Король спросил: «А какая она Россия?»
Рассказ
Верите или нет, но вчера, когда я совершал молитву в моей часовне, скрипнула, открываемая дверь, и в проеме молитвенной комнаты появился худощавый смуглый человек в длинном плаще. Он подождал пока я закончил молитву и повторил за мной: «Аминь!».
Потом заговорил со странным акцентом, мне незнакомым:
– Позвольте на короткое время отвлечь вас от духовных тягот, вернее забот. Мой визит будет коротким, меня попросили поговорить с вами о ситуации в Украине, и частично, в России. В мою бытность мы о России знали немного, а об Украине сведения, мягко говоря, приходили до невозможности редко.
Он смутился, совершил легкий поклон и представился:
– Король Франции, Людовик 16-й.
Нос с горбинкой, смугл, брезгливое выражение лица, слегка оттопыренная нижняя губа, н-да, похож на короля, порода видна, скорее всего, он самый.
Король вопросительно поднял бровь, я понял, вежливо кивнул в знак согласия, и он легко и величественно опустился в мое старое кресло.
– Позволю себе продолжить. Ну, вы помните из истории Франции, что после решения Конвента меня казнили. Как они выразились: «Именем народа». Мерзость какая! Народ… Есть ли народы, в высоком Божьем понятии, нет, конечно, кучи людей, как кучи навоза, спаянные одними привычками, одним низким умом, и одной ненавистью. Но тем не менее я их любил, и видел в них братьев, ибо сам такой, как они. Возможно вам известны мои последние слова, сказанные перед тем как меня лишили головы на гильотине: «Я умираю невинным, я невиновен в преступлениях, в которых меня обвиняют. Говорю вам это с эшафота, готовясь предстать перед Богом. И прощаю всех, кто повинен в моей смерти». Сказал, как мог, и еще спросил у палача, нет ли сведений об экспедиции Лаперуза?
Я был почти чист на фоне разврата моего двора, но кому это нужно или кому помогает чистота, кроме нас самих! И помогает ли нам самим? Короли и президенты уходят, умирают, убегают, их убивают, но потом опять начинается тот же круг истории и событий. Белочка в колесе им напоминает об этом, но они никогда не понимали, что белка в колесе крутится для них, нисколько не понимали, и не поймут. А история бежит по кругу, как эта белка, и всегда возвращается.
Простил, простил свою смерть, но они также обезглавили мою возлюбленную Марию-Антуанетту. Я не мог оказывать ей мужские почести, которые она заслуживала своей красотой и молодостью. Я был болен. Она как могла была верна мне, но скорее всего недостаточно. И вот, напоминаю, как возлюбленная моя встретила свои последние минуты: После чтения приговора палач Шарль Анри Сансон постриг ее наголо и надел оковы на отведенные за спину руки. Она, в белой пикейной рубашке, с черной лентой на запястьях, с платком из белого муслина, наброшенным на плечи, и с чепчиком на голове, в лиловых туфлях, села в повозку палача.
В 12 часов 15 минут пополудни ее обезглавили на площади Согласия.
Король умолк. Я увидел, что он держит в руке небольшой розовый шар с некоторым слабым мерцанием. В шаре что-то мелькало. Людовик поднял склоненную голову, и устало прошептал: – Это доказательство, что я оттуда, и что я король…
Люди, жившие после меня, рассказывали, что Наполеон Бонапарт однажды спросил у моего уже сильно постаревшего палача, может ли он спать спокойно, казнив три тысячи человек, на что тот ответил: «Если короли, диктаторы и императоры спят спокойно, почему же не должен спокойно спать палач?».
Месье Моргулис, так как мой визит ограничен, не благоволили бы вы вернуться к Украине и к Московии, как ее сейчас называют России?
Простите, перебиваю, вспомнилось… Да, лиловые туфли, это я ей подарил, чтобы они напоминали ее любимый камень аметист… Да, аметист, камень любви…
Итак, прошу вас, начинайте, что там произошло и что, возможно, будет…
– Ваше величество, я отвечать за целый народ не могу. У меня есть писарь, работающий на компьютере, он философ, и хотя у него отрезаны уши, на ваши вопросы точнее ответит он. А я потом могу высказать вам свое мнение о Боге и о любви…
Я хлопнул в ладоши и в комнату вошел металлический Макс. Он опустился на одно колено и начал говорить:
– Этот народ может быть бесконечно нежен и наивен, их песни целая философия, и они могут быть бесконечно жестокими и отчаянно смелыми, их молодые женщины прекрасны в своей полудетской завлекательности и тайных призывах. Все они могут быть по-ангельски прекрасны и по-дьявольски жестоки. Они мечутся между Богом и дьяволом и хотят быть во всем на равных с другими народами. История их не жаловала, они почти всегда попадали в зависимость от других враждебных или полувраждебных стран. Они легко меняются, их долгое терпение превращается в ненависть, и нет тогда пощады тем, кого они ненавидят. У большинства из них христианство замешано на язычестве. У них богатые забывают про бедных, и нет таких законов, такой силы, которые бы удержали их от воровства и грабежа собственной страны. Они ближнего не очень любят, больше терпят его. Они, вдруг, оторвались от России, а та большая Россия не хочет с ними развода. И заставляет возвращаться к ней, хотя они ее разлюбили.
– А какая она, Россия?
Макс поменял ногу на полу, в середине его загудели какие-то механизмы, ведь он был человекоробот.
