Почему так трудно бывает человеку на новом месте? Психология эмиграции.

Психология.

Волну эмиграции из России, поднявшуюся после начала войны в Украине, оценивают как крупнейшую с момента распада Советского Союза. За последний год из страны выехали около миллиона граждан.

Вряд ли найдутся люди, которым так уж легко покинуть родной дом и обустроиться на новом месте. На этом пути много трудностей. В самых популярных безвизовых странах, таких как Грузия, Армения и Турция, из-за огромного потока приезжих стало сложно найти квартиру, всюду взлетели цены. Работу там по той же причине найти непросто, а ведь многие, особенно в сентябрьскую волну, уезжали без удаленной работы, денег и четких планов, лишь бы спастись от мобилизации. Но помимо материальных неурядиц новые эмигранты сталкиваются с трудностями иного толка – психологическими.

Почему так трудно бывает человеку на новом месте? Об этом рассказала психолог, психотерапевт Елена Кузнецова.

Разрыв этих связей – всегда травма

– Когда мы живем в одном месте, там, где и родились, у нас образуется огромное количество связей, целая паутина ниточек, привязывающих нас к этому месту. Человек, который переезжает, даже не осознает, насколько много этих связей. Это не только наши друзья, родственники, близкие, это еще и кассирша в магазине возле дома, и парикмахер, и врач, и какие-то соседи, и люди, гуляющие в вашем дворе с собаками... А на новом месте этих связей нет, остаются только какие-то единичные – с родными и друзьями. Разрыв этих связей – это, безусловно, всегда травма.

Есть и масса других травмирующих обстоятельств. Даже когда вы едете в отпуск, вам нужно какое-то время, чтобы привыкнуть на новом месте. Даже для моей собаки, которую я несколько раз перевозила с места на место, каждый раз переезд в новую квартиру и в новую среду был стрессом. Мы несколько месяцев жили в горах, там пусто, тихо, и мой пес никак не мог привыкнуть к тишине, ходил с прижатыми ушами, учился местным правилам (там собаки охраняют каждая свою территорию). Потом мы переехали в город, где все по-другому, и тут он ходит, поджав хвост, потому что ему надо снова привыкнуть к новой среде, установить новые связи с теми же собаками с нашего двора. И с человеком происходит примерно то же самое.

– Итак, переезд на новое место жительства – это всегда стресс. Как же с ним справляться?

– Сейчас для многих это осложняется еще тем, что люди приехали, скажем, в Грузию, и не знают, на какой срок они тут останутся, здесь они будут или поедут в Турцию, в Европу или еще куда-то. Возникает такое длящееся тревожное расстройство. На мой взгляд, здоровее, когда человек приезжает куда-то и уже знает, что он переехал именно сюда. Это тоже травматично, но не настолько и по-другому: он знает, что он здесь остается, уже свыкается с той действительностью, которая его окружает. И конечно, обязательно надо заново выстроить социальные связи. Люди – существа социальные, нам нужна паутинка многих-многих отношений: со своими, с русскими, с местными, с кем угодно, но нам нужны социальные связи и отношения.

– То есть нужно стараться максимально встроиться в окружающую среду?

– Даже не то что встроиться, я бы сказала, построить среду вокруг себя. Ясно, что в другом месте люди по-другому живут, у них другая культура. Построить собственные отношения, связи, среду вокруг себя и из местных, и из эмигрантов, чтобы среди них были и русскоговорящие.

– Что еще может помочь адаптации?

– Надо понимать, что это процесс длящийся, но временный, все равно рано или поздно происходит привыкание. По моим ощущениям, а также исходя из особенностей любого кризиса, критичны первые три месяца. Это стадия первичного психологического привыкания (это, кстати, касается любого стресса), потом начинается вторая стадия – до года.

Я сама сейчас прохожу такой же опыт: пару лет назад переехала в Грузию. Так получилось, что у меня была русскоговорящая среда вместе с грузинами, в какой-то момент я осталась одна среди местных: кто-то делал мне ремонт, женщины-грузинки шили занавески. Тут почти все так или иначе говорят по-русски, но все равно это другая ментальность, другие отношения, другие правила социального взаимодействия. Через какое-то время я "поплыла". Регулярно приходил сосед и с порога спрашивал: "Тут живет Лена из Москвы?" И в очередной раз меня как в голову шибануло: кто я? Лена из Москвы? Что я здесь делаю? Откуда я здесь? Как будто потеряла внутреннее ощущение принадлежности... И тогда я срочно собрала своих русских друзей и с удовольствием слушала все, что они говорят: любую чепуху, зато по-русски и с понятными правилами общения. И все – как бальзам на душу!

