Как россиянка уехала в США и стала звездой в мире граффити

«Я побоялась бы заниматься уличным искусством на родине».

Положение уличного искусства в России и США имеет свои особенности. Российская художница Екатерина Толузакова (Kate Tova) проверила обе системы на себе. Она родилась в маленьком городе Балаково в Саратовской области, где среди дымящих заводов рисовала море и океан. После школы художница уехала учиться в Москву, а затем переехала в США – к жениху, с которым случайно познакомилась на сайте для изучающих иностранные языки. Сегодня Екатерина пишет картины под псевдонимом Kate Tova и разрисовывает невзрачные стены по всему Сан-Франциско. Героями ее уличных произведений стали активисты движения Black Lives Matter, представители ЛГБТ-сообщества и жертвы дискриминации. Журналисты поговорили с художницей о притеснениях в США, отношении к родине, получении гражданства, протестах и нюансах российского образования.

– Когда мы договаривались об интервью, ты предупредила, что иногда с трудом вспоминаешь русские слова. Как часто ты сейчас говоришь по-русски?

– Вообще, я стараюсь раз в неделю общаться с родителями, но иногда не получается. На самом деле в Сан-Франциско много русских, но почему-то я больше общаюсь с американскими друзьями, с мужем тоже разговариваю по-английски. Поэтому сейчас мне необходимо время, чтобы переключиться. Меня злит, когда я не могу вспомнить что-то на русском.

– Давай перейдем к теме твоего творчества. Когда у тебя проявился талант к рисованию?

– Сколько помню, я всегда рисовала, ради этого даже пропускала вечеринки с друзьями. В детстве родители отвели меня в школу искусств, где меня приняли сразу в четвертый класс, для всех это был шок. Там мне дали хорошую базу, хотя потом я поняла, что эти знания меня ограничивали. Нам, например, нельзя было использовать черный цвет. Все эти годы до недавнего времени ограничения сидели в голове.

– После Балаково ты переехала в Москву. Как тебе дался переезд?

– Было очень сложно. Я из небогатой семьи, но родители всегда верили в меня, даже переехали вместе со мной в Москву. Помню первый день в съемной квартире, где вообще ничего не было. В первую ночь набила свитер своими футболками и штанами, чтобы сделать что-то вроде подушки. Было сложно, но это того стоило.

– Когда ты задумалась о переезде в США? Это была давняя мечта?

– Я вообще не предполагала, что куда-то уеду. Просто учила язык, чтобы в будущем было больше возможностей. Почему-то мечтала поехать в Австралию, казалось, что там безопасно. Чтобы оплатить обучение в языковой школе, родители брали кредит, я работала фотографом, продавала картины. Однажды мой друг посоветовал мне сайт InterPals, где можно было переписываться с людьми со всего мира и учить язык. На этом сайте я познакомилась со своим будущим мужем Джонни – он учил русский, так как вместе с родителями хотел поехать в путешествие по России. Мы каждый день разговаривали по скайпу. Спустя время вместе с семьями поехали отдыхать в Испанию. Потом мы постоянно приезжали друг к другу, но как только я закончила колледж в Москве, уехала к нему.

– При переезде в США у тебя был какой-то план как у художницы? В каком направлении ты хотела двигаться?

– Я всегда стремилась быть художницей, хотя такая карьера казалась нереальной. Еще в России я поняла, что могу продавать картины. Первый раз мою работу – маленькую акварель – купил мужчина из Техаса, он заплатил 800 долларов. Я тогда думала, что это такие большие деньги! И поняла, что искусство стоит столько, сколько люди готовы за него платить. Сейчас у меня принт стоит столько же, сколько та акварель, а оригиналы уже ближе к десяти тысячам долларов. В 2018 году моя самая большая работа была 36 на 48 дюймов (91 на 121 сантиметр – прим. «Ленты.ру»), тогда я за нее попросила 1,8 тысячи долларов, а сейчас я бы за нее взяла уже 12,5 тысячи долларов.

– Как к тебе пришла популярность?

В Новом Орлеане был период, когда я вообще ничего не продавала, так как меня никто не знал. Там я начала работать в приюте для собак, делала фото питомцев, чтобы им быстрее нашли хозяев. Однажды я предложила нарисовать портреты животных, чтобы продать их на аукционе. На такие мероприятия, как правило, приходит много богатых людей, благодаря чему я нашла первых покупателей. Потом я делала для приюта календарь со знаменитостями. Одна из них, Рейган Чарлстон, заказала у меня большой портрет. Она запостила его в Instagram и повесила в своем бутике. Я даже сейчас получаю заказы из Нового Орлеана благодаря Чарлстон.

