Почему развалилась Русская Америка?

В этом году исполнилось 225 лет со дня основания Российско-американской компании .

Сегодня о России часто говорят как о колониальной державе, и, по сути, это верно. По сути, но не по форме. У России никогда не было заморских «колоний». Российское государство всю дорогу занималась «внутренней колонизацией» (термин Александра Эткинда), поглощая и переваривая (часто не до конца) страны, народы и народности по периметру собственных границ.

Первым об этом сказал еще Василий Ключевский: «История России есть история страны, которая колонизируется». И этот процесс продолжается до сих пор. Отпечаток колониальных отношений лежит на всех российских территориях, зависящих от «твердой руки» центральной власти.

Возможно, имейся у России в историческом анамнезе «настоящая» колония, отношения внутри страны сложились бы иначе. Впрочем, это лишь предположение. Проверить его не представляется возможным, поскольку единственный опыт «внешней» колонизации оказался неудачным. Речь, разумеется, об Аляске и Российско-американской компании, с момента основания которой в июле этого года исполнилось 255 лет.

И все-таки интересно разобраться, почему эта попытка закончилась провалом.

Колонизация на английский манер

Российско-американская компания была во многом калькой с британской Ост-Индской. В сущности, Британия получила в полное распоряжение Индию, не завоевав ее, а всего лишь предоставив свободу действия этой солидной фирме. Ост-Индская компания, завладев практически всей Индией, расширила свое влияние на Китай, Яву, Филиппины. Она имела огромные армии (в Индии свыше 150 тысяч солдат), чеканила свою монету, содержала свои суды, административную систему и так далее. То есть была фактически отдельным государством, «сросшимся» с Британией, как сиамский близнец. И по общей системе кровообращения товаров и денег питала королевскую власть, делая Англию государством номер один во всем мире.

«И технически, и психологически Индия была ближе к Лондону, чем многие губернии Российской империи – к Петербургу», – пишет Эткинд в своей «Внутренней колонизации».

Другим странам оставалось лишь с завистью смотреть на английские успехи и думать, как бы им этот опыт повторить. Множество подобных компаний (некоторые были вполне успешны) было создано, например, во Франции и Голландии. Разумеется, и Россия тоже была не прочь вступить на этот путь. Но для нее это был путь проб и ошибок. В основном – ошибок.

Да, компания по освоению Аляски была далеко не первой и уж точно не единственной «внешнеторговой компанией» в России. До того, по тем же британским и французским образцам, в середине XVIII века одна за другой возникли три торговые компании: Темерниковская для торговли с Турцией и средиземноморскими странами (1757 год), Персидская – чтобы торговать с Закавказьем и Ираном (1758 год) – и Среднеазиатская для торговли с кочевыми народами восточного побережья Каспийского моря, Хивой и Бухарой (1759 год).

Все они были основаны для того, чтобы торговать с Востоком – и заодно продвигать там российские интересы. Для того им дозволялось брать у государства кредиты, выпускать собственные облигации и прочее, прочее. Подразумевалось, что, хорошенько встав на ноги, они сделаются орудиями «мягкой силы», инструментом наращивания российского влияния за рубежом. Увы, инструмент оказался тупым, поскольку государство все время стремилось удержать под контролем купеческий капитал и инициативу. К тому же постоянные трения с Османской империей, войны в Средней Азии и общая политическая нестабильность на Востоке создавали для бизнеса отнюдь не «тепличные» условия. Поэтому все три компании так и канули в небытие, не достигнув сколь-нибудь значительных успехов.

Российско-американская компания была уже четвертой попыткой создать «что-то похожее» на Ост-Индскую, и стартовые условия здесь были прямо-таки роскошными. В первую очередь потому, что к концу XVIII века Аляска фактически безраздельно (если вынести за скобки местное население) принадлежала русским купцам. Формально эти земли, как и Калифорния, считались испанской колонией, и в 1790 году капитан Сальвадор Идальго от имени короля Испании даже вступил во владение Аляской, однако никто в мире не отнесся к этому всерьез. За исключением Великобритании, возмутившейся тем, что испанцы собираются контролировать маршруты торговых и промысловых судов в северной части Тихого океана. Под давлением англичан доблестный Идальго в 1795 году спустил флаг Испании в Нутке, а построенный там на скорую руку форт был снесен. Аляска и тихоокеанское побережье снова оказались как бы ничьими. И наступило время прибрать это все к рукам.

Чем вообще-то и занялись русские промышленники.

