Что может сказать нам собака?

Это был начинающий пес-философ.

Публикуем рассказ нашего постоянно автора, писателя Михаила Моргулиса из Флориды. Михаил, к сожаленью, скончался четыре года назад, но рассказы его живут.

Все радостное в этой страшной жизни приходит неожиданно и бестолково. Такой у меня была встреча с собакой, которую, за ее собачью простоту и доброту мы почему-то назвали именем славного мультяшного бельчонка – Фунтиком.

Фунтик нас полюбил по-настоящему. Когда мы на машине подъезжали к дому он подбегал к дверце водителя и, возбужденно потряхивая огромными ушами, ожидал нашего выхода. Потом ударял головой по моему портфелю и по-детски прыгал вокруг нас. В эти моменты Маман начинала ревниво потявкивать. Когда мы заходили в дом, Фунтик укладывался у входной двери и ожидал, когда мы о нем вспомним.

А теперь пора рассказать о проявившихся особых свойствах, я бы даже сказал, о необыкновенных для обыкновенной собаки, чувствах и мыслях Фунтика. Можете скептически улыбнуться, но в нем вдруг обнаружилась способность к размышлению и оценке окружающей действительности. Он, если хотите, вдруг осознанно стал обращать внимание на вещи, которые других собак обычно не интересуют. А однажды я просто вздрогнул, ибо подумал, что в Фунтика Кто-то или Что-то вложили любовь. Нет, не собачью любовь, которая обычно выражается преданностью к хозяевам, а любовь, (простите меня, грешного!), к ближнему своему.

Однажды утром я увидел, как Фунтик смотрел на гнездо ласточки, свитое над нашей дверью. В гнезде копошились три малюсеньких желточка и тянулись клювами к невидимым мошкам. Вначале Фунтик, подняв голову, смотрел на них с ясным выражением непонимания их сущности, ну, к примеру, как папуас смотрит впервые в жизни на прилетевший вертолет. При каждом очередном чирикании его свисающие уши слегка подергивались. Но потом он замирал, будто что-то соображал, может быть улавливал беззащитность этих крошечных чирикальщиков. Через несколько дней классически рыжий кот Варфоломей залез на перила, располагаясь поближе к гнезду. В одно мгновенье Фунтик все понял и бросившись вперед, успел легко куснуть за хвост взвившегося Варфоломея. Тот с кошачьими проклятиями в адрес Фунтика умчался в лес. Во время его бегства я успел подумать, а не создать ли нам с Фунтиком Хельсинкскую комиссию по правам мелких животных и не выдвинуть ли кандидатуру Фунтика на должность ее сопредседателя, совместно с каким-нибудь американским сенатором.

А еще – однажды Фунтик на фоне млеющего закатного солнца рассматривал большую бабочку с зелено-фиолетовыми разводами на крыльях. Бабочка неподвижно сидела на цветке, а Фунтик тихо улегся рядом. Я навел на него бинокль. Хотите верьте – хотите нет, но на его морде было написано восхищение, а от этого пасть была приоткрыта, как у сельского паренька, увидевшего Эйфелеву башню. То есть это было почти человеческое восхищение. Не знаю, какие цвета ему увиделись, но пес явно переживал столкновение с красотой.

Наш дом выходил в лес. По ночам там раздавались шорохи, слышался треск веток, рычанье, покряхтывание, иногда отчаянные птичьи крики, когда на гнездо нападал хищник. Я из-за этого отчаянно мучился, грустил, нервничал, тосковал, чуть ли не взвыл однажды. Когда совсем не спалось, я выходил во двор, подходил к Фунтику. Он не вскакивал, а, видя меня боковым зрением, продолжал держать морду на лапах и думать о чем-то своем ночном, собачьем. Он тоже слышал эти страшные звуки лесной жизни – все эти шорохи, сопенья, треск и крики убиваемых птиц. Но на его почти спокойной морде я читал слова, обращенные ко мне: «Ну что ж , человечек, ну что ж, это обычная жизнь, короткая, иногда мгновенная, невероятно опасная, та же жизнь, борьба, как и у вас, за выживание… Так что я молчу, и ты молчишь, потому что мы этому не поможем, даже если я буду лаять, а ты – кричать…

Как-то один священнослужитель сказал мне, что допускает, что у животных есть душа, но только у людей душа может быть вечной. А у животных она исчезает, когда они умирают.

Скажем откровенно, по жизни Фунтик был бестолковым, глуповатым, но милейшим псом. Но как бывает у каждого достаточно развитого существа, вдруг возникали особые моменты, когда он внезапно приобщался к гораздо высшим сферам понимания и ощущения. И тогда это уже был не бестолковый Фунтик, а созерцающее, во что-то проникающее существо. Он становился псом, услышавшим всплеск океана жизни, уловившим пусть абстрактное, но осторожное и нежное движение любви в этом опасном лесу фальшивого сосуществования. Читатель, чтобы не прозвучало осуждения в наш адрес, я предлагаю назвать то, что жило в Фунтике не «душа, а «ашуд». Итак, у Фунтика была ашуд.

В нашей местности водились олени и лисы. Несколько раз мы видели на дорогах сбитых машинами оленей. Видел я и лис, выглядевших гораздо меньше лис, описанных в сказках. Они издали смотрели на меня и исчезали.

