Знакомьтесь: художник Михаил Александров

Мастера такого рода независимы от доминирующих тенденций в искусстве.

Общество «Северный Крест» в очередной раз обрадовало коллекционеров, выпустив с благословения митрополита Восточно-Американского и Нью-Йоркского, Первоиерарха Русской Православной Церкви за рубежом Иллариона, а также при поддержке «Русского Дворянского Собрания в Америке», комплект открыток, посвященный творчеству русского художника-эмигранта Михаила Александрова. 12 открыток с произведениями Александрова продолжают популярную серию «Художники русского зарубежья».

Михаил Александров относится к тому редкому разряду художников, о которых можно сказать, что они абсолютно самодостаточны. Художники такого рода независимы от доминирующих тенденций в искусстве, их главное побуждение – создать свою собственную мифологию если не космогонию. Для них главное действие происходит на «внутренней сцене», в художественном, универсальном мире живописца. Контакты с внешним миром существуют, но они на уровне базовых категорий духовной культуры. Происхождение художественного мифотворчества может быть разнообразным.

Разные художники используют разные «строительные материалы». Источником может быть народное искусство, примитивное искусство, определенные элементы архаических культур. Подобные материалы легче поддаются индивидуальному мифотворчеству. Гораздо сложнее использовать элементы, которые сами по себе индивидуально культурны.

Работы Михаила Александрова обогащены высоко развитой мифологической культурой и эстетикой. Александров укоренен в русской духовной и художественной традиции. Он хорошо знает русскую икону. Ему также близко искусство Средневековой Европы и итальянский Ренессанс. Определенные аспекты его эстетического словаря могут показаться необычными в контексте тенденций современного искусства. Такие темы как Красота, Совершенство, Духовность, Откровение – неотъемлемая часть его художественной концепции. Разнообразные влияния в работах Александрова – не стилизация, не эклектика, а только начальная точка, строительный материал для его персонального видения.

Работы Александрова можно назвать мистериями, не из-за ассоциаций со средневековым искусством, но за их репрезентативность, иерархичность, ритуальность. Александров не изображает природу, не анализирует окружающую среду. Его работы – это образ мира, созданного художником в соответствии с его верой и его концепцией этого мира. Целостный образ мира, созданный Александровым, предполагает определенную телеологию, иерархию целей и ценностей. В работах художника чувствуется вера в божественный замысел, моральная тема с почти осязаемой энергией. Его картины – это окна в мир аллегории, притчи всегда с духовным значением. По мере развития сюжета этих аллегорий, мы видим неизбежную победу добра, с уроками всегда положительными и жизнеутверждающими. Фундаментальные элементы мира Александрова – это жизнь, смерть, любовь, вера творчество.

Художник отказался от более реалистического видения потому что это ослабило бы универсальность этих категорий. Момент условности присутствует на всех уровнях образа: в композиции, взвешенной, рассчитанной, графически острой, близкой к символу-эмблеме. В живописном пространстве работы, сложном по организации, пронизанном тайными знаками, напоминающими кабалу средних веков, мы видим условность во времени, которое драматизировано и церемониально в каждой работе. Время имеет вес и самодостаточно, оно не подчинено классической норме единства места и действия. Время материализуется и объективируется. Кажется, Колумб прикасается руками ко времени, пробуя его прочность. В некоторых работах время кажется конденсировано, сжато в эзотерических космогонических знаках.

В то же время, этот целостный созданный мир не создает впечатления полной преднамеренной условности. Эта модель, будучи характерной, имеет глубоко укорененные в поэтике Александрова противоположения: условность – простота, невещественность – телесность, и даже чувственность, отчужденное размышление – экзальтация, иерархия– случайность.

Внутреннее напряжение образов Александрова дает им уникальное духовное значение. Парящие в пространстве, реальные и метафизические, сомнамбулически погруженные в себя, хрупкие и незащищенные, они готовы для откровения… И эта готовность есть знак высокой русской традиции: «О, если бы я мог поднять фонарь на длинной палке…»

Александр Боровский,

Государственный Русский музей,

Санкт-Петербург