Георгий Гречко долгие годы был лицом советской и российской космонавтики
«Мне повезло много лет общаться с ним и его семьей и радоваться»...
Сын главного конструктора двигателей для космических и боевых межконтинентальных ракет Советского Союза Валентина Глушко Александр уже не раз печатался в «Русском Хьюстоне Today». Представила нам его главный редактор Русского радио в Хьюстоне Софья Табаровская. Его сегодняшний материал – о замечательном космонавте Григории Гречко, которого Александр Глушко знал очень близко.
9 апреля на 86 году жизни, после многолетней болезни дважды Герой Советского Союза, летчик-космонавт СССР Георгий Михайлович Гречко скончался.
Пожалуй, из всех космонавтов, которые когда-либо летали в космос после Гагарина, он был самым известным и самым любимым всеми, кто с ним общался. Он отыскивал общие темы с каждым из своих собеседников, а его обворожительная улыбка всегда находила путь к любому, пусть даже очень серьезному и замкнутому человеку.
В этот день мы потеряли человека, который начиная с 1975-го на многие годы стал, как сейчас говорят, «лицом советской и российской космонавтики»… Для всех, кто знал его много лет или общался хотя бы один раз, общение с Георгием Михайловичем всегда было настоящим подарком. После встречи его собеседник уносил с собой багаж новых знаний и разнообразнейших тем, которые осмысливать можно было еще долгое время.
Он щедро дарил свои знания и делился огромной любовью к жизни со всеми, с кем ему приходилось работать или общаться.
Ему удавалось рассказать весело о серьезном, а в трудной и, казалось бы, безвыходной ситуации, рассказать такой смешной эпизод из своей жизни, который помогал людям найти этот самый, нужный им, выход. Он не боялся посмеяться и над самим собой, причем часто это делал таким образом, что преподавал прекрасный урок тем, с кем он в тот момент общался.
Но каким был этот человек, прикоснувшийся к неизведанному, прошедший через серьезнейшие испытания и трудом, и опасностью, и славой, и при этом сумевший сохранить в себе Человека и стать примером для нас, его современников?
Родившись в довоенном Ленинграде, Георгий Гречко прошел большой путь, в котором были и годы немецкой оккупации, когда он несколько раз был «на волоске» от смерти и только проведение спасало его. В десятилетнем возрасте он впервые увидел смерть, одетую в форму солдат и офицеров вермахта, и навсегда запомнил ее лицо. Запомнил и стал делать все от него зависящее, чтобы подобное больше не повторилось никогда.
С детства его увлекли книги Н.А. Рынина, популяризатора идеи звездоплавания 1930-х гг. Будущий космонавт даже собрал часть его энциклопедии Межпланетных сообщений, а когда подрос, то пошел к нему в гости, чтобы узнать: куда надо идти учиться, чтобы делать ракеты. Придя же, очень огорчился, узнав, что он уже умер.
Но знания, полученные из книг Рынина, сделали свое дело, и юноша встал сначала на путь создателя, а затем и испытателя космической техники.
Еще в институте Георгий Гречко, как он сам рассказывал, приобрел репутацию человека, которому было «больше всех надо», выступающему по поводу и без повода, всегда берущего на себя ответственность и борющегося за правду и справедливое отношение к людям.
Когда же он перешел на работу к ОКБ-1, то его чувство справедливости обострилось еще сильнее: будь то ошибка в расчетах, сказать о которой было равносильно лишению работы или защита необоснованно обвиненного товарища.
Как в первом, так и в остальных случаях, Гречко оказывался победителем. Он был смелым человеком. И будучи смелым на Земле, он стал смелым и в космосе, а вернувшись обратно, остался таким же, каким был до старта, не заразившись «звездной болезнью».
Незадолго до полета он сломал ногу в результате прыжка с парашютом. Но даже и в этом Гречко нашел положительный момент: он смог написать диссертацию. Позже он вспоминал, что навещать его приходил только один В.М. Комаров, который должен был, казалось бы, видеть в Гречко соперника, а на самом деле, видел в нем союзника и товарища по общему, очень важному делу. Георгий Михайлович навсегда запомнил, как Комаров помог ему, отстояв перед руководством.