Они очень похожи. Но в России еще придумали, что они самые лучшие, что все их обижают и не ценят, что во всем виноваты другие, в частности: жиди, масони, америкоси, и пиндоси, извиняюсь за неточное произношение. Они злы на весь мир и оскорбляют все народы. Но придуманная ими гордость, помогает им выживать и держаться, и быть тоже смелыми и отчаянными. Они как и люди на Украине хотят, чтобы всегда были виноваты другие. Если произойдет покаяние с двух сторон, то вражда прекратится. В России великая литература, прекрасные художники и композиторы. Некоторые их писатели были пророками. Музыка их композиторов исцеляет сердца и наполняет душу слезами. Они могут отдать последнее и просто так убить. Но каяться и те и другие не будут. Христос, о котором в их странах много говорят, у них не живой, а декоративный. Они хотят, чтобы Он прощал их преступления, а врагов наказывал. Они не понимают, что миллионы свечей в церквях грехи не замолят.
Людовик стал странно оглядываться вокруг: – Мне кажется, я чувствую рядом призрак Антуанетты… Она бы их помирила…
Макс произнес: – Трудно поверить… Даже Богородица не сможет их примирить. Их мог бы примирить Христос, они к нему взывают с двух сторон, но жить по Его правилам не хотят. А Христос не человек, он никого не заставляет.
Людовик продолжая оглядываться, закончил: «Мир распадается, как атомное ядро, о котором мне недавно рассказали, мир распадается умственно и душевно, сердца теряют чистоту, а ум завоевывают плотские и грязные помыслы. Я кое-что понял из слов этого компьютерного человека, хотя что-то и знал».
Повернулся ко мне: – А теперь расскажите, что такое любовь?
– Любовь, это время, когда понимаешь для чего ты живешь… Для чего тебя создал Бог. В любви главное, не ждать ответных чувств, а продолжать не останавливаясь любить…
Людовик привстал с кресла и подняв голову горько посмотрел мне в глаза: – Это вы говорите, чтобы меня утешить!?
Я заметил вокруг его шеи опоясывающий шрам, как будто шею зашивали швейной машинкой.
– Нет, это не только для вас, но и для себя. Для меня важны не только моя любовь и мои страдания, а люблю ли я и страдаю, во славу имени Его!
– Вы ведь не фанатик, есть фанатики политические и религиозные…
– Ваше Величество, посмотрите на день. Он на наших глазах рождается и умирает. Он приходит розовым младенцем и уходит темным от усталости стариком.
И наша жизнь – это тот же день. Для Бога наши годы на земле – один день. Но в этот день мы должны пережить созданный Богом вихрь любви, и уходить с земли с любовью в недрах наших душ.
– Жаль, вас не было в дни моего царствования. Сколько бы времени мы провели в рассуждениях о жизни и любви…
– Простите, ваше величество, но в то время я не мог бы сказать вам подобное, потому что только моя жизнь научила меня понимать что-то… На вас ваша кровь, а на мне моя. Мы все приговорены к гильотине, просто у каждого свое время.
– Можно, еще немного о любви?
– Любовь становится сном, когда она уходит. Потом она приходит к нам только во снах. Любовь похожа на Святой Дух, их никто не видел, но они есть. Любовь – это жар, страшный жар, он на время, а иногда на всю жизнь превращает человека в горящего раба. Проникает во все клетки души. Мозг и разум теряют силу и только над всем царствует душа. Правда, проходит время и разум становится сильнее, подчиняет душу, и тогда любовь умирает.
– Да, что-то вы излагаете правильно. Хотя и несколько пафосно… Но с Антуанеттой любовь не умерла… А что же по-вашему Бог?
– Все, что вокруг всего и внутри всего, все, что вокруг всех и внутри всех, все, что вокруг меня и внутри меня – все это Бог.
– Что же нам делать на этой земле? Нас разделяют 240 лет, но ничего не изменилось… Мне было 39 лет, когда меня обезглавили, а ей 38. Мы оба достойно приняли смерть, она ни слова не сказала, и смотрела только в небо. Значит она была убеждена, что ее там ждут, когда она избавится от этой грязной своры людей… В лиловых атласных туфлях на высоких каблуках она поднималась на эшафот как по мраморной лестнице Версаля… Только пять минут смерти, а потом – бессмертие.
Теперь я многое знаю, но рассказать вам не могу, придет время, и вы сами все увидите, и вас не удивит, что там короли сидят вместе с шутами, казненные вместе с палачами, уродливые с красивыми, лгуны с честными, грешники с праведниками, чистые с грязными, даже бесы не очень далеко от ангелов. Ибо все согрешили и лишены славы Божьей.
А сейчас я должен уносить себя туда, где меня ждет, тот, который вокруг и внутри всего…
Людовик поднялся из кресла, раскланялся, глаза его закатились, он двумя руками сжал свой розовый шар и стал медленно уплывать через закрытую дверь…
Человекоробот Макс вдруг завыл по-собачьи.
– Что с тобой, Макс!
– Жизнь уплывает, хозяин, и из человекоробота я превратился в человека… Да-да-да… И вот что еще мне выдал компьютер: Если погаснет Солнце, Земля погибнет всего через … 8 минут 19 секунд!
– Через 8 часов 20 секунд – поправил я.
И Макс стал хрустко тереть металлическую шею.
Михаил Моргулис