Жизнь во Флориде – сладостный мыльный сериал

В черном, как сажа, небе зажигаются крупные алмазы звезд.

Жизнь во Флориде тише, безмятежнее, чем в остальной Америке.

Во Флориде хорошо встречать старость. Климат – субтропики, вечное лето, с перерывом на не слишком обременительную зиму +15. Мексиканский залив, Майами, лучшие в мире – «Сиеста» в Сарасоте – пляжи!

«Сиеста» намывает белый, словно первый снег, песок. Пляж усеян телами фешенебельных обитателей, как после ратной битвы. Но сезон здесь заканчивается в апреле. Дальше идет большая жара! «Сиеста» задает тон. В Сарасоте надо отдыхать. Причем всем. Даже черепахам на пляже своего имени.

Светящиеся опоры моста – словно указатели. Центр города сверкает от выплескивающегося на асфальт блеска витрин ресторанов, музыки.

На берегу Мексиканского залива – никого. Сюда приходят на своих яхтах, скользя, словно по волнам своей памяти.

Иной раз повеселить праздную публику приплывают дельфины. Но шоу американские дельфины показывают только при наличии у вас свежей рыбы. А так – только плавники и хвост.

Акулы тоже иной раз приближаются к берегу. Но они настолько сыты, ленивы и нелюбопытны, что редко кусают купающихся. Пляж в заливе пустынный, райскую тишину нарушают только бредущие, будто сомнамбулы, старушки, которые с пластмассовыми ведрами собирают диковинные ракушки. На берегу – выброшенные волной несколько больших коряг.

Океан просолил их водой, они побелели. И выступают из воды, как кораллы. И еще напоминают соляные столпы, словно жена Лота. Вода лазурная, волна бурливая, вода теплая, песок горячий, на берегу пальмы, маленькие крабики шуршат в листве. Птицы, пеликаны, ястребы, подстерегающие свою добычу.

Сказка о царе Салтане. Вот, кажется, море вспенится бурливо – и из его недр выйдут, чешуей, как жар, горя, тридцать три богатыря! Рай!

Перед кинотеатром «Голливуд» на Main Street (Главная улица) Сарасоты фестивальная толпа. Каждый год здесь проходит SFF – Сарасотский фестиваль фильмов. Торжественное открытие случается в знаменитом оперном театре города, где в свое время пел Элвис Пресли и показывали знаменитые бродвейские шоу.

Разношерстная публика стоит в очереди за билетами. Кинотеатр большой и вмещает в себя десятка два просмотровых залов. Кино на любой вкус: приключения, фантастика, звездные войны и фестивальное кино.

Фильм Николаса Моргулиса Paradise Florida (Райская Флорида).

Жанр – бытовая драма. Или рассказ о том, что не видно из окна туристического автобуса или кабриолета. А скорее – срез жизни, сарасотское дно, сцены из жизни реднеков (реднек – буквально «красная шея»).

После фильма актеры Крис Хиггинс и Джон Майкл Миллер, продюсер Тони Стопперан и двадцативосьмилетний режиссер выходят к публике. Они говорят, что вся эта непраздничная жизнь – наркотики, драки, смерть – совсем рядом, в пяти километрах отсюда, где живут простые люди, не обремененные большим доходом.

Реднек добывает свой трудовой доллар потом и кровью, занимаясь ловлей устриц в Мексиканском заливе для ресторанов, где более успешные и богатые в этой жизни смакуют их с белым калифорнийским вином.

Красоты природы – мельком, в основном камера оператора выхватывает крупные планы героев. Их лица. Молодые, грубоватые друзья.

Один работает, второй запутался в своих отношениях: первая жена, вторая, дочь от первого брака. Они пьют, дерутся, их любовь напоминает случку, короткая и злая, а смерть приходит быстро, как смена кадров в фильме. Жесткая правда, безрадостные лица, красные шеи.

Но без надрыва и подспудного обобщающего вопроса: кто виноват? Сами, наверное, и виноваты.

Но финал светлый. Надежда есть, не все еще потеряно, «лучшее, конечно, впереди». Или нет?

В нашем отечественного разлива каком-нибудь «Левиафане» обязательно показали бы пальцем и рассказали: кто виноват? Сравнение напрашивается само собой. «Левиафан» втаптывает зрителя в грязь, смакуя мизерабельность и мерзость маленького человека. Российскому режиссеру отвратительны эти люди, копошащиеся на самом дне. Любые, русские, американцы, вообще все! Кроме богатых!

