Алексей Тарасов: «Ситуация драконовская»

Адвокат Виктора Бута из Хьюстона о санкциях против своего подзащитного за интервью телеканалу RT.

– Расскажите, в чем именно обвиняют Виктора Бута после интервью RT?

– Его обвиняют в «трехстороннем телефонном звонке» – это то, что написано в Рапорте о происшествии (англ. – Incident Report, U.S. Department of Justice, Federal Bureau of Prisons). А вообще обвинение звучит следующим образом: «Использование телефона для неправомерной деятельности, которая не доходит до криминала». А затем написано three-way-call, то есть «трехсторонний телефонный звонок».

– Но интервью брал один человек?

– Да.

– И у них нет претензий к тому, что человек, который был зарегистрирован, то есть продюсер, организовавший интервью, не участвовал в беседе?

– Нет. В более подробном описании есть расшифровка этого звонка, и там написано, что Мурада Газдиева (корреспондент, который брал интервью. – RT) не было в списке – в списке была Екатерина Комарова (продюсер RT, организовавшая интервью, – именно ее номер был зарегистрирован для звонка).

– Значит, все дело в том, что корреспондент Мурад Газдиев не был зарегистрирован?

– Я думаю, что оба момента важны, но официальное обвинение – это «трехсторонний телефонный звонок».

– Де-юре есть возможность доказать, что не было нарушения?

– Да, что это был не трехсторонний телефонный звонок, что это были представители одной и той же организации, которые действовали от имени RT. Это интервью журналистам, то есть не что-то вовсе несанкционированное. Как если бы он позвонил кому-то, а потом трубку взял третий человек, который ни в каких списках и вообще нигде не значится. Это было бы одно. Но Бут говорил с представителем того же самого СМИ – RT. Также очевидно, что Мурад Газдиев – журналист того же самого канала и, соответственно, не является представителем какой-то другой организации, то есть действует от имени канала. Более того, Виктор Бут сам не выбирал, с кем ему общаться, – это был выбор редакции, кому лучше провести интервью. Конечно, ситуация непростая. И российско-американские отношения в данный момент непростые, так что, я думаю, все это последствия одного и того же.

– Выглядит это все, скажем так, не очень демократично.

– Да, видимо, свобода слова для Виктора Бута – это очень сильно ограниченная свобода. И потенциально она может ему стоить двух месяцев за решеткой дополнительно.

– То есть можно в этой ситуации говорить, что Виктор общался не с двумя частными лицами, а с одним юридическим?

– Да, вы представители одного канала, и решение, с кем конкретно он будет говорить, принимал канал, а не Виктор Бут.

– Расскажите о процедуре согласования звонков в тюрьме. Правда ли, что любой звонок – вне зависимости от того, кто звонит, – предварительно должен быть зарегистрирован?

– Насколько я понимаю, до того, как осуществлять конкретный звонок, да и вообще звонки, человек составляет перечень лиц, с которыми ему дозволено общаться по телефону. И потом он может звонить этим людям. Он вводит номера в систему и звонит по ним. Естественно, если этот звонок не адвокатский, то есть на него не распространяется адвокатская привилегия, адвокатская тайна, то тюрьма вправе записывать этот разговор и слушать, что происходит.

– Это распространяется на всех без исключения – даже на родственников?

– Да, много лет назад Бут позвонил матери, а к разговору подключился брат. Было разбирательство, но, насколько я помню, до каких-то серьезных санкций не дошло. А сейчас, возможно, это связано с темой интервью, и поэтому решено было формально ввести это в рамки дисциплинарного дела. Не только лишить его права пользования телефоном на какое-то время, но и в перспективе подразумевать более существенные последствия.

– В интервью RT жена Виктора Алла Бут упомянула, что до этого проблем с подключением третьих лиц к разговорам не возникало. Так что было в ситуации с братом?

– Раньше дисциплинарных взысканий Буту за такие телефонные разговоры не было. Да, были ситуации, когда во время телефонных разговоров Виктора к разговору присоединялись родственники, но те ситуации разрешались без дисциплинарных разбирательств. Я изучил судебную практику по этой теме. Оказывается, это правонарушение считается, как ни странно, серьезным, одним из самых серьезных, наравне с побегом. Использование телефона для запрещенных деяний, не составляющих преступлений. Разумеется, до этого интервью никто никогда не квалифицировал разговоры Виктора Бута с третьими лицами на линии как серьезные правонарушения.

– Насколько строго осуществляется контроль над телефонными разговорами?