Они обосновались на Аляске еще с середины XVIII века. Несмотря на огромные расстояния и опасности, исходившие от местных племен (особенно от тлинкитов), пушнина притягивала их, как магнит. И разумеется, они конкурировали между собой. Десятки, а может, и сотни мелких компаний десятилетиями занимались любимой игрой бизнеса во все времена – слиянием и поглощением.

К концу XVIII столетия в этой игре обозначился безусловный победитель – компания купца Шелихова, которая «съела» всех. В 1788 году Шелихов попросил Екатерину II предоставить ему торговую монополию. Но до положительного ответа не дожил ни купец, ни императрица. А вот зять Шелихова Николай Резанов 17 июля 1799 года сумел добиться от Павла I того, чего хотел его предшественник.

Это был тот самый Резанов, воспетый в поэме «Юнона и авось» Андрея Вознесенского и одноименной советской рок-опере. Cтатский советник и камергер, приближенный ко двору. Человек невероятно талантливый и активный, отчаянный авантюрист. И к тому же – непрерывно генерирующий идеи.

Формально Резанов был одним из нескольких членов правления компании (туда еще входила вдова Шелихова и несколько его компаньонов), но именно он стал негласным начальником предприятия и вскоре добился, чтобы в состав акционеров вступили сам император, члены царствующей фамилии и ряд крупных сановников. В России сращивать бизнес с государством – это во все времена самый выигрышный вариант! Потому неудивительно, что Резанову удалось выговорить для компании вроде бы неплохие условия: государство временно делегировало ей часть своих полномочий, таких, как право основывать города, фактории и форты и поднимать над ними флаг (свой, Российско-американской компании!), вершить суд, собирать ясак, иметь собственные военные формирования для защиты и даже свои денежные знаки. Взамен компания должна была щедро делиться с государством предполагаемыми сверхприбылями. Обещали компании и государственные кредиты, поддержку с помощью вооруженных сил и даже помощь военными кораблями. Что было особенно важно. Правда, в каких количествах будет приходить эта помощь, оставалось на усмотрение чиновников.

Расцвет Русской Америки

Первое десятилетие деятельности компании, «при Резанове», было самым эффективным. Прибыль достигала 15 миллионов рублей в год – весьма значительные деньги по тем временам, даже по меркам российской казны. Сперва казалось, дело и правда идет к тому, что Россия повторит успех британцев. По крайней мере, Резанов в это верил. На острове Ситка, где уже имелся основанный Шелиховым город Новоархангельск, руководитель компании Александр Баранов стал строить школы и церкви для сотрудников и дружественных алеутов. Открыл еще десяток факторий, начал строить верфь и медеплавильный завод. А Новоархангельск провозгласили столицей Русской Америки.

Правда, не все получалось так, как хотелось: в иные годы в порт Новоархангельска причаливало по нескольку русских кораблей, и они вывозили богатый груз пушнины, а бывало и так, что суда не приходили – и тогда дела шли ни шатко ни валко, продуктов для сотрудников компании не хватало, и алеуты, исчерпавшие запасы пороха и пуль, на охоту не выходили.

Резанов же сидел в Петербурге (правление компании располагалось там) и кормил чиновников мечтами, а Баранова советами. Сам он уже видел Новоархангельск центром мировой торговли и был убежден, что именно тут пройдет главный торговый путь с Японией (до сих пор не желавшей иметь никаких дел с внешним миром).

Убежденность Резанова была такова, что император решил назначить его русским послом в Японии. Чтобы туда добраться, ему пришлось отправиться в кругосветное путешествие вместе с Крузенштерном, и в сентябре 1804 года Резанов сошел на землю в Нагасаки. Японскому императору отправили богатые дары, но все они были возвращены – вместе с довольно хамским предложением немедленно проваливать восвояси. Япония по-прежнему не хотела ни с кем иметь никаких дел.

Добравшись до Петропавловска, Резанов узнал, что Крузенштерна наградили орденом Святой Анны, а ему пожаловали только табакерку, осыпанную бриллиантами, и «ссадили с корабля», запретив дальнейшее участие в «кругосветке». Вместо того ему вменялось провести инспекцию русских поселений на Аляске, то есть наконец посмотреть на деятельность Компании, о которой он так радел.

А как раз в этом году там все было плохо. Кроме парусника под командованием Крузенштерна, других кораблей в эту навигацию до Ситки не дошло, и продуктов не завезли. Назревал голод. Так что приезд Резанова был как нельзя кстати. Он купил у английских купцов два небольших судна, «Юнону» и «Авось», и отправился на них в Калифорнию, добывать еду для колонистов. А заодно, чтобы «два раза не вставать», решил установить торговые контакты с испанцами, которым Калифорния на тот момент официально принадлежала.

