиль, это способность одновременно охватить явление общим взглядом – и мгновенно заметить его существенные детали. Этот особый дар определяет и успех профессионала-систематика, и литературный стиль. И потом, чтобы описать бабочку, нужно ее поймать. Так ловят мысль. Так ловят слово. Энтомологи и писатели – прирожденные охотники. Пойманное остается навсегда. Вот как Набоков говорит об этом (сделала в 2005 г. перевод стихотворения «На описание бабочки»):
Нашел ее, поймал и окрестил
Созвучно таксономии латыни.
Я описал ее – а значит, возвестил
Я с нею и себя в веках отныне.
– Филология и биология – это, можно сказать, Ваше «семейное дело». Расскажите, пожалуйста, о Ваших о родителях и детях.
– Отвечу строками моего любимого поэта Серебряного века – Михаила Кузмина.
О предках:
«… Вы молчали ваш долгий век,
и вот вы кричите сотнями голосов,
погибшие, но живые,
во мне: последнем, бедном,
но имеющем язык за вас,
и каждая капля крови
близка вам,
слышит вас,
любит вас;
милые, глупые, трогательные, близкие,
благословляетесь мною
за ваше молчаливое благословение»...
Но не так уж они молчали, мои предки. Все читали лекции в больших студенческих аудиториях: холодных после революции и в войну, страшных присутствием студентов-секстотов при Сталине, но всегда – благодарных, любящих, живых. Посчитали общий лекторский стаж нашей семьи, включая моих сыновей – доцентов МГУ и МПГУ. Получилось около 250 лет. Два с половиной века. Это была и есть жизнь «негосударственной», «рабочей» интеллигенции, дореволюционной и послеперестроечной – жизнь тружеников, а не функционеров, трудная и прекрасная жизнь ученых и педагогов.
– Анна Михайловна, вы не только литературный мастер, но еще и известный собаковод, знаток борзых. Почему именно они?
– Ну, это страсть. Порода особая – не собаки, но памятник культуры, да еще и русская природа, и образ жизни. Это пустые и широкие осенние поля – их раньше называли «отъезжие поля», это скачка, полет. Это русский поместный быт. «Не было усадьбы без индейского петуха и борзого кобеля», – писал один знаменитый охотник середины ХIХ века. Что удивительно, русская борзая – одно из воплощений национального эстетического идеала: живое! Линии, окрасы собак, псовина (шерсть), глаза, профиль, грация. Словарь современного псового охотника – древний словарь псовой охоты, тот же, что в «Уряднике сокольничьего пути» Алексея Михайловича Романова начала ХVII в. Пришлось написать роман («Порода. The breed», 2008), где история семьи переплетается с историей породы.
– Вы – коренная москвичка. Что для Вас «в этом звуке» – Москва?
– Ответ на этот вопрос – в романе, который я сейчас пишу и который назвала – «Москвичка». Моя Москва – утраченный рай, навсегда потерянный дом. За последние годы город так изменился, что мне пришлось его навсегда покинуть. Вместе с обликом города исчезли воспоминания, будто пропала вся прежняя жизнь. Все было сделано слишком резко и слишком грубо. И теперь каждую ночь во сне вдвоем с умершей матерью я хожу по незнакомым улицам в поисках своего дома. И каждый раз нахожу – чужой. Я живу за городом. За городом.
– Вы являетесь автором нескольких романов. Расскажите о них. И еще: «о чем Вы хотите поведать миру» через свою прозу?
– О первом романе я уже упоминала. Но о чем бы я ни писала, главная тема прозы – любовь. Как меня учил мой профессор, один из главных персонажей моего романа «Профессор риторики» (2014) – русский философ и филолог Алексей Федорович Лосев, – различают восемь разновидностей любви: два вида, связанных с «эросом» (притяжение к близкому, достижимому – «потос» и тоска по недостижимому – «химерос» (роман «Foxy.Год лисицы», 2013)); «филия» – страстное стремление, любовь-преданность («Профессор риторики»); «сторгэ» – «почитание предков»; «филосторго» – «любовь к родному пепелищу, любовь к отеческим гробам» («Порода. The breed»); ну, и еще – «агапе» – любовь-почитание, уважение; «элеос» – любовь – сострадание, жалость, умиление… Как видите, хватит еще на целый цикл. Из восьми книг написаны только три. Перестала заниматься наукой: в печати последние три учебника. Теперь можно писать прозу.
– «Говорить – легко!» – школа литературного мастерства профессора А.К. Михальской. Какoвы основные направления школы?
– У меня редкая специальность: я профессор риторики. Сегодня это живая речь, язык в его эффективном (или неэффективном) употреблении, речевое поведение человека. За годы преподавания возник свой метод обучения. Надеюсь, очень скоро со всеми направлениями работы моей школы-мастерской можно будет познакомиться онлайн: готовлю серию кратких онлайн спич-курсов по самым актуальным темам: русская элитарная речь (да, есть и такая, и ей можно овладеть не только «по наследству», в семье); мастерство создания сетевых текстов, в том числе рекламных; презентаций; управление поведением (тут помогает и моя первая специальность – общая теория поведения, этология). Будет даже особый видеокурс о русском мате. Уж слишком много он вызывает вопросов: по сути, это целая проблемная область; нужно вносить ясность – профессионально и популярно. Собственно писательское мастерство – да, я им занимаюсь, но в основном только очно.
– Как Вы относитесь к тому, что русский разговорный язык меняется с большой скоростью, особенно молодежный и язык деловой?
– Язык – это живой организм. Как дерево. Он не может не меняться – не меняются только мертвые языки. И всегда, на протяжении всей истории языка, быстрее всего менялся язык разговорный и речь молодежная. Это естественно и понятно. Кстати, и деловой язык тоже. В России – начиная с петровской эпохи: именно в бизнесе сталкиваются разноязычные тексты и люди. Вовсе не все изменения затрагивают сам язык: они касаются в основном только речи и большей частью бесследно исчезают. «Молодежный жаргон» (так это принято называть) меняется с огромной скоростью: год назад все говорили «мяско» и «сырик», сегодня нужно бы сказать «сыроечковский», «мясоедов» или что-то вроде. Не успеваешь уследить – не то что зафиксировать в статье или словаре.
Влияние английского языка на русский сильно преувеличено: да, словарь растет, часто с вытеснением исходных русских слов; затронута морфология (словообразование) – и немного даже интонирование. Однако сам язык не так уж легко серьезно изменить: речь и язык – разные вещи.
– Многие американцы интересуются нашей культурой. Какие, на Ваш взгляд, основные ее достоинства – как тезис? Как бы Вы начали лекцию о русской культуре для американцев?
– У древних греков в эпоху высокой классики было замечательное понятие: «калокагатия», некий гибрид каллос – красоты – и агатос – добродетели. Единство прекрасного и нравственного определяет и русскую культуру, в своих основах восходящую к античной классике, но окрашенную и славянской мягкостью. Созерцательная гармония и умиротворение, милосердие в отношениях мира и человека – вот что такое русская культура.
интервью вела Лана Ягер,
Канзас-Сити