– Очень важны именно правила взаимодействия, потому что в разных странах они совершенно разные, даже при том, что та же Грузия или Армения – это постсоветское пространство и почти все говорят по-русски.

– Да! Местные жители обижаются на совершенно неожиданные для нас вещи, удивляются, что нас напрягает их непунктуальность. Это невозможно объяснить, пока ты сам с этим не столкнешься, не примешь эти правила, не поймешь, в чем они состоят, не выработаешь реакции на них.

Вот возил меня один грузинский мужчина на машине на экскурсию. Договорились мы с ним, что как-нибудь еще поедем. И вот он мне звонит, а я в это время работаю по скайпу с клиентом. Ну, я, разумеется, сбрасываю звонок. Так это ж была для него смертельная обида! Он тут же позвонил нашему общему знакомому и полчаса ему гневно рассказывал, как я с ним ужасно обошлась и как только я могла?! Я потом пыталась ему все объяснить, но он все равно не понял и остался в обиде. С нашей точки зрения это неадекватная реакция, а здесь, похоже, не принято сбрасывать звонки.

– Доводилось слышать, что через несколько месяцев, полгода, по-моему, у свежеиспеченных эмигрантов непременно начинается депрессия, что это, в общем-то, даже нормально. Это действительно так?

– Смотря что мы этим называем этим словом и с чем она связана. Нормально – потосковать, повспоминать, попереживать, потому что прерваны определенные отношения, ты попадаешь в стрессовую среду, выстраиваешь какие-то новые отношения. Что тут может помочь? Во-первых, нужно понимать, что это нормально. Во-вторых, хорошо иметь возможность съездить на родину. Вот одна моя клиентка, молодая девочка, эмигрировала в Америку и три года не могла вернуться по всяким обстоятельствам, ужасно тосковала. Через три года она прилетела в Шереметьево, чуть ли не целовала асфальт. Всех друзей обегала, все свои социальные связи оживила, невозможная эйфория у нее была. Потом она приехала еще через полгода, а потом уже и не захотела больше приезжать. То есть если прямо совсем тоска-тоска – полетите, поцелуйте асфальт, обнимите родных и близких. Если такой возможности нет, тогда, конечно, уже гораздо сложнее.

Если прямо совсем тоска-тоска – обнимите родных и близких

– Нынешняя волна эмиграции (или релокации, как ее еще называют) все-таки от классической эмиграции отличается довольно сильно, и именно тем, что многие периодически ездят домой и почти все рассчитывают вернуться в Россию, когда там изменится ситуация. С одной стороны, это как лучик надежды, с другой стороны: а вдруг это ложная иллюзия? Плюс постоянная турбулентность, изменения ситуации создают довольно тяжелую ситуацию именно за счет неопределенности.

– Да, это всегда тяжело. Неопределенность – это то, с чем мы сталкиваемся всю жизнь, а в такой ситуации она уже в десятикратном размере. Тут многое зависит от помехоустойчивости психики. Это, вообще говоря, цель психотерапии – сделать психику помехоустойчивой. Это не значит, что мы не будем страдать. Это значит, что мы будем переживать неопределенность, не впадая ни в депрессию, ни в тяжелые тревожные состояния. Да, ситуация неопределенная, и она может длиться долго. Не надо заглядывать так уж сильно вперед. Мы, конечно, должны понимать ситуацию и процессы, которые происходят, но мы живем в сегодняшнем дне, и в сегодняшнем дне я делаю вот это. Это не отрицание, не вытеснение: я понимаю все, что происходит, где я нахожусь, я понимаю, что, например, мои близкие там, а я здесь, но я могу решать задачи сегодняшнего дня и делаю то, что нужно сегодня.

– А в чем польза эмиграции? Вот, скажем, писатель Николай Кононов сказал в интервью Радио Свобода, что "эмиграция – способ прожить еще одну жизнь". Ну, и это же в любом случае расширение сознания?

