«Съесть человека не считается преступлением»

«В селе Каменка Пугачевского уезда гражданки Жиганова и Пышкина съели трупы своих двух детей»

 «Дед умер, бабка умерла, потом – отец. Остался Мишка только с матерью да с двоими братишками. Младшему четыре года, среднему – восемь. Самому Мишке – двенадцать. Маленький народ, никудышный. Один каши просит, другой мельницу-ветрянку ножом вырезает – на конек, вместо игрушки. Мать с голодухи прихварывает. Пойдет за водой на реку, насилу вернется. Нынче плачет, завтра плачет, а голод нисколько не жалеет. То мужика на кладбище несут, то сразу двоих. Умер дядя Михайла, умерла тетка Марина. В каждом дому к покойнику готовятся. Были лошади с коровами, и их поели, начали собак с кошками ловить. Крепко задумался Мишка…»

Так начинается повесть Александра Неверова «Ташкент – город хлебный». Сюжет ее – двенадцатилетний Мишка Додонов из своей Самарской губернии задумал съездить в Ташкент, о котором так много удивительного рассказывают, привезти оттуда хлеба. Его там много.

Он, как эти ни удивительно, съездил в Ташкент. Добрался. Привез домой хлеба, два мешка.

О страшной заволжской зиме 1921-1922 годов нам сообщают не так давно рассекреченные сухие строчки протоколов, которые были составлены работниками милиции, губернских ГПУ и Помгола. Вот, скажем, выписка из доклада Самарского губернского инструктора А.Зворыкина от 15 февраля 1922 года:

«Населением Ставропольского уезда съедено все, что только можно съесть: кора деревьев, солома с крыш, тряпье, какое скапливалось годами, все суррогаты до катуна включительно. Собирают лошадиный кал и в свежем виде перерабатывают его в пищу. Трупоедство развито невероятно… Регистрация смертей при этом не ведется… Съесть человека у многих уже не считается большим преступлением – мол, это уже не человек, а только его тело, которое все равно сожрут в земле черви…»

«…В декабре 1921 года в селе Каменка Пугачевского уезда гражданки Жиганова и Пышкина съели трупы своих двух детей, затем ими были зарезаны две женщины: гражданка Фофанова, до этого принимавшая участие в употреблении детей в пищу, и неизвестная старуха 70 лет, зашедшая переночевать. Когда и эти запасы иссякли, Жигановы зарезали и Пышкину…»

«…Обследованием губинспекторов установлено, что в январе 1922 года в селе Дубовый Умет Иван Малинин 17 лет убил свою 43-летнюю мать. До этого он три недели питался собаками и кошками. У матери было семь пудов картошки, приготовленной на семена, но она ему ничего не давала. Тогда Малинин удушил ее на печи и утащил в погреб, чтобы потом съесть…»

И это только самая малая часть из огромного объема архивных документов того голодного времени.

В сентябре 1921 года в Поволжье не имели продовольствия и голодали свыше 5 миллионов человек, но к октябрю число голодающих превысило 15 миллионов. В декабре 1921 года правительством была названа цифра 22 миллиона голодающих. При этом официальная статистика гласит, что из указанного числа тогда погибло от 1 до 5 миллионов человек, хотя независимые эксперты настаивают на другой цифре – не менее 10 миллионов.

«Таким образом, к концу Гражданской войны в России и голоду в Поволжье 1921-1922 гг. сами американцы и ARA, в частности, зарекомендовали себя как враги Советской России и беспринципные дельцы.

Смена строя на социалистический вовсе не отбила желание американского капитала добиться концессий на добычу полезных ископаемых и долю в других предприятиях в Советской России. Поэтому голод в Поволжье они восприняли как новую возможность. Советское правительство согласилось сотрудничать с ARA, американцы на переговорах в Риге выторговали себе особые условия, стараясь выбить максимум независимости от советских органов власти как в центре, так и на местах. Контрразведывательные органы ВЧК-ОГПУ установили за прибывающими пристальный контроль, благодаря чему удавалось держать ситуацию в норме.

