Режиссер Евгений Афинеевский: «Мой фильм – это памятник тем, кто ценой своих жизней заплатил за свободу»

Оскаровский номинант о своем фильме «Winter on Fire» и о том, как покорить Голливуд

Документальный фильм «Зима в огне» нашего соотечественника из Лос-Анжелеса» Евгения Афинеевского вошел в пятерку лучших фильмов этого года, номинированных на «Оскар». Сам  Евгений Афинеевский в предпоследний день февраля вместе с другими голливудскими актерами и режиссерами, конечно же был на красной ковровой дорожке церемонии награждения лучших кинематографистов мира. За несколько дней до церемонии все номинанты на лучший документальный фильм сфотографировались вместе и выложили свой снимок в Фейсбуке. Евгений Афинеевский подписал эту фотографию в том духе, что неважно, кто из них выиграет оксаровскую статуэтку, все создатели фильмов достойны этой награды. Произведения, действительно были творческими и интересными.

Как мы теперь уже знаем, в номинации лучший документальный фильм победил все же фильм «Эми» о британской певице.

Режиссер и кинопродюсер из Лос-Анжелеса Евгений Афинеевский родился в Казани. В 17 лет эмигрировал с семьей в Израиль, с 1999-го живет и работает в США. Его документальный фильм «Winter on Fire» был номинирован на Оскар-2016 и вошел в пятерку финалистов самой престижной кинопремии мира.

Мы знакомы с Евгением давно. Десять лет следим за его успехами и попыткой покорить Голливуд.

– Женя, расскажи, как ты узнал о том, что твой фильм вошел в финалисты Оскара?

– Я был в Европе. Я работаю сейчас над другим проектом, снимаю фильм о сирийских беженцах. Я как раз покинул Берлин, где мы снимали в одной из школ и полетел в Вильнюс, куда меня пригласили на 25-летие событий 91-го года. Я как раз приземлился в Вильнюсе и мне позвонили из Лос-Анжелеса. Это было 14 января. 1 декабря прошлого года было анонсировано, что мы вошли в шорт-лист – это когда отобрали 15 лучших документальных фильмов.

– А из скольких фильмов выбирала Академия?

– Было допущено к отбору 124 документальных фильма.

– Кто выдвинул твой фильм на Оскар?

– Фильм номинировала киностудия Netflix, c которой я вместе создавал «Winter on Fire». Для выдвижения на Оскар существует достаточно много критериев, которым фильм должен соответствовать. Фильм должен быть в кинотеатрах определенное количество времени, должны быть рецензии серьезных изданий типа Los Angeles Times, New York Times, другие критерии…

– Что ты почувствовал, когда ты понял, что реально можешь получить Оскар?

– Есть две вещи, которые мне очень дороги. Первое, это то, что большая студия, Netflix, дистрибьютирует фильм, и он сейчас уже в 190 странах мира. Это мечта любого киношника, чтобы его история была доведена до максимального количества зрителей. И второе – символизм Оскара в том, что твой труд оценен лучшими профессионалами киноиндустрии. Но за этим стоит титанический труд, огромное количество часов тяжелой работы…

– Твоя дорога к покорению Голливуда началась в 1999 году, когда ты приехал в США из Израиля?

– Гораздо раньше. Я мечтал об этом еще в Казани, но не видел для себя будущего в России в этом направлении. В Израиле, куда я переехал, пытался найти место в театре. Начинал с простого рабочего сцены, стал продюсером. Но в Израиле кино маленькое. Обычные фильмы чаще всего о терроре, о проблемах арабов и евреев. «Мирного» кино практически нет. А мне хотелось снимать большое кино. Так я оказался в Америке. В Израиле я познакомился с Менахемом Голан. Менахем – король независимого кино, отец фильмов в стиле «action». Мы сняли вместе «Преступление и наказание», «Смертельная игра», «Возвращение из Индии»… Но меня тянуло на другое, и я пустился в самостоятельное плавание.

– Многие иммигранты мечтают стать продюсерами, режиссерами в Голливуде. Получается это у единиц… Что нужно, кроме мечты, чтобы добиться успеха?

– Голливуд – это семья, которая не каждого принимает. Если вы не родились в этой культуре, то вам намного труднее будет стать продюсером или режиссером. Когда вы приезжаете сюда извне, вам необходимо знакомиться с людьми и сходиться с ними, постепенно собирать свою команду… Важны терпение, работоспособность. Умение быть в правильное время в правильном месте.

