Русские художники в Америке: «В «Строгановку» я поступил с четвертого раза»

Сегодня его работы находятся в коллекциях многих музеев по обе стороны океана.

Художник Александр Хомский. Потомственный москвич. Родился в семье научного работника. Выпускник Московской государственной художественно-промышленной академии имени С.Г. Строганова. В эмиграции в США с 1990 года.

– Александр, расскажите, пожалуйста, о вашем первом соприкосновении с искусством. Вы, наверное, с детства мечтали стать художником?

– Я родился в Москве, рисую, можно сказать, с детства, занимался в различных детских художественных студиях. Благо москвичам было легче найти кружек или студию чем ребятам из глубинки. Но я никогда не думал о карьере художника. Мое первое образование было техническое. Закончил Всесоюзный институт связи.

– То есть вы были инженером, а затем уже...

– Да. Я работал во Всесоюзном научно-исследовательском институте кабельной промышленности. Со временем попал в отдел технического дизайна. Там работали профессиональные художники и дизайнеры. Многие учились или закончили Строгановское училище, теперь оно называется Строгановская Московская Государственная академия искусства и промышленности. К тому времени я занимался в художественной студии при заводе АЗЛК. Огромный завод, выпускал легковые автомобили «Москвич». Вот там я уже целенаправленно рисовал и готовил портфолио для поступления в «Строгановку».

– Имея за спиной уже такой жизненный и профессиональный опыт поступили сразу?

– Нет, только с четвертого раза. После каждой неудачной попытки поступления много занимался, готовился с известными преподавателями-«строгановцами» по рисунку и живописи. Я еще до поступления перешел работать в Художественный фонд, что давало возможность больше времени посвящать подготовке к поступлению. Это был Комбинат диарамно-макетных и художественных работ при Союзе художников. Сначала работал шрифтовиком, а потом перевели в художники. Занимался художественным оформлением интерьеров.

– Кто из учителей вам особо запомнился?

– Федоров. Он был прекрасным преподавателем, художником и человеком. Будучи молодым человеком, студентом «Строгановки», он спускаясь по лестнице, прилепил окурок к бюсту Сталина, ну и получил по всей программе сталинских лагерей. Но выжил, вернулся, доучился и еще долго преподавал. Кстати, когда я учился, на месте Сталина уже стоял бюст Ленина.

– В выставках участвовали?

– По окончанию «Строгановки», я стал активно участвовать в выставках Союза художников – как московских, так и всесоюзных. Вступил в Горком профсоюза графиков. В этой организации в основном состояли художники, оформлявшие книги. Но потом там была организована секция живописи, куда были приняты многие художники-нонконформисты, которые впоследствии стали знаменитыми: Кабаков, Немухин, Калинин и другие. Там устраивались их выставки, которые собирали огромные толпы народа, изголодавшегося по интересному и нестандартному искусству, в отличие от пропаганды и серятины Союза художников.

– Во время вашего российского периода жизни, испытывали ли вы влияние других художников?

– Несомненно, я всегда интересовался искусством раннего Возрождения, иконописью, поп-артом, во многих моих работах можно увидеть слияние этих стилей. Наталья Нестерова повлияла на меня своим видением в стиле русского примитивизма, он очень заметен в моих ранних фигуративных работах московского периода. В то время информация с запада проникала очень слабо, да и выставок западных художников почти не было. Собственно, и о раннем русском авангарде мы знали немного. У нас были свои герои, и мы у них учились.

– Ваша первая зарубежная выставка?

– Она проходила в Германии, в Бонне. «Бонн – Москва, Русское авангардное искусство». Эта выставка была организована «Галлери Долл» (Германия) и представляла ведущих художников-шестидесятников нонконформистов из России. К тому времени я проявлял серьезный интерес к авангардному современному искусству и в 1988 году был принят в Городской комитет художников-графиков на Малой Грузинской (Горком), в секцию живописи. Проведение этой выставки совпало по времени с первым визитом Михаила Горбачева в Германию, что подогрело интерес немецкой публики к выставке. Она была высоко оценена германской прессой. На этой выставке посол Швейцарии в Германии приобрел несколько моих работ для своей коллекции, естественно, это вдохновляло меня, дало толчок к новым поискам.

– Александр, что вас побудило покинуть Россию и переехать в Нью-Йорк?

– Как ни удивительно, переезд в Америку предопределил успех моих выставок в Германии. Появилась возможность сравнивать. Началось ощущение тесноты художественного пространства в Москве. Постоянные ограничения и препятствия к вывозу картин. Цензурное давление ощущалось повсеместно, вы же понимаете, что это для художника. Поехал в США в качестве туриста и остался. Я вез с собой 15 своих картин, но было разрешено только пять. Мне подсказали что нужно сделать триптих, получилось три как одна. Впоследствии эти картины с успехом выставлялись и продавались в США.

– Это правда, что сначала вы были в США нелегалом?