Органы ВЧК-ОГПУ и советские работники на местах продолжали контролировать работу АRA, фиксируя попытки контрреволюционной агитации со стороны советских работников, набиравшихся американцами на ответственные и руководящие должности из интеллигенции и священников, т. е. сторонников старых порядков. Американцы занимались экономическим шпионажем по мере сил и возможности, под предлогом обеспечения доставки гуманитарных грузов по назначению.

Можно заключить, что благодаря авторитету советской власти и действиям компетентных органов удалось ограничить политические устремления АRA, Герберта Гувера и американского правительства, оставив только подлинно гуманитарную суть миссии. Это говорит в том числе и о высоком профессионализме советских дипломатов, контрразведчиков и административных работников…»

Так писали советские пропагандисты.

2 августа 1921 года советское правительство обратилось к международному сообществу с просьбой о содействии в борьбе с голодом.

«Российское правительство, – говорилось в ноте, – примет любую помощь, из каких бы источников она ни поступила, совершенно не связывая ее с существующими политическими отношениями».

В тот же день Ленин написал обращение к мировому пролетариату, а еще ранее (13 июля) Максим Горький с ведома руководства страны призвал общественность Запада не допустить массовой гибели людей в России. На 9 февраля Советская Россия выделила для закупки продовольствия только в США около 12 миллионов 200 тысяч долларов. Всего за два года в Америке было закуплено продовольствия на 13 миллионов долларов.

Значительные ресурсы удалось мобилизовать и внутри голодающей страны. К 1 июня 1922 года в голодных губерниях было открыто свыше 7000 советских столовых (столовых иностранных организаций – до 9.500). В это же время РСФСР, несмотря на катастрофический голод, оказывала финансовую поддержку Турции. Общая сумма финансовой помощи этой стране в 1921-1922 годах составила десятки миллионов золотых рублей.

27 декабря 1921 года был издан декрет ВЦИК «О ценностях, находящихся в церквах и монастырях», 2 января 1922 на заседании ВЦИК было принято постановление «О ликвидации церковного имущества».

23 февраля 1922 ВЦИК издал декрет «О порядке изъятия церковных ценностей, находящихся в пользовании групп верующих». Декретом предписывалось местным органам советской власти изъять из храмов все изделия из золота, серебра и драгоценных камней и передать их в Центральный фонд помощи голодающим.

Отобранные у церкви ценности отправлялись в Гохран. Согласно сводной ведомости о количестве изъятых церковных ценностей, на 1 ноября 1922 года было изъято: золота 33 пуда 32 фунта, серебра 23,997 пуда 23 фунта 3 лота, бриллиантов 35 670 шт., прочих драгоценных камней 71.762 шт., жемчуга 14 пудов 32 фунта, золотой монеты 31.15 руб., серебряной монеты 19.155 руб., различных драгоценных вещей 52 пуда 30 фунтов.

Всего было изъято церковных ценностей на 2,5 миллиона золотых рублей. Из этих средств только примерно 1 миллион рублей был потрачен на закупку продовольствия для голодающих. Основная часть изъятых средств пошла на антицерковную кампанию и на «приближение мировой революции». Историки считают, что настоящей целью изъятия было не спасение от смерти голодающих, а разгром церкви как политического конкурента.

…Когда формальная сторона работы Комитета была согласована, Максим Горький 29 июня 1921 года официально внес на рассмотрение Политбюро ЦК РКП(б) предложение о создании Всероссийского комитета помощи голодающим. 21 июля 1921-го ВЦИК утвердил статус общественного Всероссийского комитета помощи голодающим (Помгола). В Декрете ВЦИК о «Всероссийском комитете помощи голодающим» говорилось:

«После семи лет непрерывной борьбы внешней и внутренней, подточившей основы хозяйственной жизни страны, республику постигло тягчайшее стихийное бедствие – неурожай, охвативший ряд наиболее хлеборобных губерний. Населению постигнутого неурожаем района грозит голод со всеми его ужасающими последствиями. Справиться с этим новым бедствием может лишь объединенная, согласованная и напряженнейшая работа всех сил народа…»

Первоначально в комитет вошли 63 человека, затем дополнительно было избрано 10 человек. В состав ВКПГ вошли 12 представителей власти и 61 представитель общественности. Комитет возглавил председатель Моссовета Лев Каменев, а зампред Совнаркома Алексей Рыков был назначен его заместителем. Почетным председателем избран писатель Владимир Короленко.