В 1968 г. он, в свою очередь, отстоял кандидатуру Б.В. Волынова, которого по приказу свыше собирались заменить другим космонавтом. Он смог доказать, что подготовка его замены займет огромное количество времени, и это сорвет намеченный рекорд, посвященный очередному коммунистическому празднику: ведь Волынов был одним из лучших специалистов по стыковке.
Потом была подготовка в качестве бортинженера дублирующих экипажей по программе полета трех космических кораблей, автономного полета «Союза-9» и по программе «Контакт».
Во время первого из трех полетов в космос, он сумел так распланировать свое время, что тратя его сверх положенной нормы, добился очень высоких результатов и не только спас дорогущий телескоп и труд огромного коллектива, но и привез настолько важные результаты исследований, что по их представлению Георгию Гречко была присуждена Государственная премия.
Второй, рекордный полет в космос, он тоже провел с блеском. Экипаж не только доказал, что человек может работать практически 100 суток, но и вместе с командиром Ю.В. Романенко, смог добиться того, чтобы начиная со следующей экспедиции, станционные сутки равнялись суткам ЦУПа, что очень упростило работу космонавтов в будущем. Выход в открытый космос, который он совершил, подтвердил, что программе исследований на «Салюте-6» быть.
А третий полет?.. Короткая экспедиция, чтобы посмотреть: сможет ли человек в возрасте 54 лет работать в космосе. Оказалось, что сможет, причем, очень продуктивно. Тогда же, в 1985 г. мой отец, академик В.П. Глушко хотел закрепить успех и отправить Георгия Гречко еще раз, в 1991 г., когда ему будет 60 лет. Ученый считал, что уже пришло время, когда космонавты не должны иметь возрастных ограничений при хорошем здоровье. Иначе мы так и не поймем: сможет ли человек долететь хотя бы до ближайших звезд. И проверку этой возможности отец хотел поручить именно Георгию Михайловичу. Судя по его отношению к делу, космонавт с честью справился бы с этой важной задачей.
Да, на совещаниях Генеральный конструктор Глушко иногда ругал космонавта за нарушение режима полета, но другим членам отряда часто говорил: «Если бы Вы работали, как Георгий Гречко, тогда бы приходили просить себе премии или льготы… Только Вы так не работаете, а он не ходит и для себя не просит, только для других…».
Сам Георгий Михайлович как-то сказал о себе: «Девиз всей моей жизни такой: «Будь не первым, а достойно участвуй в достойном деле». В тяжелой ситуации я себе обычно говорил себе: «Ты – ленинградец, ты должен все выдержать, а, к тому же еще, ты – военмеховец. Вот встретишься со студентами своего вуза после полета, и не должно быть так, чтобы они отводили глаза, глядя на твои регалии и зная, что ты там напортачил, что-то сломал или что-то не доделал. И это, надо сказать, хорошо помогает, действует. А иногда стоило себе напомнить, что ты – член коммунистической партии. Да-да, как бы это сегодня ни звучало. Я не знаю, как там жила верхушка КПСС, а у нас, у рядовых членов партии, было правило: работать лучше других и больше других.
Это также позволяло настроиться на выполнение сложной работы. Ну, и последнее, что я себе всегда говорил в трудной ситуации: «Твоя фамилия Гречко, и ты свою фамилию ничем замарать не должен. Вот такие, достаточно простые, были у меня моральные установки, это работает, и часто куда лучше, чем долгая подготовка и физическая тренировка...»
Его скрупулезность, точность и аккуратность проявлялись всегда. Будь то написание писем или подготовка семейного торжества. Его внимательность к людям и уважительность всегда радовала окружающих. Любой, кто сталкивался с ним в жизни, забирал с собой на память, как самый дорогой подарок кусочек радости и света, которыми Георгий Михайлович был наполнен сам и которые дарил всем, кто его окружал.