– Да, со всеми вытекающими из этого последствиями. Почти дарвиновская борьба за выживание. Но были и приятные моменты. Больше года я жил в доме одного эмигранта, из первой волны, и моя работа заключалась в том, что я три раза в неделю ездил с ним ужинать в ресторан (смеется), за его счет и говорить с ним по-русски. В Лос-Анжелесе зашел как-то в галерею: хозяин спросил, могу ли я рисовать и попросил раскрасить матрешку под Горбачева. Тогда все им восхищались: «Горби», «Горби»... Больше года гнал матрешки как на конвейере.

– Что изменилось в вашем творчестве после переезда в США?

– После переезда я столкнулся, как и все художники-эмигранты, с дилеммой. Делать серьезное искусство или искусство на продажу. Совмещать очень трудно. Но счета надо платить постоянно, поэтому делал все. Принимал участие в очень большой заказной работе, оформлял детский госпиталь в Бостоне, крупнейший в США, выполнял частные заказы, преподавал. Постепенно все начало меняться, появилась кое-какая известность, появились стабильные деньги и время для серьезной работы.

– Можно ли за деньги купить успех?

– Наверное, да, но при условии, что ты их тратишь на свое продвижение. Реклама, выставки и т.д. Но это при наличии таланта и трудолюбия. Абсолютные бездарности даже с большими деньгами далеко продвинуться не могут. Я могу много привести примеров.

– Что для вас является показателем успеха художника?

– В Америке успешный художник – это тот, кто успешно и много выставляется, о нем пишут, печатают монографии. Его работы собирают серьезные коллекционеры, ну а продажи и материальный успех всегда за этим следуют.

– Как вы считаете, представляет ли то, что вы делаете, культурную ценность?

– Я думаю, что те мои работы, в которые я вкладываю всю душу, энергию и творческие силы, представляют. Я участвовал более чем в 50 персональных и групповых выставках в США, Канаде, Мексике и Европе. Работы представлены в галереях США, Франции, Нидерландов, Швеции и других стран. В 2013 году принял участие в престижной выставке «Русский павильон» в Hью-Йорке, приуроченной к 100 летней годовщине знаменитого «Армори шоу», которая после Нью-Йорка с большим успехом прошла в Сан-Франциско и Майями. Групповая выставка в Русском музее в Санкт-Петербурге «Приглашение к обеду» в 2014году… Рецензии на мои работы опубликованы во многих известных изданиях – как «Лос-Анжелес Таймс», «Новости мирового искусства», «Изобразительное искусство», выпущено три каталога моих работ. Приглашают на телевидение, многие работы приобрели музеи по обе стороны океана.

– Как вы думаете, кто из современных русских художников в Америке останется в «культурном поле» через 50 лет?

– Я думаю, что останутся те немногие, кто вышел на определенный рубеж. О художнике судят по его движению на аукционах. Кабаков точно останется, поскольку он был зачинателем русского концептуализма. Кто стоит у истоков какой-либо художественной школы – точно остается. Ну, и немного художников, кто был рядом с ним: Булатов, например. Останутся, конечно, Комар и Меламид, поскольку они стояли у истоков соцарта.

– В чем, на ваш взгляд, причина взлета русского арт рынка в 80-е, 90-е годы и почти полный упадок на сегодняшний день?

– Ну, не совсем упадок… Русский авангард начала девятнадцатого века очень ценится до сих пор. Особенно такие художники как Малевич, Кандинский, Гончарова, Иларионов. Думаю, что после брежневского застоя, пришел горбачевский либерализм. Россия начала приоткрываться, художники, особенно нонконформисты стали сами устанавливать связи с западом. Их начали узнавать. Появились первые западные коллекционеры современного искусства – Костаки, Додж… Интерес к России стал расти, соответственно, и к художникам. Но художники не прошли этот тест, свернули на маркет. Единицы кто смог удержаться – Кабаков, Немухин, Брускин, Комар, Меламид… Но большая часть не смогла подняться до западного искусства. Как ни парадоксально, но рынок так же подкосили новые русские с огромными деньгами и плохим вкусом. Они начали собирать очень средних художников, на мой взгляд, конечно. Таких как Шишкин, Айвазовский... «Мой друг купил Айвазовского и мне надо»…

– Кто из русских художников, точнее, выходцев из России, повлиял своим творчеством на американское искусство за последние сто лет?

– С моей точки зрения, сильно повлияли два художника – Кандинский и Малевич. Хотя Малевича знают мало, как в Америке, так и вообще на западе.

– Что нужно русскому художнику, чтобы быть успешным в Америке?

– Найти свое лицо и хорошего дилера. Свой стиль делает ваши работы узнаваемыми. Без серьезного дилера пробиться очень сложно. Большую роль имеет так же умение общаться. Знать правила и законы, по которым работает арт рынок.

– Александр, что вы хотите сказать вашему зрителю своими работами? Цель вашего творчества?

– Цель ничто... движение все. Я бы уподобил себя муравью, который выполняет свой огромный ежедневный труд, не думая о цели. Важно работать несмотря ни на что.

Юрий Сандулов,

фото автора