В то же время советская власть всячески тормозила деятельность комитета. Так, уже 23 августа (через две недели после создания!) Горький был вынужден направить из Петрограда в Москву телеграмму председателю ВКПГ, в которой заявил о своем выходе из его состава в связи с тем, что Петроградский губисполком не утвердил состав питерского отделения.

«Деятельность Петроградского отделения мною прекращена 23 августа. В силу этого заявляю о моем выходе из членов Всероссийского комитета помощи голодающим».

27 августа 1921 года перестал существовать и сам комитет. Реального значения в борьбе с голодом он не имел, но сыграл свою роль во внутриполитической борьбе.   

Отношение большевистских лидеров к Помголу было сугубо прагматичным и, по сути, негативным. Об этом свидетельствует письмо Ленина наркому здравоохранения Семашко от 12 июля 1921 года (хочется обратить внимание на игривый, даже глумливый тон записки): «Милая моя Семашка! Не капризничай, душечка! Квакеров оставим за Вами, только за Вами. Не ревнуйте к Кусковой. Директива сегодня в Политбюро: строго обезвредить Кускову. Вы в «ячейке коммунистов» и не зевайте, блюдите еже строго. От Кусковой возьмем имя, подпись, пару вагонов от тех, кто ей (и эдаким) сочувствует. Больше ни-че-го. Не трудно, ей-ей, это сделать».

26 августа 1921 года Ленин направил письмо наркому государственного контроля Сталину и всем членам Политбюро ЦК РКП(б), в котором предложил распустить комитет (по выражению Ленина – «Кукиш», саркастическое словообразование от фамилий Кусковой и Кишкина): «Прокоповича сегодня же арестовать по обвинению в противоправительственной речи… и продержать месяца три, пока обследуем это собрание тщательно. Остальных членов «Кукиша» тотчас же, сегодня же, выслать из Москвы, разместив по одному в уездных городах по возможности без железных дорог, под надзор. Ей-ей, ждать еще – ошибка будет громадная.

Пока Нансен не уехал, дело будет сделано; Нансену поставлен будет ясный «ультиматум». Игре (с огнем) будет положен конец. Напечатаем завтра же пять строк короткого, сухого «правитель-ственного сообщения»: распущен за нежелание работать.

Газетам дадим директиву: завтра же начать на сотни ладов высмеивать «Кукишей». Баричи, белогвардейцы хотели прокатиться за границу, не хотели ехать на места. Калинин поехал, а кадетам «не вместно». Изо всех сил их высмеивать и травить не реже одного раза в неделю в течение двух месяцев…

Больной зуб будет удален сразу и с большой пользой во всех отношениях. Не надо колебаться. Советую сегодня же это покончить в Политбюро. Иностранцы начнут приезжать, надо «очистить» Москву от «Кукишей» и прекратить их игру (с огнем)».  Вечером 27 августа 1921 года члены комитета, собравшиеся по просьбе Каменева, были (в его кабинете) задержаны и направлены во внутреннюю тюрьму ВЧК на Лубянке и Бутырскую тюрьму (за исключением «ячейки коммунистов», председателя Союза писателей Бориса Зайцева и народоволки Веры Фигнер). В этот же день ВЧК направила циркулярное распоряжение на места о необходимости установить наблюдение за местными комитетами, запретить их собрания, арестовать участников нелегальных собраний. 28 августа 1921 года «Известия» опубликовали постановление ВЦИК о ликвидации Помгола.