Испанцы тогда были союзниками недружественного России Наполеона и поначалу с русскими дел иметь не хотели. Но Резанов включил все свое обаяние – и за две недели полностью покорил коменданта форта Сан-Франциско. С обаянием он даже немного перестарался, и 15-летняя дочь коменданта тоже попала под его чары. Впрочем (см. поэму Вознесенского), чувство оказалось взаимным. Сообщив всем о помолвке, Резанов (а ему было тогда уже 49, возраст по тем временам преклонный) отправил купленные у испанцев продукты на Ситку, а юной Кончите пообещал шикарную жизнь при русском дворе.

Пока же ему нужно было буквально ненадолго съездить в Петербург, чтобы воплотить в жизнь еще одну идею. Он понял, что дальнейшее развитие Российско-американской компании невозможно, если у нее не будет своих кораблей.

Резанов полагал, что надо строить корабли здесь же, на Аляске, и на Дальнем Востоке. Возвести корабельные верфи, привезти мастеров. Да, вложения огромные – но через несколько лет они окупятся! И жизнь в Русской Америке сразу закипит. В своих мечтах он уже видел Ситку крупным торговым портом. С этим он и спешил в столицу, чтобы уговорить Александра I финансировать кораблестроение на Аляске…

Увы, для него эта поездка оказалась последней. В дороге он тяжело заболел и умер 1 марта 1807 года, едва добравшись до Красноярска. Чем причинил глубокую боль своей невесте и обеспечил материалом для поэмы неплохого советского поэта, который будет жить полтора века спустя.

«Гнездо заговорщиков» и начало конца Русско-американской компании

Хотя со стороны деятельность Резанова была похожа на беспорядочные метания, именно благодаря ему Русско-американская компания сумела, что называется, «твердо встать на ноги». Она развивалась и захватывала новые территории. В 1812 году один из ее служащих Иван Кусков выкупил у индейцев кусок земли недалеко от Сан-Франциско и основал там знаменитый Форт-Росс. В 1817 году другой сотрудник компании начал строить крепости на Гавайских островах. Были отправлены успешные миссии в Китай.

Русская Америка постепенно расширялась. Главным ее правителем до 1818 года был Александр Баранов, друг Резанова и сподвижник купца Шелихова. Личность легендарная, «Писарро российский», как он сам себя называл – в честь легендарного испанского конквистадора. И правда, он был не менее храбрым и хитроумным авантюристом, чем Резанов. Много раз сходился в сражениях с индейцами, не раз был ранен. Самолично основал множество факторий и знал все западное побережье Америки как свои пять пальцев. И, так же как Резанов, он был убежден в успехе проекта «Русская Америка».

Но вот в Петербурге эта убежденность падала на глазах. Сверхприбыли, которых с нетерпением ожидали «сиятельные акционеры», что-то не спешили наполнять казну. Напротив, освоение Аляски и американских территории требовало новых вложений, а пушнины становилось все меньше – и доходы от факторий падали.

Почему так?

Чиновники в столице не могли допустить, что зверя, которого бьют уже несколько десятилетий, стало меньше. Им виделся умысел и обман, укрытие доходов от государства. Разве можно доверять этим купцам? Поэтому после смерти Баранова правителями Русской Америки решено было назначать морских офицеров. Честность этих достойных людей не вызывала никаких сомнений, но вот умение вести бизнес… Тут у них имелись серьезные проблемы.

И неудивительно, что, попав под пристальный контроль «государственных людей», бизнес вообще начал угасать.

Дело было еще и в том, что военные люди не всегда были верны престолу. Особенно после заграничных походов российской армии в Европу, где господа офицера набрались не только французского шампанского, но и революционных идей.

Поэт Кондратий Рылеев, один из пяти декабристов, казненных за организацию восстания, служил правителем канцелярии Российско-американской компании. Для него это было не просто бизнесом (поэт владел 20 акциями компании – у Александра I их было вдвое меньше), но и «работой мечты». В данном случае мечты политической. Рылеев не раз говорил, что «в мире не существует хороших правительств, за исключением Америки». Понятно, что такие заявления не могли прийтись по вкусу новому самодержцу российскому Николаю I.

Когда он к тому же узнал по ходу следствия, что тайные встречи заговорщиков нередко проходили в главном офисе компании на Мойке, то назвал Главное правление Российско-американской компании «гнездом заговорщиков». Примерно с тех пор в окружении императора обсуждалась идея продажи Русской Америки.