Он умел видеть людей, распознавать в них способности и аккуратно подталкивать их к правильному пути. Человек и сам не замечает, как начинает идти по той дороге, по которой ему предначертано судьбой. Как у Георгия Михайловича это получалось, никто не знал.
«…Почему я верю в Бога? – говорил Гречко. – Потому что во время войны, даже не на фронте, а в тылу или в оккупации, как случилось со мной, другой надежды у человека нет, кроме как на Бога. И я могу вам сказать, что тогда практически все были верующими. Потому что жить хочется. И я, мальчик, верил. И постился перед Пасхой, и на Рождество ходил по дворам славить Христа. Хлеба не было, но коржик или вареную кукурузину нам давали за наши песни.
Когда немцев прогнали, я вернулся в Ленинград. Мама была жива, отец пришел с войны тоже живой, и этот вопрос как-то сам собой перестал быть острым. Да я еще прочитал книжку «Библия для верующих и неверующих» Емельяна Ярославцева, главного советского атеиста. Поскольку у меня аналитический ум, тогда мне, мальчишке, показалось, что, вроде, там логично доказывалось, что Бога нет. И я об этом долго не задумывался, пока на седьмом десятке не стал анализировать свою жизнь. И вдруг увидел вот что: при своей любви к скорости я на мотоцикле три раза падал, при своей любви к плаванию пять раз тонул.
Во время войны одного моего приятеля на куски разорвало снарядом. Все ребята, стоявшие в отдалении, были ранены, а я, который стоял ближе всех, остался невредим. Я был под обстрелом на открытом пространстве. Попадал и в более тяжелые передряги. Например, когда я развелся с женой, меня пять раз песочили на партсобраниях. Это очень неприятно потому что, когда человек, с которым только что клялись друг другу в вечной дружбе, тебе говорит: «Ах, ты разводишься, значит, можешь, и родине изменить!» – это неприятно...
Почему я остался жив? Почему не сработала теория вероятности, по которой в половине случаев я должен остаться жив, но в тех же пятидесяти процентах случаев должен изувечиться или исчезнуть? Да потому что, по той же теории вероятности, если этот закон не соблюдается, значит, ось, делящая судьбу ровно посередине, кем-то сдвинута. Поскольку, кроме Бога, никто не мог ее сдвинуть, я верю, что был рожден, чтобы стать космонавтом. И когда я по наивности, по горячности, по глупости что-то делал, чтобы сойти с этого пути, меня, подозреваю, мой ангел-хранитель жестоко наказывал. Доводил до отчаяния. А потом самым невероятным образом возвращал на мой путь...»
Кроме его космических достижений, Георгий Михайлович достиг еще одной очень важной высотой в жизни: он был прекрасным семьянином.
Он знал жизнь такой, какой она была на самом деле, и учил своих детей стойко встречать все трудности, которые она готовит им на пути. Он воспитывал из них настоящих людей, с честью несущих славную фамилию Гречко, сохраняя безупречную репутацию и преумножая ее славу – славу «неправильно воспитанных» людей.
Мне повезло много лет общаться с его семьей и радоваться виденному в их доме. Заботливый и любящий муж и отец, он всегда находил что-то такое, что заводило семью на новые свершения! Он умел видеть радость во всем. А когда очень серьезно заболел то, сколько мог, оберегал своих близких от той сильнейшей боли, которую испытывал.
Его жена – Людмила Кирилловна, дочь – Ольга. Вся тяжесть легла на их плечи. Эти две мужественные женщины до самого конца боролись за его жизнь. И именно Людмила Кирилловна семь раз вытаскивала его с того света, возвращала желание жить и любить. И перед своей смертью, находящийся в тяжелейшем состоянии космонавт, целовал руки и благодарил ее за все, что она для него сделала. Он уходил любимым и нужным, чувствуя, что оставляет тех, кто будет помнить его всегда и доделает все, что он не успел довести до конца.
Уходят кумиры, уходят герои, уходят символы эпох. Вечная память ученому-космонавту, прекрасному человеку и другу.
Александр Глушко,
специально для «Русского Хьюстона Today»