Если бы в свое время в Казани мне сказали, что я буду покорять Голливуд, я бы не поверил. А сейчас меня приглашают в кинематографические вузы преподавать мастер-классы. Что за этим стоит?.. Работа. Когда в кинобизнесе появился Тарантино, его посылали на три буквы. Он работал три года и создал фильм, после которого его признали. Спилберг семь лет делал «Список Шиндлера». Роман Полански создавал «Пианиста» три года. Если бы не желание доказать самому себе «Я добьюсь», «Я не такой как все», я бы давно сломался. Это движет. Главное – нельзя останавливаться, надо постоянно идти вперед…

– Евгений, как пришла идея фильма «Winter on Fire»?

– Позвонил друг из Киева: «Приезжай срочно, тут творится реальная история»… Ты знаешь, что я всегда был авантюрным товарищем. Ты видела мои фильмы, знаешь, что я во все свои проекты бросался как в омут с головой. Я, кстати, думаю, что без такого авантюризма, открытости к экспериментам, невозможно быть киношником, невозможно делать яркие сюжеты. Поэтому, когда Димка позвонил, Дэн Толмор, у меня даже в мыслях не было не полететь. Это было интересно, у меня было свободное время. Потом, между документальным и художественным кино существует очень большая разница. К съемкам художественного фильма нужно очень долго готовиться, нужно иметь бюджет… А в документальном – ты берешь камеру, идешь вперед и снимаешь.

– Расскажи подробнее о Дэне Толморе?..

– Он – один из сопродюсеров проекта «Winter on Fire». Фактически, нас с ним двое: он и я. Он меня привез туда, уговорил прилететь. Он американец с русскими корнями. До этого мы с ним работали вместе над моим детским проектом – документальном фильме о разводах глазами детей. Он живет между Украиной, Америкой и Россией. Он был в Киеве в начале украинских событий, и как человек, который много проработал в новостях, на телевидении, понял, что такой момент просто нельзя упускать… Мы оба были знакомы с событиями Оранжевой революции 2004 года, и поэтому для нас было понятно, что сейчас здесь происходить что-то другое, и это другое надо запечатлеть.

– Какой-то сценарий был написан, план съемок?

– Нет. Я приехал в Киев в ноябре 2013-го, планировал, вообще, на пару недель. А пробыл с ноября по март. В апреле вернулся в США, потом опять улетел в Киев… Весь 2014 год я, по сути, мотался между Америкой и Украиной. С самого начала Майдана я был свидетелем всего, что там происходило и пытался следовать за всеми событиями…

Сначала это был фестиваль молодежи, которая хотела быть услышанной, но после избиения студентов, 30 января-1 февраля произошел взрыв вулкана народного негодования, и это превратилось в нечто иное. Именно тогда мы поняли, что здесь творится история, не только украинская и европейская, но и мировая. И нужно быть здесь до конца и обязательно снимать фильм.

– Ты чувствовал себя участником событий?

– Нет, я всегда понимал, что я обозреватель со стороны, который документирует эти события. Это была моя позиция с самого начала. Наш фильм – это документальная хроника событий. Я с самого начала хотел рассказать историю простых людей. И донести ее до всего мира. Не политиков, не партий, а именно простых людей. Во время съемок я, конечно, интервьюировал политиков. Но каждый раз это был такой пиар себя и своих партий, а я не хотел, чтобы они делали самопиар за счет моей камеры. Мне интересны были человеческие судьбы, простые люди, которые пришли сюда и стояли днями и ночами на холоде, под полицейскими дубинками, под настоящими пулями…

– Что тебя больше всего поразило на Майдане?

– Единение людей, которые готовы стоять до конца, чтобы вместе победить и вместе изменить свое будущее. Видеть это единение старых и молодых, представителей разных социальных слоев, разных религий и национальностей, было просто уникальным. Уникальным было видеть, что бедные и богатые были вместе на Майдане. Что церковь, которая обычно выполняет функцию помощи государству, была с народом, она поднимала дух и объединяла.

– Тебе было страшно?