– Как ты сама описала бы свой стиль?

– Стиль – это такая интересная штука. Нельзя сделать одну работу и сказать, что это мой стиль. После переезда я поняла, что мне надо делать коллекции, а не по одной картине, как было до этого: одна картина – импрессионистское море, другая – реалистичный портрет, и так далее. До этого мое портфолио выглядело так, как будто оно от разных художников. Сейчас мой стиль – это яркие краски с использованием разных отражающих или голографических материалов. Например, камни, золото, что-то такое сверкающее.

– Все работы, о которых мы говорили до этого, были на полотнах. Какая работа стала первой на стене здания?

– Мое уличное творчество началось с пандемии коронавируса, когда по всему Сан-Франциско фасады магазинов и офисов стали закрывать деревянными досками, особенно во время протестов, так как владельцы боялись, что витрины разобьют. Доски были везде. Из-за этого художники вышли на улицы, чтобы как-то исправить этот ужасный вид. Не знаю, считается это нарушением или нет, потому что я не рисовала на стенах – это незаконно. Хотя сердца на досках я рисовала в основном без разрешения.

– Чему были посвящены уличные работы?

– Первой фреской на улице стала Say Her Name в 2020 году в Сан-Франциско. Она посвящена движению Black Lives Matter, в городе было очень много протестов. В этом портрете я совместила черты лиц многих темнокожих девушек, которые погибли из-за действий полиции. Так что это не реальный человек. Потом был портрет активистки Лаверны Кокс.

– Однако одну из фресок удалили со здания. Почему?

– Это случилось из-за того, что я нарисовала ее на временной строительной стене. Как только работы завершились, фреску вырезали. Потом ее подобрал мужчина, который работает в магазине через дорогу. Он написал мне, что спас ее. Сейчас она находится у меня. Когда работаешь на улице, надо понимать, что с твоей работой может произойти что угодно. Когда я стала рисовать сердца в Сан-Франциско, некоторые из них даже закрашивали черной краской. У работников на улице есть что-то типа приказа: любое граффити и все такое надо замазывать.

– Кстати, о сердцах. Они стали твоей визитной карточкой, ты их очень часто изображала.

– Все началось с одного магазинчика, который находится рядом с моим домом. Его фасад тоже был закрыт досками. Я просто не могла на него смотреть. Тогда я дома нарисовала на холсте сердце, а потом с утра пришла и дрожащими руками прикрепила его на доску, но не подписала, потому что испугалась. Но я не знала, нравится оно людям или нет – они не могли запостить и отметить автора. В итоге я решила все-таки подписать. После этого в Instagram я получила много комментариев. Люди писали, что сердце их подбадривает по дороге на работу, радует детей во время прогулок и излучает надежду.

– Одно из сердец появилось в китайском квартале в Сан-Франциско. Там была история про преследование людей?

– История была связана с ковидом, который начался в Китае. По отношению к людям азиатской внешности появилось много негатива и ненависти. Многие винили их в том, что произошло в мире. На самом деле это, конечно же, не так. Таким образом я выразила поддержку им, показала, что их любят. Просто мне хотелось сделать что-то для них в такое время, когда они боялись даже выйти на улицу.    

– Как ты думаешь, твои уличные работы, в которых ты выступаешь против расизма и притеснений, нашли бы в России такой же отклик в обществе, как в США?

– Я об этом никогда не задумывалась. Думаю, я вообще побоялась бы заниматься в России уличным искусством. Хотя в подмосковном Королеве я рисовала на зданиях серферов. Это был единственный момент, когда я рисовала без разрешения. Но, думаю, вряд ли я продолжила бы этим заниматься. Наверное, побоялась бы.

– В своем уличном творчестве ты чаще всего освещаешь две темы – BLM и ЛГБТ. Но третью – харассмент и историю с движением MeToo обошла стороной. Это было сделано намеренно?

– На самом деле обычно я не связываю искусство с политическими темами. А мое уличное творчество началось во время пандемии – сильно позже MeToo, тогда я даже не трогала подобные вопросы.

– Если представить, что ты создавала бы фреску, посвященную этой теме, что бы ты изобразила?

