Эмигранты сформировали особую культуру зарубежной России

Главный редактор «Нового Журнала» Марина Адамович о внутреннем времени.

Марина Михайловна Адамович – критик, культуролог, главный редактор литературно-публицистического журнала русского зарубежья «Новый Журнал» (Нью-Йорк). Окончила факультет журналистики МГУ им. М.В.Ломоносова. Кандидат филологических наук, член Международного союза журналистов, член международной славистской организации ASEEES. Работала в журналах «Литературное обозрение» и «Континент». Литературно-критические статьи публиковались в журналах «Новый мир», «Дружба народов», «Знамя», «Вопросы литературы».

Русская диаспора в Америке многочисленна. Русские в Америке давно и надолго. Занимаются они всем и сразу. В том числе литературой. Поводом для разговора Игоря МИХАЙЛОВА с Мариной АДАМОВИЧ послужила дискуссия в литературной гостиной Михаила Моргулиса, что в местечке Норд Порт, штат Флорида, о том, кто является продолжателем линии русской классической литературы: отечественная литература, которая не оторвалась от своей почвы, или эмигрантская. 

– Марина Михайловна, пользуясь вашей любимой метафорой Павича, хочу спросить: ваше внутреннее время всегда ли совпадает с внешним?

– Внутреннее время никогда не совпадает с внешним. Реальная жизнь современного человека предельно детерминирована, его внешнее время дискретно, дробно. А внутреннее время – протяженно, непрерывно, исторично и иным быть не может. В этом контексте феномен Интернета – виртуального пространства – парадокс, который предельно усложнил существование человека, потому что нельзя выстраивать свое виртуальное – внутреннее пространство по аналогии с внешним. Не может быть у человека 10 тысяч друзей, нельзя рефлексировать вовне, не оставлять ничего для внутреннего потребления, для диалога только с собой. Вайдовское «все на продажу» сегодня звучит детским лепетом; в самом дурном сне великий режиссер не понимал, что это «все» действительно охватит ВСЕ. К тому же, с моей точки зрения, в Интернете как виртуальной глобальной системе заложена сильная энергия идеократии, диктатуры, антисистемы. И сегодня – за такой короткий срок существования Интернета – именно это его свойство проявилось сполна и уже откровенно подавляет другую заложенную в нем энергию – свободного коммуникативного общества.

– Что в нынешней литературе, эмигрантской и российской (кстати, не кажется ли вам, что такое разграничение сегодня – почти условность), вызывает удивление, недоумение, восторг?

– Интернет, как и все иные чисто технические возможности современного общества, усилил, конечно же, диалогичность (вообще свойственную культуре) и ускорил слияние этих двух литературных русел в одно. Тем не менее русская литература все еще разделена на литературу российскую и диаспоры. Разделение это произошло, как известно, по внешним, политическим причинам, но имело чисто эстетические последствия. После Октября 1917-го из России выехало почти 2 миллиона беженцев от большевиков. Если мы проанализируем социальный состав апатридов – аристократия, интеллигенция, военные, священнослужители, – станет понятно очевидное: выехала интеллектуальная культурная элита страны. Поэтому в том пространстве, где эти 2 миллиона оказались, они продолжили – сознательно или стихийно – сохранять русскую культуру в ее свободном эволюционном развитии – так, как она всегда и развивалась, будучи частью общеевропейской культуры. Особенностью этого процесса развития было лишь усиление влияния контекста мировой культуры (истори-чески естественного для нас) на собственно русский текст. Так эмигранты сформировали особую культуру (и литературу) Зарубежной России. Оставшиеся же в Советском государстве интеллектуалы успешно провели над российским культурным пространством некий модернистский «чистый эксперимент». Мы помним, что начало прошлого века – это виток модернизма, который охватил все мировое пространство, но только на территории бывшей Российской империи модернизм стал главенствовать и был возведен в ранг официального искусства. В условиях идеократии он последовательно развился, мимикрировал в эксперимент еще более «чистый» и конкретный по задачам – в знаменитый социалистический реализм (это схема, но она вполне, на мой взгляд, отражает суть случившегося). Так и прошел целый век – а это слишком долго, и последствия стали необратимыми. Политического освобождения России недостаточно для того, чтобы два потока русской литературы объединились, так сказать, по нравственно-лингвистическому принципу. Дальше еще интереснее: в период перестройки за пределами российского культурного пространства оказалось более 25 миллионов русскоговорящих – которые вольно или невольно, но повторили опыт белой эмиграции и теперь тщательно варятся в том самом мировом культурном котле и выстраивают новый человекотекст. Это просто еще одна иллюстрация мысли: создавая текст, мы вступаем в диалог с Богом, а не с политической системой; диктаторы, президенты, агитаторы приходят и уходят, а культура – вечна. И чем кончится этот процесс, рано говорить. Однако это богатство современной Зарубежной России – тоже во благо и для развития русской культуры, в том числе как части европейской.