– Иногда принудительное. И если это воспринимается как принудительное расширение сознания, то как раз и застрянешь в этой злости, ничего нового не начнешь. А если ты принимаешь такое движение судьбы, тогда да, тут есть польза. Плюсы эмиграции – новые отношения, связи. Я столкнулась с тем, что в Грузии, например, гораздо более человеческое отношение к приезжим, чем в России, тут нет имперского национализма, что очень приятно.

– И этому можно учиться! Мы понимаем, что может быть и по-другому, в чем-то лучше. А что-то наоборот: многие эмигранты вспоминают, как много было хорошего дома, хоть в плане человеческих отношений, хоть в плане каких-то удобств жизнеустройства.

– Конечно. Но важнее всего все равно люди и отношения с ними. И самому надо быть доброжелательным человеком, уважительно относиться к местным правилам и традициям.

– Приходилось наблюдать (и не только сейчас, намного раньше, скажем, в США или в Европе), как люди, которые решили навсегда порвать с Россией, страшно ее костерят, говорят, что там абсолютно всё плохо, от политики до климата, а будет только еще хуже. При этом самое забавное, что говорят, думают и пишут они исключительно о России – такая своего рода зацикленность на ней. Что это за психологический феномен?

– Таким образом они оправдывают свое решение уехать, доказывают сами себе и окружающим, что их решение верное: вон как там всё плохо, правильно я сделал, что уехал. Но это лежит на поверхности. А если копнуть немного глубже, то, мне кажется, там в основе какое-то тревожное расстройство: они тревожатся, так ли уж правильно поступили, и именно поэтому им надо постоянно доказывать себе, что здесь лучше, чем там.

– То есть, получается, они в этом не так уж уверены?

– Ты живешь в чужой стране, тебе надо привыкать к ней, а ты говоришь не о том, что тебе здесь делать, а о том, как ТАМ плохо. Это как не случившаяся сепарация с родителями: она не произошла вовремя, и я продолжаю их любить, но в то же время злиться на них (или слушаться их). И здесь эта сепарация с родиной на самом деле не произошла. Ведь если бы она произошла, человек бы вообще об этом не говорил. Он бы говорил, если он в Испании – об Испании, если в Армении – об Армении, и так далее.

Мне вот еще о чем хочется сказать. Эта история называется "свой невроз возьму с собой". Большинство из нас – невротики. Есть невротики, есть психотики. Невротики – это люди с обратимым расстройством, его можно вылечить психотерапией. Психоз – это органическое расстройство, которое надо лечить таблетками. При смене обстановки, даже в отпуске невроз обычно отпускает – на некоторое время. Но не зря же говорят: одно дело – туризм, другое – эмиграция (анекдот еще такой был: "ты туризм с эмиграцией не путай"). Потому что в эмиграции ты находишься дольше, чем две-три недели, и после этого твой невроз тебя догонит обязательно, куда бы ты ни уехал.

А поскольку эмиграция – это стресс, то он догоняет в еще более тяжелой форме. У меня была клиентка. Она из России, давным-давно уехала в Нью-Йорк, поменяла профессию, хорошо зарабатывала, купила там квартиру. Но там тоже невроз ее догнал, она не смогла работать. И тогда она уехала в Южную Америку. Когда мы с ней общались, она жила в каком-то однокомнатном домике в джунглях, вокруг орали обезьяны. Она трудоголик, и там она, так же как и в Нью-Йорке, работала по 12 часов в день и, приходя на онлайн-сессию со мной, вытирала пот, потому что до этого весь день давила какие-то масла у себя в подвале. Все время беспокоилась за свою собачку, которую могли утащить обезьяны, время от времени кидалась за ней, возвращалась, утирала пот. Мой невроз везде со мной…

– Она уехала в джунгли, так как думала, что там ей будет лучше, она избавится от каких-то внутренних проблем?

– Она решила еще раз сменить профессию и место жительства. Но смена картинки вокруг тебя не влияет на твой невроз, на твои установки и психологическую структуру. Ты не можешь что-то изменить внутри себя, просто сменив картинку, климат или политический режим. Если ты не разобрался со своими проблемами, тебе все равно тебе придется их решать и на новом месте. Так что не стоит питать иллюзий. Перемена места не решает внутренних проблем, – полагает Елена Кузнецова.