– Это было бы что-то такое, что смогло бы поддержать женщин, тем более женские портреты всегда были моей любимой темой. Отрицательного героя я бы не стала изображать и прославлять. Я на стороне поддержки людей.

– Давай поговорим про BLM. В США действительно притесняют темнокожее население?

– Мне сложно ответить на этот вопрос, потому что я не была на месте этих людей. Но когда я переехала в Новый Орлеан, то заметила, что темнокожие там живут в отдельных кварталах. Богатые светлокожие как бы вытесняют темнокожих в отдельные районы. В Сан-Франциско другая ситуация, город в принципе очень дружелюбный. Но вообще в каждом городе эти люди сталкиваются с подобными проблемами.

– Ты сама сталкивалась с дискриминацией? Может, тебя где-нибудь не принимали только потому, что ты русская?

– Нет, такого со мной никогда не было. Помню, когда я только переехала и первый раз вышла на улицу из дома, люди здоровались со мной, улыбались. Я как в сказке оказалась. Возможно, кто-то сталкивается с дискриминацией из-за незнания языка. Я, кстати, живу рядом с кварталом, который называется Little Russia (Маленькая Россия – прим. «Ленты.ру»), и там живут бабушки, которые говорят только по-русски, и в магазинах тоже только по-русски. Но я думаю, что это несравнимые вещи: дискриминация темнокожих и положение людей, которые не знают английский язык.

– Давай поговорим о России. В 2019 году в Москве прошли митинги, которые вылились в беспорядки на улицах. Тогда ты сделала репост одного такого кадра к себе в сторис и написала что-то вроде того, что тебе стыдно иметь отношение к России. Что ты тогда имела в виду?

– Я даже не помню, что тогда написала. Просто, наверное, чувствовала, что у многих моих знакомых разбились мечты, и меня это сильно задело. Я сама большой мечтатель и постоянно стремлюсь к своим целям. Я думаю, на тот момент в России мои друзья не могли ничего сделать из-за обстоятельств, которые произошли. Многие из них потеряли работу и уже не могли много путешествовать, их творческие мечты разрушились.

– Ты следишь за тем, что происходит в России? Читаешь новости?

– Немного. Я стараюсь много новостей не читать, потому что это может плохо сказаться на моем творчестве. Может так получиться, что я просто не захочу рисовать, а буду думать о том, что происходит. Но вообще мне больно за страну, за своих друзей, которые там были. Потому что это не их вина, что так все происходит. Вопрос патриотизма – сложный. Когда меня тут спрашивают, скучаю ли я по России, то я говорю, что я скучаю не по стране, а по людям, которые мне дороги.

– Сейчас внутренне ты уже чувствуешь себя американкой?

– У меня пока нет гражданства, но внутренне я уже влилась. Если меня спрашивают, где мой дом, то он уже в США. Сейчас у меня грин-карта, но я готовлюсь к получению американского паспорта. После того как я окончила учебу в США, у меня было разрешение на работу, потом мы поженились с Джонни...

– Когда ты публикуешь что-то о Балаково, посты всегда немного с негативом. Это какое-то внутренне желание забыть прошлое?

– Нет, у меня просто шок, потому что я не знала, как на самом деле там все выглядело. Когда я жила в Балаково, все было привычно: серый облезлый дом мне казался нормальным. Но когда я сравнила это с Сан-Франциско, то поняла, что там все выглядело как в какие-то военные времена. На самом деле иногда смешно вспоминать. Я выросла в маленьком городке, где одни заводы, и я там рисовала море. Но мне повезло там вырасти, это было рядом с Волгой. Мы ездили на остров Пустынный, это было круто. Но иногда вспоминаю какие-то моменты или смотрю фотографии – и по телу бегут мурашки.

– Если говорить о твоем будущем – у тебя есть то, что ты хотела бы реализовать?

– У меня всегда есть какие-то мечты и проекты, которые я хотела бы воплотить. Я хочу работать над большими инсталляциями. Например, нарисовать что-то на гигантской стене в отеле, что-то более монументальное. Я это все обдумываю, что можно сделать, чтобы это было круто.

– Мечтаешь ли ты о том, что когда-нибудь создашь что-то в Балаково или в Москве?

– Я бы хотела вернуться в Россию, чтобы что-то нарисовать. Также хочу сделать это в Новом Орлеане. Но пока даже не знаю, что бы это могло быть.

Татьяна Волкова