– Когда меняются редакторы, меняется ли направление? Этот процесс болезненный?

– «Новый Журнал» возник в 1942 году, и его кредо определялось словами «Россия, свобода, эмиграция». Журнал возник, говоря словами Нины Берберовой, «не в изгнании, а в послании», его целью всегда было сохранение и развитие классической традиции русской культуры и литературы. Журнал создавался именно как интеллектуальный центр всего русского рассеяния и свободной русской литературы, с тех пор ничего не изменилось в его целях и задачах. Первыми главными редакторами были писатель Марк Алданов и поэт, критик Михаил Цетлин (Амари). Это был период складывания «Нового Журнала»: шла война, Европа – и вместе с нею Зарубежная Россия – погрузилась в трагедию, и журнал стал одиноким живым голосом русского рассеяния. Вся эмигрантская периодика прекратила существование; «Новый Журнал» должен был заменить всех и все. Колоссальная ответственность, с которой «новожурнальцы» справились. Кстати, именно тогда и был заложен фундаментальный принцип нашего издания: плюрализм. Не беспринципность, которой сегодня подменяется плюрализм, а демократический принцип равенства и права на свободное выражение. На страницах журнала могли печататься все – кроме апологетов нацизма и коммунизма. Следующим редактором «НЖ» стал профессор Гарвардского университета Михаил Карпович, один из отцов-основателей американской славистики. Именно он сформировал журнал в том виде, в каком его знают. Много внимания стало уделяться истории эмиграции, ее культуре, ее отношениям с мировой цивилизацией; четко и последовательно велась борьба с русофобией; состав сотрудников укрепился академическими интеллектуалами, журнал стал распространяться по всему миру. Роман Гуль, писатель, публицист, один из лидеров антикоммунистического движения зарубежья, был при Карповиче ответственным секретарем, главным редактором стал в 60-е годы и вел журнал в течение четверти века. Из двух главных для него вещей – России и свободы – он выбрал свободу. При нем журнал стал печатать неподцензурную литературу из Советского Союза; со страниц «НЖ» мир узнал имя Варлама Шаламова; печатали Пастернака, Лидию Чуковскую, Солженицына, Бродского... Среди авторов журнала – все русские нобелевские лауреаты (кроме, естественно, Шолохова). После смерти Гуля главным редактором стал представитель третьей волны эмиграции – прозаик Юрий Кашкаров, незаслуженно забытый. Он свято верил, что миссия эмиграции – вернуть накопленное культурное богатство в новую Россию. И он одним из первых в диаспоре проложил дорожку на родину: свое 50-летие «НЖ» отпраздновал и в Москве.

– Что произошло с Вадимом Крейдом, почему он отошел от руководства журнала?

– Он отошел от внешних дел и погрузился во внутреннюю жизнь. Еще одно из возможных построений человекотекста.

– Ваш журнал – один из немногих островов русского книгопечатания в Америке. Чем вы удивляете своих читателей?

– Издательские проекты для нашего журнала не основные. Однако мы выпускаем хорошие книги – и в серии «Совре-менная литература зарубежья» (скажем, поэтический сборник «Между тобой и морем» удивительной Марины Гарбер из Люксембурга). Или только что изданная книга мемуаров о послевоенном Нью-Йорке «New York on My Mind» Сергея Голлербаха на английском (два года назад мы издали его же воспоминания «Нью-йоркский блокнот» – только о русском послевоенном Нью-Йорке). Сергей Львович принадлежит второй волне эмиграции, его воспоминания – это неподражаемые истории о жизни русской Америки. К тому же обе книги изданы с иллюстрациями самого Голлербаха, академика Национальной академии дизайна.

– В свежем номере журнала я с удовольствием прочитал лекции Набокова о Пушкине и Лермонтове. Казалось бы, почти все уже опубликовано...

– Да, в декабрьском номере за 2014 год мы опубликовали две речи Владимира Набокова 1930-х годов – «О Пушкине» и «О Блоке»; разрешение было получено только на «бумаж-ную» публикацию, в Интернете тексты выставлены не будут. И это не единственные уникальные находки, которые подарил своим читателям журнал.  «НЖ» все семь десятилетий собирает историю русской эмиграции. Эта история в силу вполне очевидных причин не написана, во многом мифологизирована, и с каждым годом все труднее ее восстанавливать. Но как раз это – одна из наших главных задач.

Игорь Михайлов