Белорусский психолог Лилия Ахремчик уже два года живет вне родины. Спасаясь от преследований режима Александра Лукашенко, она вместе семьей уехала сначала в Украину, затем, через полгода, в Грузию, так что психологические проблемы эмиграции знакомы ей в том числе и по собственному опыту.

– Практически все люди сталкиваются с одними и теми же этапами эмиграции, – рассказывает Лилия Ахремчик. Поначалу, когда ты переезжаешь, особенно вынужденно, кажется, что ты наконец-то в безопасности, у тебя эйфория от этого. Второй момент: удовольствие, радость от нового места, от того, что здесь все по-другому. Мы сейчас живем у моря, этот южный город сильно отличается от наших серых городов. Другой мир, другое устройство, другие люди, ты узнаешь их. В этом много интереса, любопытства, эйфории от природы, от новых мест. Это длится примерно полгода.

Потом идет неприятный этап, когда ты начинаешь сравнивать нынешнюю жизнь с тем, что ты потерял, и обычно сравнение получается не в пользу нового места. Начинается этап агрессии. Оказывается, что все тут не так, что люди иначе строят коммуникации между собой, что-то можно говорить, что-то нельзя, как-то можно одеваться, а как-то – нет. В соцсетях можно прочитать много негативных отзывов о новой стране от уехавших. Спустя какое-то время начинается этап депрессии. Он может быть затяжным, до года, но некоторые говорят, что он может длиться и пять лет. Это такое падение вниз, человек не может себя найти, обрести опору.

Так, например, кто-то в новой стране замечает мусор и беспорядок. Я из Беларуси, а там, как говорят, "чистенько", но эти чистые улицы у нас сейчас – своего рода триггер. Иметь чистые улицы в концлагере – так себе достижение. Там мегапорядок (в концлагере не может быть беспорядка), а здесь как будто ощущение хаоса: это, конечно, раздражает. Часть айтишников, которые релоцировались после начала войны не по политическим мотивам, возвращались назад: не прижились, не зашло. А кто-то вынужден остаться, не может вернуться, хотя очень хочется.

В сети много видеороликов, где люди, в том числе украинцы, убежавшие от войны, рассказывают, что все хорошо, безопасно, ракеты не летают, можно жить, визы дают, а человек при этом сидит и плачет – все не так. И парикмахерские не такие, и ногти делают не так, и магазины ночью закрыты. Люди привыкли, что есть круглосуточные магазины, а тут они до шести, в каком-нибудь немецком городке в выходные вообще не работают магазины и рестораны. Наш мозг так устроен, что мы привыкаем к определенному укладу жизни. У нас устоявшиеся нейронные связи, мы в жизни ходим одними и теми же дорогами, а значит, и в голове у нас такие же привычные тропинки из этих нейронных цепочек. А тут все новое, и этого нового слишком много.

С одной стороны, это полезно для мозга, потому что у тебя активизируются сразу тысячи, миллионы новых нейронных клеток. С другой стороны, это вводит тебя в стресс. Это неизбежная часть эмиграции. Стресс может быть затяжным, может стать дистрессом, а дистресс – перейти в депрессию. Адаптация проходит плохо, если ты не прилагаешь усилий для того, чтобы начать хорошо себя чувствовать на новом месте. Человек, который эмигрирует, сталкивается с "социальной смертью" – это когда ты полностью теряешь окружение, у тебя вообще нет ни клиентов, ни коллег, ни друзей, у тебя происходит абсолютное обнуление социальных связей, ты как в вакууме. Если человек в этой ситуации не предпринимает никаких усилий, то он чувствует одиночество в крайней степени.

Это еще один негативный момент эмиграции – одиночество. Поэтому лучше эмигрировать с семьей: хотя бы есть с кем поговорить, что-то обсудить. Однако очень часто семьи, которые эмигрировали, распадаются. Стресс часто вызывает агрессию, а никого другого рядом нет, чтобы эту агрессию отреагировать: нет никаких "с подружкой посидеть, потрындеть за бокальчиком", а обратиться к психологу, проговорить свои эмоции не особо принято. И получается, что "сливной бачок" – это твой партнер по браку, именно ему достается максимум негатива, причем с обеих сторон, один на другого его выливает. Поэтому мало браков выдерживает эмиграцию.