– Хоть Бут сейчас и на общем режиме, но все равно эта тюрьма, этот изолированный отсек, в котором он сидел до недавних пор, называется Communication Management Unit (CMU) – отделение контроля за коммуникациями. Это именно то, на чем специализируется данная тюрьма. Там сидят, по мнению американских властей, достаточно опасные преступники – например, представители «Талибана» или приговоренные за серьезные преступления американцы. Тюрьма и этот CMU созданы для того, чтобы контролировать общение этих заключенных с внешним миром. Да, Бута действительно перевели на общий режим. Я сомневаюсь, конечно, что тюремные власти прослушивают звонки каждого заключенного, который находится на общем режиме. Да, они, может быть, его записывают, но вряд ли прослушивают и тем более вряд ли переводят с русского языка. Однако в данном случае они его прослушивали в реальном времени (интервью RT Виктор Бут дал на английском языке. – RT). В той дисциплинарной бумаге, которая у меня есть, содержится перевод нескольких фраз, которыми Виктор обменивался с собеседником (некоторые реплики во время интервью были на русском языке. – RT). Поэтому понятно, что была прослушка, был перевод. Чем я могу это объяснить? Возможно, тем, что Бут недавно вышел из этого CMU, который находится в той же тюрьме, но в другом крыле. Вполне вероятно, они проявляют повышенный интерес к человеку, который недавно оттуда вышел, к его общению с внешним миром.

– Сейчас становится понятно, что разговор Виктора Бута с журналистом RT прослушивали. Значит, эти люди слышали, что на другом конце трубки мужской голос, а не женский. Они же могли прервать разговор?

– Но они этого не сделали. Из дисциплинарной бумаги следует, что в тот день Виктор Бут сделал два телефонных звонка на номер, который числится как принадлежащий сотруднику RT Екатерине Комаровой (продюсер, которая занималась организацией интервью. – RT). Именно она и ответила на первый телефонный звонок, после чего сообщила Буту, что переключает его на корреспондента RT Мурада Гадзиева. (Звонок поступил на мобильный, который уже был соединен с устройством, позволяющим делать запись разговора, а также выводить звук через микрофон в ухо корреспонденту. Это обычная практика, применяемая в тележурналистике).

После чего соединение было прервано. Примерно через полчаса состоялся второй звонок, вновь ответила Екатерина, затем раздался негромкий щелчок и послышался незнакомый мужской голос, принадлежащий, как позднее было установлено, журналисту RT Мураду Газдиеву, говорится в документе. Интервью длилось десять минут. В ходе интервью Виктор Бут никак не протестовал, что он разговаривал с Гадзиевым, а не с Комаровой, которая была в его списке. После расследования рапорт об инциденте был предоставлен тюремной комиссии.

– То есть официально его обвиняют в том, что это был трехсторонний телефонный звонок?

– Да, но ведь это был не трехсторонний звонок! Второй звонок был уже непосредственно с Мурадом. Женский голос слышен сначала. Но непонятно, что за голос. И в любом случае это разговор с одним человеком, а не с двумя в одно время. Они, как видите, пишут: Виктор Бут не протестовал, что интервью проводит мужчина.

– Такие нормы ведения телефонных разговоров актуальны не для всех тюрем?

– Как правило, для всех. Но опять-таки, я знаю и другие примеры, других заключенных... Не буду называть их имена и места, где они содержатся под стражей. Я знаю, что они участвовали в трехсторонних разговорах – и каких-либо отрицательных последствий не было. Я думаю, просто за кем-то более пристально наблюдают... И если нужно найти повод к кому-нибудь придраться, то легко облечь это желание в такую форму.

– Прослушиванием разговоров занимается некая комиссия?

– В этой тюрьме CMU, где Бут сидел с момента признания его виновным и до последних месяцев, когда его все же перевели, – это часть бюро тюрем, более того – часть контртеррористического отдела бюро тюрем. Как я уже говорил, там сидят члены «Талибана» и других радикальных организаций, и контроль ведут специалисты по борьбе с терроризмом бюро тюрем Соединенных Штатов. И это в одном и том же учреждении. Я не исключаю, что в этом случае контроль мог осуществляться теми же специалистами, поскольку они находятся в одном и том же заведении.

– Эта комиссия прослушивает и потом сама принимает решение?

– Нет, решение принимает так называемый дисциплинарный офицер – disciplinary hearing officer (DHO). Человеку официально предъявляют обвинения, потом назначается дата их рассмотрения. Очень часто она откладывается на долгий срок, например – через два месяца после происшествия. И человека зовут в камеру к этому офицеру, и он просит что-то сказать в защиту. Заключенный приводит какие-то аргументы, а дисциплинарный офицер, соответственно, принимает решение, выбирает санкции. Адвокат на этой стадии не предусмотрен. Человек там появляется один. У Виктора Бута уже был соответствующий опыт, когда его обвинили в том, что он приготовил напиток под названием комбуча (чайный гриб) у себя в камере. Якобы там был алкоголь. Бут опять-таки ссылался на то, что ему никто не сообщил, сколько там было алкоголя. Это были его аргументы в защиту, но офицер решил иначе – и Буту добавили чуть больше месяца к его тюремному сроку. Как Виктор сам утверждает, он этот напиток готовил достаточно часто, заключенные и даже сами охранники его пробовали на протяжении нескольких месяцев. И потом в один прекрасный день ему сказали: «Мы тебя обвиняем в производстве алкоголя». Конечно, это страшное обвинение – в тюрьме производить алкоголь... Понимаете, если надо придраться, то, конечно, придраться можно ко всему.