В царской России последний массовый голод был в 1891-1892 гг. Сухая осень 1891-го задержала посевную. Зима выдалась бесснежной и морозной (температура зимой доходила до –31 градуса), что привело к гибели семян. Весна выдалась очень ветреной – ветер уносил семена вместе с верхним слоем почвы. Лето началось рано, уже в апреле, в Оренбургской области, к примеру, не было дождя в течение 100 дней. В результате голода, вызванного засухой, к концу 1892 года умерло около полумиллиона человек, в основном от эпидемий холеры, вызванных голодом.

По известным источникам, число жертв массового голода 1891-1893 гг. оценивается в 350-700 тысяч человек, включая умерших от различных болезней.

В течение 1921-1922 годов только от голода, по исчислениям Наркомздрава и ЦСУ РСФСР, умерли свыше 5 млн. человек (от 5.053.000 до 5.200.000).

На самом деле жертв повального голода могло быть значительно больше, если бы не помощь зарубежных филантропов.

Американская администрация помощи, которую возглавил Герберт Гувер, спасла от голодной смерти 10,4 млн советских людей.

Другую организацию, объединявшую добровольные общества Красного Креста девяти европейских государств (Швеции, Голландии, Чехословакии, Эстонии, Германии, Италии, Швейцарии, Сербии и Дании), сформировал Фритьоф Нансен – норвежский полярный исследователь, лауреат Нобелевской премии мира (1922). Команда Нансена спасла 1,5 млн. советских граждан. Еще 220 тысяч голодавших выжили благодаря постоянным заботам тред-юнионов, меннонитов, Католической миссии и ряда других учреждений.

Гувер был антикоммунистом, но оставил политику в стороне, чтобы энергично взяться за работу в России. Он поставил перед большевистской властью два условия: чтобы американской организации было позволено действовать самостоятельно и чтобы граждане США, содержащиеся в советских тюрьмах, были выпущены на свободу.

Требование независимости взбесило Ленина: «Подлость Америки, Гувера и Совета Лиги наций сугубая, – писал он в Политбюро. – Надо наказать Гувера, публично дать ему пощечины, чтобы весь мир видел, и Совету Лиги наций тоже».

Но у Ленина не было выбора, и он уступил. 25 июля Горький от имени советского правительства принял предложение Гувера. 21 августа ARA подписала в Риге договор о предоставлении помощи.

Ни малейших представлений о заслугах Гувера и Нансена не сохранилось в памяти потомков голодавшего на заре советской власти населения. И памятников ни Гуверу, ни Нансену не поставили даже в Поволжье (может быть, потому что история Отечества и в коммунистической, и в современной трактовке должна быть историей наших свершений и достижений?).

И опять о Мишке Додонове. Он вернулся домой из Ташкента, с хлебом, с двумя мешками!

«В пустой почерневшей избе, на голой кровати, под мертвыми глазами двух икон из переднего угла лежала хворая мать. Яшка с Федькой умерли».

И самые последние строки повести.

«В худую крышу сарая залетел воробей уцелевший, попрыгал на перекладине, нахохлился, задумался, поглядел прищуренными глазами на Мишку.

Задумался и Мишка, глядя на воробья. Поднял дугу почерневшую, поставил в угол, встал около мешков с пшеницей, твердо сказал:

– Ладно, тужить теперь нечего, буду заново заводиться…»

И дата: 23 июня 1923 г.

Конец повести.

«Заведется» Мишка, купит коня… Кулаком, может быть, станет… Но только что начавшийся НЭП отменят, грянет коллективизация, опять голод, а потом – война, голод 1946-го…

Александр Неверов об этом не узнает, он умрет в том же 1923 году.

В списке тысяч расстрелянных в Магаданских лагерях я отыскал Штернова Бориса Алексеевича, Мишкиного земляка, ровесника, закончившего жизнь 8 мая 1938 года и реабилитированного в

1957-м.

Павел Гутионтов,

обозреватель