Но если удается все это пережить, переварить и справиться с этими негативными моментами, то обычно после двух лет начинается адаптация. Человек принимает новый уклад, соглашается с ним, он уже, как рыба в воде, начинает плавать в новой среде и может нормально, спокойно жить и работать, обзаводится друзьями, какими-то секциями по интересам.

Я по себе могу сказать, что для меня является опорой. У меня есть любимый коворкинг, я хожу попеть в караоке, у меня проходят очные сессии с русскоязычными клиентами. У меня тут одна маникюрщица, один парикмахер, я хожу в одно и то же место, и все это дает мне ощущение стабильности. Есть белорусскоязычный клуб, и когда мне надо подкрепиться духом, как-то наполниться, я хожу туда, мы там разговариваем по-белорусски, обсуждаем разные темы. Я хожу на выступления наших белорусскоязычных комиков, стендаперов, когда они приезжают. В этом году мы с сыном с удовольствием сходили в местный арт-центр на танцевальную постановку. Это было такое напоминание о мирной жизни, которой мы жили раньше.

– И на новом месте можно при желании начать новую жизнь, которая, может быть, будет даже лучше прежней?

– Такое "обнуление" может быть полезно. Кто-то уезжает от плохого коллектива, например, а на новом месте может выучить язык и найти работу, где его вообще не знают, нет никакого шлейфа плохой репутации. Некоторые здесь более удачно заново начинают бизнес, потерянный на родине. Скажем, у меня есть один знакомый, который в Москве занимался отелями, был успешен, но там очень высокая конкуренция. Он уехал по политическим мотивам и в новой стране делает то же самое, но там он один из пятерки-десятки людей с таким уровнем капитала, и все у него складывается отлично.

Сейчас, конечно, тревожности добавляет постоянная неопределенность, невозможно до конца расслабиться, все время немножко начеку. Но жизнь в условиях неопределенности – это вообще примета нашего времени, и, наверное, нам в принципе надо настраиваться на это, принять это как данность: жизнь в неопределенности – это сейчас естественная жизнь. Не стоит настраиваться на то, что ты проживешь всю жизнь в одном доме. Да, допустим, сейчас я строю дом, но этот дом, может быть, не навсегда – изначально давать себе такую установку, тогда вы будете уже готовы к этому.

– Как же "сохранить устойчивость в неустойчивом мире"? Так назывался один из ваших постов в фейсбуке, написанный по поводу землетрясения в Турции, отголоски которого докатились и до Грузии.

– Кого-то очень укрепляет стабильность и периодичность занятий спортом, кого-то – духовный рост. Возможно, мы вообще переходим в какую-то новую эру, где материальное отходит на второй план, где все опоры внутри самого человека. Раньше была опора: вот, надо соорудить домик и за него держаться. А сейчас, видя, как ракеты в один момент разносят эти домики в хлам, ты понимаешь: это не то, на что можно опираться.

Можно опираться только на то, что ты уцелеешь, будешь жить. Уверенность в том, что ты сама со всем справишься, – это и есть самая надёжная опора. Внутри тебя есть стержень, есть силы, на которые ты можешь опираться. Каждый человек должен стремиться к тому, чтобы стать для самого себя "системообразующим предприятием". Я – тот, вокруг кого начинает крутиться его мир, я – та, которая создает вокруг себя круг друзей, проявляет в своей жизни мужчину, отношения, может придумать, где жить, как жить, в своем жилье или в съемном. Центр находится в самом человеке. Это вера в себя: что бы ни произошло, я все равно создам вокруг себя свою Вселенную.

– Но нередко люди действительно впадают в тяжелую депрессию, теряют почву под ногами. Они не могут стать самодостаточной системой, просто потому, что им очень плохо, страшно, непонятно, что будет завтра: на родину нельзя, там посадят, а из новой страны могут и выгнать.