(В январе 2016 года Бута лишили права на телефонные звонки родным на 90 дней и аннулировали 41 день так называемого «хорошего времени», на который ему должны были сократить срок наказания за примерное поведение в тюрьме. Таким образом россиянина наказали за то, что он вырастил в камере чайный гриб, которым лечил желудок. Администрация тюрьмы обнаружила в напитке содержание алкоголя около 0,02%. – RT).

– То есть когда выносится решение, в противовес словам обвиняемого есть слово комиссии?

– Слово дисциплинарного офицера, которому передаются доказательства людей, видимо, осуществлявших прослушку. В печатной, как я понимаю, форме. Вряд ли они там сами появляются. По сути, в процедуре участвуют заключенный и дисциплинарный офицер, один на один, с глазу на глаз.

– Легитимно ли принимать такие решения без адвоката? Это нормальная практика с юридической точки зрения?

– С точки зрения схемы – да. С моей точки зрения, она, конечно, ущербная. Адвокат может подключиться на более поздних стадиях, когда решение дисциплинарного офицера уже надо обжаловать в письменной форме.

– Как вы с позиции юриста оцениваете ситуацию, сложившуюся вокруг Виктора Бута?

– В этой истории могут быть смягчающие или даже оправдывающие Бута обстоятельства. Тут есть важный момент – общение с прессой, интервью поднимает вопросы свободы слова... У людей есть право на самовыражение в Соединенных Штатах, оно закреплено Первой поправкой к Конституции. И даже если человек оказывается за порогом тюремного учреждения, права по Первой поправке у него на этом основании не отбираются. То есть у него есть право на свободу слова, на свободу выражения. Поэтому в данном случае, если до этого дойдет и нам надо будет представлять какие-то аргументы, то вся эта ситуация однозначно противоречит гарантиям Первой поправки, и тут явная правовая коллизия. Конечно, конституционные нормы должны превалировать над инструкциями бюро тюрем.

– Может ли эта ситуация послужить поводом для того, чтобы ограничить общение Виктора Бута с прессой?

– Я думаю, что выводы можно делать соответствующие. Он дал интервью, оно было опубликовано. После этого интервью инициировали разбирательство, по результатам которого его тюремный срок может быть увеличен на два месяца. То есть, разумеется, в будущем человек будет дважды думать, соглашаться ли на интервью.

Но вообще, конечно, ситуация драконовская. Знаете, ничего случайного не бывает. Это мне напомнило, как Ярошенко в 2012 году дал интервью российским СМИ и сказал: «Я чувствую, что моей жизни в тюрьме угрожает опасность». Его сразу, буквально через несколько часов после этого интервью, заточили в карцер. Сказали, что это делается для обеспечения его безопасности. В карцере он просидел почти месяц.

– То есть это своего рода месть?

– Интервью Виктора Бута RT, видимо, кому-то не понравилось. К тому же его дело на слуху уже много лет, и неудивительно, что он недоволен тем, что находится в заточении и получил такой ужасный срок.

– В интервью RT Виктор Бут критиковал пенитенциарную систему США. Насколько остро администрация тюрем реагирует на подобные суждения?

– Вспомните Ярошенко. Видимо, им неприятно, что критикуют. Может, думают, что оказали ему милость, когда перевели на общий режим, а он выражает недовольство по этому поводу. В любом случае это не повод на два месяца увеличить срок.

– Насколько далеко может зайти это разбирательство? Что вообще угрожает сейчас Буту?

– В идеальном варианте – ничего. Если недоразумение разрешится. А если нет, то потенциально это может быть, например, лишение права пользоваться телефоном. Это может быть увеличение тюремного срока. Каждый заключенный за примерное поведение получает скидку – 54 дня в год. Соответственно, если поведение не является примерным, эти дни могут отобрать – либо все 54, либо чуть меньше. Ну и, наконец, Бута могут перевести обратно в тот изолированный блок, где контролируют общение с внешним миром. Мы, конечно, не хотели бы этого, но...

– Очень надеемся, что до этого не дойдет. Спасибо, Алексей, что прояснили ситуацию.

– Конечно. Назовите еще раз имя и фамилию, чтобы я записал.

– Я как раз и есть Екатерина Комарова – продюсер, организовавший это интервью с Виктором.

– Приятно познакомиться, Екатерина. Конечно, неприятно, что так случилось, но я не думаю, что тут есть ваша вина или вина канала. Просто это Виктор Бут. Видите, не было даже официальных поздравлений с Днем России – вот на каком нижайшем уровне находятся отношения между странами.

– Будем верить, что справедливость восторжествует. И если в США оказывается такое давление на свободу слова, то мы всегда готовы донести его позицию – как вы правильно заметили, у каждого человека есть право на самовыражение. А в ситуации с политическими делами это особенно актуально. Сил и стойкости Виктору!

– Да, спасибо. И я уверен, что это ни в коем случае не ваша вина. Это просто такая система.

Екатерина Комарова