Твой дед не любил, когда благодарили

Рассказ «Гены».

Опять гены. Вдруг появляется во мне что-то. Мысль или что-то другое, физически начинает отвлекать и беспокоить. И я хочу понять, от кого это на меня пришло. И иду к своей древней бабушке, которая собралась умирать. Надо поспрашивать, пока она не умерла. А то она недавно тихо мне сказала: – Ох, внучек, устала я жить, на покой хочется в небеса…

Вдруг начинает чесаться голова, представьте, днем пореже, и сильно ночью. Во сне начинаю ее теребить, кроцать, чесать. От кого это, бабушка?

–  Так вот, ты от двух национальностей, а может и больше. Вот у тебя была тетя Марина, так вот она часто и чесала голову. Как занервничает, так и начинает чесать голову. А еще голод на нее нападал, ела, не остановишь. Как узнавала об измене мужа, так и начинала есть все подряд. Станет возле холодильника и не отходит.

– Бабуля, а чего мне хочется людям помогать?

– Дед был у тебя такой, из большого села. Он на возке привезет бедным мешок муки и бутыль масла подсолнечного, оставит все у них во дворе и сразу уезжает. Не любил, когда благодарили. Божий человек не тот, кто при всех доброе делает, а тот, кто тихо делает, чтоб только Бог видел. Лес рубил, спал на сундуке, кулак под голову, и спит. В обед кастрюлю борща съедал, кость из борща разгрызал. Раз в году напивался, заборы ломал, на крышу дома забирался, и там ангелов звал.

– А чего мне писать про жизнь хочется, а бабуля?

– Ну чего, да чего. Был у нас в родне, с другой национальности, один, лицом бледный, глазища яркие, и тож писал, книги его печатать стали, а он в сорок лет от чахотки помер. Потому мало людей его узнало. Ты хоть не помри.

– А чего бабуля, когда тоска на людей нападает – водку хочется пить?

– Не дашь ты мне помереть. Другой еще дед был. Аккуратный, не простой, как тот, что муку и масло дарил. В небо иногда уставится, не оторвешь его. За птицами следил, особливо за журавелями. Как видел, что они летят, голову руками обхватывал, и в лавку, и потом как начнет пуговицы на рубашке рвать и пить ее зеленую, так неделю и продолжал. Ты может во всех пошел, и от двух национальностей хорошее и плохое взял. У нас в родне и от рака умирали, и от всякого. А одного, когда он старый стал и увлекся цыганкой молодой, она его отравила, и выкрала у него и деньги и камни ценные. Он видно проклял ее перед смертью, спустя месяц повесилась она. Вон как бывает, когда добро не к добру. Я из-за тебя вспоминать стала, и умирать уж не так хочется.

– А ты бабуля влюблялась ли в кого?

– Цыц распутник! Хорошее ли дело о таком у старухи пытать? Но может перед смертью поделиться можно. Я как девкой была – влюбилась в нашего кузнеца Георгия, он не сильно большой был, но огонь от металла на его лице отражался, и он как тот металл пылал, весь огнем заходился. Я вот так его увидала и влюбилась, он архангелом Гавриилом показался мне. И вот раз на гулянке нашей сельской он на меня посмотрел, а я видно сильно зарделась, и он понял. И подходит и тихо гуторит, но девки все подслушивают, ну мол, давай прогуляемся в лесок. А я на него зыркнула и отвечаю, штобы девки слыхали: – Нехорошо двоим в лесок. Пусть пойдет один паренек. Девки прыснули, а он фуражку приподнял, и весело молчит. И ушел от меня. Я потом плакала долго, к нему рвалась, но не дорвалась, сдержалась. А когда два года прошло, он уехал куда-то, потом явился, кажет, разводись с мужем, а я хоть продолжала любить его, не развелась, горе никому не наделала. Но может ему. Его потом на войне убили, война с фрицами началась. Вот так, внучок! Бывает, жизнь то она по-своему идет, а не по-нашему.

– Бабуля, а чего главное в жизни. Все по-разному говорят, учат друг друга, а ты чего думаешь?

– А я не думаю шибко, я знаю. Чтоб человеку легко было на небо уходить, ему надобно перед уходом от грязи земной освободиться. Покаяться перед Богом и людьми, попросить простить грехи наши тяжкие. А коли от тяжести и грязи грехов освобождается человек, то он как в белые одежки одевается, и уж не страшно ему уплыть душой в облака. Вот и тебе скажу внучок: прости меня, что тебе сказок не досказала, что времени для тебя не всегда хватало, что чумазую твою головенку наказывала за проделки, что не все любила, что любил ты, прости меня грешную.

– Бабуля, и ты меня прости!

– А тебя чего, ты вон еще сколько жить будешь, меня на сто лет переживешь. Но прощаю тебя, как ты меня, а Господь нас двоих простит…

Михаил Моргулис,

Флорида,

bridgeusa@aol.com