Однажды, опять на закате, я услышал необычно хриплый лай Фунтика. А Маман (его мать) на привязи ухала, как при бронхите, и тут же бурно заливалась визжащим лаем. Я увидел Фунтика на задней стороне двора, выходящего в лес. В траве напротив него стоял крупный лисенок и, замерев от страха, смотрел Фунтику прямо в глаза. Фунтик лаял охотничьим хриплым лаем, но без кровожадной ярости. Я сказал уже, что это было время уходящего заката и все было освещено червонозолотым светом неба. Красноватые отблески заката ложились на зеленую траву, на черную морду Фунтика и коричнево–бежевую лисенка. Вся картина казалось прекрасной и почти нереальной. Будто об этом я читал сейчас в книге. Вдруг щелкнула в небесах тишина, и Фунтик перестал лаять. Лисенок стал пятиться, Фунтик сделал шаг вперед и напрягся как перед прыжком, но в последний момент взглянул на меня. И я прошептал: «Нет, нельзя…» Его трясло, инстинкт охотника сражался с запретом на смерть. Но он устоял… Судороги перекатывались по его телу, но он устоял. Лисенок умчался в глубину леса. А я обнял Фунтика за могучую шею и прошептал ему: «Ты прекрасный, ты абсолютно прекрасный пес…

После этого он понял еще кое-что важное в этой жизни. Отношения зверей друг ко другу каким-то образом ими передаются, не знаю как, но это происходит. В начале лета я увидел распластанного Фунтика, как всегда сократовской головой лежащей на лапах и смотревшего на бесстрашно играющего перед ним бельчонка. Бельчонок казался крохотным, был серым, как все белки в Америке и напоминал своего комичного двойника из мультфильма, имя которого, не зная этого, носил наш Фунтик. Бельчонок ходил перед Фунтиком взад и вперед, прыгал за какой-то горошиной-забобулиной, косил бусинковыми глазами, замирал на задних лапках. Я не дошел до них и тоже замер. Фунтик был невероятно спокоен: может, это кощунство, но он напоминал мне доброго древнего мыслителя. Над ним вились звенящие стрекозы и вибрирующие жучки. Жизнь прекрасным светом наполняла эти мгновенья. Бельчонок мне не поверил: после одного из своих па, он стремглав помчался к дереву и мгновенно взобрался на него. Фунтик посмотрел на меня с сожалением. Я дал ему любимый собачий сухарик, он глянул, отвернулся, снова посмотрел на меня сожалеюще, как на нежданного нарушителя покоя. А я спросил: так где же твоя ашуд? Фунтик опустил глаза и зевнул, показав острые клыки. Снова открыл глаза и посмотрел на меня последний раз в жизни. По возрасту он был щенок, всего 8 месяцев.

Потом мы с Марком уехали на неделю в другой штат. А когда возвращались и подъезжали к нашему тихому Ашфорду, позвонил на мобильник хозяин Фунтика Александр, отец детей, которым посвящен этот рассказ. Он сообщил, что Фунтик, тоскуя, вышел на проезжую часть дороги, его ударила машина и сейчас везут к врачу. И только мы въехали во двор, как спустя минуту привезли мертвого Фунтика. Вернулись с дороги, до ветеринара не довезли.

Вот как все случилось. Фунтик после нашего отъезда заскучал, затосковал. Кружил по двору, перестал играть с Маман. Когда во двор заезжала чужая машина, он с некоторой надеждой бежал к ней. После, разочарованно отходил, тихо повизгивая. Возле въезда во двор проходила дорога. До этого он никогда на нее не выходил. Его к этому приучили, да и он сам чувствовал там присутствие смерти. Доходя до края положенного, он останавливался, зная, впереди опасность. Теперь он часто замирал у этой невидимой черты. Ждал. И однажды не выдержал и переступил. Удар машины пришелся в его лобастую голову. Женщина водитель заламывала руки. Фунтик сумел подняться и пошел к дому виляя из стороны в сторону, падая и снова вставая. Его увидели дети и помогли дотащиться до подстилки. Он смотрел мутным взглядом и не скулил. Маман бегала вокруг него, облизывала, повизгивала. Фунтик уронил голову на лапы. Дети окружили его, кричали и плакали. Маленький Филипп напоминал страдальца из Библии: каштановые несчастные глаза были подняты к небу. Что проносилось перед Фунтиком: может быть, тот лисенок, может бельчонок, может, он сам, еще маленький и пищащий, ползающий у брюха Маман. Может быть, он увидел роскошные крылья бабочки, а может, к нему приплыл запах наших ласкавших его рук. Все же я уверен, последней приподнятой к небу мыслью ощущал он, что проплывающее перед ним было частью любви, которая все-таки есть в этом лесу жизни.

Ушел от нас повзрослевший щенок Фунтик. Я иногда вижу его тень в некоторых детях, которые его хоронили. Это был начинающий пес–философ, верный тем, кто научил его любви. Что может сказать нам собака? Наверное многое. Конечно, если мы вспомним, что у нее есть ашуд. А у Фунтика была необыкновенная ашуд.

Маман после этого изменилась, стала печальной, совсем одинокой, задумчивой. Может, уходя, Фунтик оставил ей часть своей ашуд? Когда никого нет, Маман долго смотрит на меня, а я – на нее. Я вздыхаю, а она молчит. Но иногда, в одно и то же мгновенье, мы одновременно поднимаем голову к небу. Это когда нам кажется, что сверху доносится еле слышный, счастливый и прекрасный, знакомый нам лай.

Михаил Моргулис,

Норд-Порт, Флорида