А здесь все не ясно, не явно, кто виноват. И вообще пусть зритель, который приобрел на сеанс ведро попкорна, пораскинет закисшими в вечной сиесте мозгами. Продюсер в модном смокинге объясняет, что множество ругательств в фильме, курящих и пьющих людей – производственная необходимость. Иначе публика не пойдет в кино.

Да, вот так. Сначала кино опустилось со зрителем до самого низа, не до несчастных реднеков, а до безвкусицы, а теперь вынуждена идти у нее на поводу!

Один из главных героев фильма постоянно курит. Актер, сыгравший его, некурящий. Ему делали травяные сигареты. Сам он не реднек, но сыграл блестяще. Глаза у него в финале блестят не жестокостью, в них стоят слезы! И все же, зачем сытой и благополучной Сарасоте, которая и слезам-то, наверное, не верит, такое кино?

Значит, нужно.

Чуть поодаль от кинотеатра, его призрачного блеска и фестивальных смокингов, – квартал черных, они такие же бесприютные и беспризорные, как герои фильма.

Хотя в Америке никто никому не вытирает сопли. Если трудно, вали туда, где полегче. Хоть на тот свет. Останавливать или отговаривать никто не

будет. Как никто не препятствует выходу лодок и яхт в Мексиканский залив. Высота волн не должна ограничивать свободы. Сарасота веселится и ликует каждый вечер, когда над ресторанами с дискотеками, разнообразием меню, кухонь от европейской до таиландской и русской, горячий воздух дик и глух.

В русском ресторане официант предупредительно вежлив, но неулыбчив. Рукава его футболки выколоты в виде ажурной решетки. Возможно, его хижина – тоже фургончик не в самом престижном районе. И уж во всяком случае, не там, где земля стоит $1 000 000. Возможно, он эмигрант, выходец из бывшего СССР, коих здесь немало…

А может, американец. Америка уравнивает всех в правах. И в праве на несчастье тоже. Каждый имеет право быть несчастен. По-своему!

Николас Моргулис – сын известного американского писателя и богослова Михаила Моргулиса и дочери русского священника Татьяны Титовой. Николас – американец, говорит по-русски с акцентом. Но папе удалось передать сыну это тревожное и трагическое ощущение бытия. Его фильм очень русский. Своей бесприютностью и жалостью к малым сим. Американским Акакиям Акакиевичам.

Михаил хочет, чтобы Николас поехал в Россию и породнился с русским, советским кино. А еще – чтобы он проникся итальянским неореализмом: Де Сика, Феллини, Пазолини и т.д. Юрий Никулин в фильме «Когда деревья были большими», Джульетта Мазини в «Дороге» – те же самые реднеки. И я частенько в российской глубинке вижу эти красные шеи, стоптанные башмаки, спортивные штаны, мутноватый взгляд…

Кто-нибудь пробовал… нет, не равнодушно отворачиваться от тяжелого запаха, который исходит от них, а заглянуть, как Николас, к ним в душу?

«Левиафан» ставит русским реднекам свой безутешный диагноз: быдло, сучье племя. И тут виноваты все, кроме режиссера. А у Николаса ничего не понятно. Николас и сам как будто в замешательстве, как будто кожей чувствует свою вину и боль.

… Время уже за полночь, мы сидим в русском ресторанчике, клиенты расходиться не желают, а официанту, напоминающему реднека из фильма Николаса, завтра в восемь на работу или учебу.

Публика налегает на абсент, абсент напоминает освежитель воздуха. Но правила разлива сквозь подожженный сахар соблюдаются. И хотя от абсента мозги остаются на своих местах, официант для начала должен убедиться, что вам исполнилось восемнадцать, хотя, может быть, вам слегка за восемьдесят!

Но раз они платят деньги, он обслуживает в лучшем виде. А дурман и драка с женой и бесконечное, как автоматная очередь – f*ck you, – за кадром.

Жизнь во Флориде – сладостный мыльный сериал.

Пунктирные трассы ночных огней и мостовых пролетов с подсветкой – словно титры к фильму Paradise Florida. Они прошивают раненное любовью к малым сим сердце навылет! А в черном, как сажа, небе зажигаются крупные алмазы звезд. Их блеск отражается в зеркальной глади Мексиканского залива.

Одну из них зовут – Николас Моргулис!

Игорь Михайлов,

зав. отделом прозы журнала «Юность»