– Удивительно, что люди, пребывая в таких сложных переживаниях, не идут к психологам. У меня нет другого рецепта, кроме как обращаться к специалистам в случае депрессии. Особенность такого проваливания в бессилие – человек находится внутри себя, ходит мыслями по одному кругу, все время думает об одном и том же: как плохо, как все не так. Тут обязательно нужен кто-то, кто выведет его из этого круга, подскажет: посмотри по сторонам.

Человек, замкнутый в себе, действительно попадает в безысходность и бессилие. Нужно выходить в мир, обращаться за помощью. Тут могут помочь те же соцсети, какой-то элементарный пост: "Ребята, мне плохо, я загибаюсь. Не надо советов, пожалуйста, просто поддержите". И тут же найдется кто-то: а кем ты работаешь, а где ты, давай подскажу, помогу… Мы недооцениваем отзывчивость людей, думаем, что мы никому в этом мире не нужны, не интересны, но это не так. Ну, а если есть действительно серьезные симптомы депрессии, то стоит идти к специалисту и помогать себе антидепрессантами, вместо того чтобы терпеть и мучиться. Клиническая депрессия – это заболевание, и не надо ее стыдиться, надо ею заниматься.

– Когда людей выдавили из родной страны определенные силы, люди и режимы, их нередко накрывает злоба, ненависть, агрессия по отношению к этим силам. Что делать с этими чувствами? Они ведь могут быть разрушительными.

– Разрешать себе эту агрессию. Если вы настолько отважны, что можете ее опубличить, можно и это делать, открыто говорить, что вы думаете о происходящем. Если же в публичное пространство выходить страшно, то хотя бы дома ходить и ругаться, но обязательно вслух. Не нужно это подавлять, у вас нормальная злость: вы не хотели уезжать, вас вынудили, вся ваша жизнь разрушена. Конечно, вы можете злиться, испытывать ненависть в крайней степени. Быть "хорошим" молчаливым человеком – зачем, кому это надо?

Разрушает не ненависть, не обида, не злость, разрушают чувства, которые ты оставляешь при себе. Если ты эту ненависть никак не проявишь, то ты ее никак и не проживешь, даже не отреагируешь, не выскажешься, – и вот у тебя уже сердце заболело, дыхание перехватило, ты уже не можешь говорить. Это плохо, это приведет к психосоматике.

Разрушает не обида, не ненависть – это нормальные реакции на негативный стимул. Ты злишься – и это нормально. Ненормально, если ты начинаешь себе говорить: ну, что я могу сделать, на что я могу повлиять, это ничего не изменит… Если ты давишь в себе эту агрессию, то, скорее всего, у тебя разовьется какое-то заболевание. Я сама иногда пишу пост: "Конченные ублюдки, чтоб вы все сдохли!" и так далее, – а потом стираю это: все равно фейсбук не пропустит, забанит. Я считаю, что это отличное проживание эмоций через вербализацию. Терапевтично!

– Многие хотят вернуться домой. Есть надежда, что все это кончится, но пока непохоже на то. Иллюзии тоже опасная вещь, особенно порушенные. И в пессимизм впадать опасно. Как тут соблюдать "золотую середину"?

– Я верю в победу, но не жду, что это произойдет завтра. Я за то, чтобы жить сейчас, сегодняшним днем и проживать его не в ожидании. Учить язык той страны, где вы оказались, обучаться пению, танцам, еще чему-то, то есть делать все, что бы вы делали, если бы жили дома. Жить так, как ты хочешь жить, проявлять свои способности, реализовывать мечты. Не сидеть все время в новостях, не ждать, когда все кончится, а, например, записать свои мечты, не привязанные к местности. Вот у меня в этом списке уже стоят некоторые галочки, я это сделала: например, шампанское на колесе обозрения, встреча рассвета в горах, пробный урок пения, массаж. В ближайших планах конная прогулка.

Есть много разных интересных штук, которые хотелось бы попробовать в жизни. Я для себя решила, что жизнь мы не пропускаем: ни я, ни моя семья. Вчера вот отметили день рождения сына, десять лет, и не просто: на тебе тортик, скромненько, мы ведь беженцы… Нет, культурная программа, мероприятия, шарики – все у него было, как если бы он находился дома. Это важно, ведь его жизнь тоже проходит, и она должна быть полноценной. И для себя я реализую все, чего хотела бы. Но при этом продолжаю верить, что все изменится.