Почему же у нас получилось по-русски?

Рассказ из серии: «Жизнь Тимофея в Америке» .

Мне 15. Мои родители приехали в Америку из России, и я уже родился здесь. Назвали меня Тимоти, что по-русски Тимофей. Мне, как и всем, скучно жить. Из-за этого я решил записывать, что, да где, да когда, в общем, из того, что у меня случается. Ну, если не лень будет впечатывать это в компьютер. Называю свою галиматью: Часть этой жизни. Тим. Буду передавать свои письма через друга моего старика, Михаила Моргулиса, он более или менее нормальный мужик. А вообще, кто его знает...

Пожар

Что случилось? Да ничего особенного, как все в этой жизни, по-дурацки случилось. Как все у русских случается. Мой старик всегда повторяет: мы хотим, как лучше, а получается как обычно, т.е. хреново. Когда к нему русские друзья приезжают, они это повторяют по десять раз, после каждой истории. И горько смеются после каждой рюмки. Вроде бы страдают сквозь смех. Что за страна такая, я в ней только раз был и одно понял, они лишь говорят о том, что надо жить лучше, а ничего для этого не делают. Говорят и по телеку, и на улице, а, как сказал мой двоюродный дядя из Тулы, ни хрена не делают. Это повторил и другой мой дядя, из Киева. Я не совсем согласен, наверное, кто-то что-то делает, но этого мало на такую прорву бездельников и обманщиков.

Отвлекся. Да, так как же случилось это. Все уехали, а ко мне быстро на байках, ну, великах, прикандохали Эд и Боби. Мы уже все американцы, но Эд из поляков произошел, а Боби, придурок, сам не знает от кого он. Только бормочет: я думаю, я джерман, немец значит... Недавно мать его сказала, что они из Ирландии. Все мы бываем отмороженными, а он чаще других. Эд говорит, что он свистнул у старшего брата щепоть марихуаны и надо ее покурить на балконе. Мы несколько раз уже курили. Если бы мой старик узнал, он бы повесился и меня повесил. Мне пока не нравится это, спать потом хочу, а Эд уставится куда-то и ему кажется все ярким. А Боб вообще лишь раз курил и просидел на скамейке истуканом целый час. У нас в школе некоторые очень сильно курят и уже привыкли к этому. Учителя борются, полицейские и психологи лекции читают, а они смеются. Я говорю, через час предки могут приехать, если хочешь, давай райт нау. Стали затягиваться. Ничего, подействовало, мне стало казаться, что в мире все стало лучше и паутина везде появилась. Я сказал об этом Эду, а он стал смеяться без перерыва. А что делает в этот момент Боби, – хватает лежащий на балконе халат старика, заворачивается в него и кричит на нас как директор школы, вы, мол, с Эдом, негодяи и вас ждет тюрьма. Мы умираем от смеха, не только от слов, но и от вида Боби, он вдруг стал похож на старого китайца. Потом этот отморозок берет зажигалку и старается поджечь свисающую над балконом ветку дерева, а поджигает халат старика. Халат шелковый, быстро загорается, Боби смеется, а потом вопит. Мы с Эдом хватаем стоящее рядом пластмассовое ведро с дождевой водой и выплескиваем ее Боби в лицо, халат шипит, Боби шарахается, орет, перелетает через перила и летит вниз, я вижу, как он шмякается на клумбу с цветами. Мы бежим вниз. Боби на клумбе, возле него наша собака, нюхает его и повизгивает. Высота небольшая, Боби смотрит на нас, мы кричим: Ар ю о кей? Поднимаем его, ноги ходят, руки двигаются, на лице грязь от клумбы, все цветы смяты. Ощупываем его, Эд говорит, а мог бы убиться. Тут мы испугались, опять стали его проверять, нет, все у него нормально. Только взгляд как-то застыл. Проходит минута, вдруг Боби заплакал, повторяет, а если бы я вправду сгорел и убился. Мы обняли его и повели в дом, через подвал в кухню.

У Боби пару дырок на рубашке, а халат старика полусгорел. Я не знал, что с ним делать. Завернул и вложил в пластмассовый кулек, потом положил это в туалете на тумбочку. Думаю, что сказать старику. Он рассеянный, но про этот халат не забудет, так что прятать его бесполезно. Эд предложил послушать диск с Грейтфул дэд. Только начали слушать, а там поют про смерть за углом, и взгляд Боби снова одеревенел. Я остановил диск, говорю, лучше вам ехать, скоро мои придут. Они ушли, но Боби не хотел влезать на байк, и они с Эдом пошли пешком, рядом с байками, держа их за рули. Эд потом повернулся и сказал мне «бай!», а Боби ничего не сказал и не повернулся. Я пошел во двор, стал приподнимать цветы, большинство поломаны и не поднимались. На клумбе был неясный отпечаток тела Боби, я немного приравнял землю, но все равно она выглядела, как будто ее специально хотели уничтожить. Мне стало очень неприятно. Я вспомнил маму, думаю, вот она устроит. И главное, ничего нельзя придумать. В кухне умыл руки, пожевал сосиску. Вернулись все. Я успел сесть и углубиться в спортивный журнал. Братенок младший показал мне новую тишорт, я сказал, что она кул. Старик ушел в ванну, я хотел убежать, но не убежал. Он долго не возвращался. Я пошел к нему. Он уже запихнул халат в мусорное ведро и смотрел в окно. Он даже не знает, какие у него грустные глаза. Я сказал ему, не спрашивай про это. Он кивнул головой, но не удержался: «этот халат мне подарил Бен». Это его лучший друг. В окне он увидел клумбу.

– Вы что, на ней боролись?

– Скажи матери, что пока нас не было, во дворе бушевал Торнадо.

... Он горько усмехнулся, как после рюмки водки. Мать стояла над клумбой, как над умершей подругой. Я молча стал рядом, она спросила: – Кто? Я ответил: – я. – Врешь – сказала она, но не заплакала. Как я их всех люблю, а сказать об этом не могу. И братенку не могу. Когда-нибудь скажу.

Братенок прошептал на ухо: «купи новые семена», – и засунул мне в карман несколько долларов. И у меня было несколько. Но мать не требовала, чтобы уплатил я. Мы поехали покупать семена. Мама вела машину. Я думал, ну как же это так, я – русский, но Эд – поляк, а Боби – ирландец, их же двое, почему же у нас получилось по-русски, как обычно, хреново, значит. А может это я на них повлиял…

Михаил Моргулис,

Флорида