При дворе пошли разговоры о том, что Аляска и тем более Калифорния, бесконечно удаленные от Петербурга, могут стать для российского правительства слишком крупным куском. На Камчатку и Аляску заглядывались англичане, которые сожгли Петропавловск-Камчатский во время Крымской войны. Да и расположенные совсем рядом США тоже становились все более могущественной державой. Неизвестно, чего в Петербурге боялись больше – британской короны или этих странных янки с их свободой… В любом случае контролировать то, что происходит на Аляске, из метрополии не представлялось возможным. Выбор, в сущности, был прост: либо отказаться от этих территорий вообще, либо позволить Российско-американской компании действовать по своему усмотрению, на свой страх и риск.

Как раз в это время в США шло «покорение Дикого Запада». Конечно, расстояния, которые проходили переселенцы в своем движении с восточного побережья к Тихому океану, в сторону той же Калифорнии, были поменьше, чем расстояния в Сибири, однако тоже довольно существенные: например, знаменитая Орегонская тропа имела протяженность 3200 километров. И по ней шли десятки и сотни тысяч человек. Переселенцы, двигавшиеся на Запад от Миссисипи, сами формировали свои законы и пространство обитания, сами захватывали земли и получали их в полную собственность. Обрести место, где ты сам себе хозяин, – это был стимул. Именно потому, в отличие от завоевания Русской Америки, переселение американцев на огромные земли Запада было по-настоящему массовым, а их освоение – стремительным. Дав переселенцам свободу действий, американские власти в итоге не прогадали, получив несколько новых процветающих штатов. Более того, этот эпизод истории оказал огромное воздействие на американский менталитет, и США стали мировым лидером не в последнюю очередь благодаря «багажу» самостоятельности, который сформировался во время освоения западных земель.

И Рязанов, и Баранов, безусловно, обладали той же авантюрной жилкой, какая была у покорителей Западной Америки. Они идеально подходили для подобного предприятия. Однако, увы, никто не дал им в свое время карт-бланш. Они должны были писать прошения, умолять, требовать, исполнять приказы – и все их планы тонули в пучине российской бюрократии.

Потому что никакого выбора в Петербурге делать не собирались. Этот выбор в российской истории был сделан давно, за столетия до того. Может быть, даже раньше, чем Иван III уничтожил Новгородскую республику. Параноидальное желание контроля, боязнь чужой самостоятельности, подозрительность – все это были уже родовые признаки российской власти, «въевшиеся» в тело государства. Недоверие к собственным подданным откликалось недоверием последних к властям, желание «содрать три шкуры» ясаком, налогами, податями в государственную казну вело к более изощренному обману. Эти правила игры можно было бы, наверное, изменить, если создать прецедент. И Российско-американская компания как бы к этому подталкивала. Но, похоже, кроме ее основателей, никто в этом заинтересован не был. В итоге Форт-Росс продали в 1841 году (что забавно, гражданину Мексики), а Аляску – в 1867-м, выручив за нее чуть больше семи миллионов долларов.

По меткому замечанию Тамары Эйдельман, на момент продажи «Аляска находилась в странном переходном состоянии, когда одни ее богатства истощились, а другие еще не были обнаружены».

В этих условиях российское правительство готово было продать Аляску за 5 миллионов долларов. Но русский посланник в США барон Эдуард Стекль сумел поднять цену до 7 миллионов 200 тысяч. Чтобы не спугнуть выгодную сделку, ее «провернули» тайно, и о том, что российская власть решила сделать «как лучше», сотрудники и руководство Российско-американской компании узнали из европейских газет. Хорошо хоть, за ними удосужились прислать корабли, чтобы срочно вывезти из мест, где многие родились и выросли, «на Родину».

Корабли шли в Петербург, потому что чиновники, как всегда в России, были твердо убеждены: Родина – это они.

Главными бенефициарами во всей этой истории оказались Соединенные Штаты, которым оставалось лишь подождать, пока на Аляске вспыхнет «золотая лихорадка», – американские сенаторы, на «подмазывание» которых предприимчивый барон Стекль потратил 120 тысяч, да и сам барон, чьи комиссионные составили 17 тысяч долларов.

Остальную сумму перевели в один из лондонских банков, где обменяли на золото. Согласно наиболее распространенной версии, золотые слитки погрузили на барк «Оркни», который «благополучно» затонул во время шторма в Балтийском море, не дойдя до Петербурга нескольких десятков миль...

Сергей Ташевский