– Было. События 18, 19, 20 февраля 2014 года оказались самыми страшными моментами в истории Майдана. Страшно было, когда друзей теряли. Первые смерти на Майдане были 22 января, когда Сергея Нигояна потеряли, потом Жизневского… Сергей был армянином, Жизневский – белорусом. Люди, которые не родились там, но отдали свои жизни за будущее Украины. Да, страх был… Но с другой стороны, мужество людей, которые окружали меня, этот патриотизм, братство и единство, они, наверное, воодушевляли. На Майдане был дух, который непобедим.

– В фильме ты используешь съемки 28 операторов, отдавших тебе свой съемочный материал. Как ты подбирал людей в команду?

– Когда я появился на Майдане, люди знали, что я американский киношник со стажем. Я постоянно общался с людьми. Рассказывал о себе, говорил, что я хочу сделать. И многие люди поверили в меня. Они поняли, что через меня они смогут донести то, что они снимают, до всего мира. Это было рождением команды. Люди на волонтерских началах вступали в наш проект.

– Ты называешь в фильме операторов, чьи кадры использовал?

– Конечно. Все 28 фамилий. Из всех документальных фильмов, выдвинутых на Оскар, у меня самые длинные титры. Я всех благодарю, кто хоть как-то помог в съемках фильма: аппаратурой или еще чем-то…

– Фильм длится один час 42 минуты, а сколько было предварительного материала?

– Пятнадцать терабайтов футиджа, это очень много… Мы сели с монтажерами, сидели в три смены, день и ночь монтировали на двух монтажных установках, и это продолжалось полтора месяца. Это была титаническая работа. Потом мы сделали первый монтажный сбор, который я привез и показал в Netflix. Они сразу сказали, что фильм берут. Было решено, что мне нужно что-то доделать, и после этого я перебазировал монтаж из Украины в Лос-Анжелес.

– Что они посоветовали?

– Только одно: сделать фильм для более глобальной аудитории. С расчетом на то, что зритель может совсем ничего не знать об Украине.

– Человеческие истории для фильма ты подбирал тоже с учетом этого фактора?

– Да, я подбирал героев, истории которых будут понятны людям во всем мире. Пацаненок Ромка с Майдана – это своеобразный Гаврош, только не французской, а украинской революции. Кому-то эти истории из «Winter on Fire» напомнят истории, которые происходили во время Арабской весны, кому-то – Вильнюс двадцать пять лет назад, кому-то – Румынию или Чехословакию… Эта история, которая отражает в себе события из прошлого, уча нас будущему. Для меня этот фильм учит нас будущему, учит единству, учит патриотизму, тому – что люди, а не правительства, есть сила. Люди разных национальностей, возрастов, социальных слоев, объединенные одной идеей, вместе есть сила.

– Женя, признаться, я не без опаски, ждала политики, идеологии, противопоставления Украины и России в фильме… И не увидела этого. Как тебе это удалось?

– Моя камера не является инструментом политики. Своим фильмом я ни в коем случае не пытался насолить российскому народу. Я вырос в России, воспитан на русской культуре. Я с самого начал хотел рассказать историю простых людей. И рад, что своим фильмом нам удалось создать памятник тем мальчишкам и девчонкам, которых уже нет с нами, которые ценою своих жизней заплатили за свободу.

– Ты считаешь, что россиянам было бы полезно посмотреть твой фильм?

– Да, я считаю, что им было бы очень полезно посмотреть его.

– Есть ли у тебя статистика, сколько человек в России уже посмотрели фильм?

– Нет, таких данных нет, но я знаю, что он идет в свободном режиме. Netflix пришел в Россию, Украину и другие страны СНГ с января месяца и дал людям месяц бесплатного просмотра.

– Фильм уже получил награды каких-то кинофестивалей?

– Мы не ставили своей целью принимать участие в большом количестве фестивалей. Это была политика Netflix. Международная премьера фильма состоялась на Венецианском фестивале. Народ стоя аплодировал и плакал. Фильм взял главный приз в Торонто. Сейчас – все равнение на Оскар. Номинация на Оскар помогает придать этому фильму важность… Потому что за этим фильмом стоят человеческие души, титаническая работа большого коллектива, стоит уникальная история людей, у которых можно учиться в Европе и в Америке… Это напоминание тем же молодым американцам, что нельзя забывать, что свобода и независимость имеют свою цену и за эти принципы было отдано немало жизней.

Ольга Тарасова