Каждый год со дня основания в 2002 году Русской школы в Хьюстоне в начале мая приходит к детям участник Второй мировой войны Владимир Иосифович Шайкинд, который является одним из активных членов хьюстонской Всеамериканской Ассоциации ветеранов и участников Второй мировой войны.

Дети в школе подрастают, одни уходят, приходят другие – новые, но Владимира Иосифовича интересно слушать и тем, кто уже однажды с ним встречался. В классе обычно вывешивается флаг Российской Федерации, большая старая карта Союза Советских Социалистических Республик, звучит музыка военных лет и начинается рассказ детям, для которых русский – не родной язык, а второй. Обычно встреча состоит из вопросов юных слушателей. Например, однажды на вопрос о еде во время войны 1941-1945 дети предположили, что питались участники войны апельсинами, зелеными салатами, супами или ели манго.

У Владимира Иосифовича есть опыт беседы с детьми и студентами. В послевоенные годы он преподавал военное дело, историю и право в одном из Минских институтов. А среднюю школу закончил только после войны – в 1948 году. Потом – Юридический институт в Минске. Совсем недавно он решил начать писать свои воспоминания об ушедшем военном прошлом. Станет ли это книгой? Возможно, сегодня мы читаем ее начало…          

Софья Табаровская,

директор Русской школы Хьюстона,

гл. редактор радиопрограммы «Мы, Техас и Россия»

Нынешнее молодое поколение видит войну как занятный фильм-боевик: взрывы, стрельба, все падают… Поэтому не удивителен вопрос внука: «Ну а ты, дедушка, убил хоть одного врага?». И если «нет», то чувствуешь себя неловко: вроде ты не как все, не такой, как те герои из кино. А между тем военного лиха хватало на всех: и на солдат, и на командиров, и на тех, кто сидел в окопах, и на тех, кто был в недалеком тылу.

Что же такое фронт? Это место, где армии воюющих стран противостоят друг другу долго, иногда годами: и летом и зимой. Летом легче: укроет каждый куст, а солнышко согреет. Зимой – беда. Человеку нужен кров, хотя бы короткий отдых, обогрев.

Так в чем же состоят фронтовые будни? Это не только атаки и оборона, это тяжелый труд по отрывке окопов и укрытий, это дождь или снег, еда, когда подвезут, это опасность быть убитым.

Смерть – постоянный спутник войны. Каждый верит в свою судьбу и надеется выжить. Солдату на передовой линии выжить трудно и почти невозможно. Солдатский «юмор» оставляет либо путь в «Наркомздрав» (раньше в СССР были не министерства, а наркоматы во главе с наркомами), т.е. ранение, лечение в госпитале, какой-то продолжительности отдых, чистая койка и «компот» (компот полагался только в редких видах снабжения), либо в «Наркомзем», т.е. быть убитым и захороненным в землю.

Тут уже все равны и только судьба у каждого своя. О погибших говорить нечего, их жизнь завершена, и о них остается хранить долгую и добрую память. Ну, а те, что воюют, какова их жизнь? До рассвета на лошадке, запряженной в сани, старшина и повар привезут в термосах суп или кашу (по народному – «приварок»), пищу разольют в котелки, а у кого нет – в стальную каску, снятую с головы. Ложка из-за голенища. После еды посуду вытер снегом, ложку облизал и снова за голенище. Взял в запас хлеба, он в избытке, так как привезен он и на тех, кого уже нет в живых. Пополнил запас патронов в вещевом мешке и снова в окоп своего отделения или пулеметного расчета. Зимой «для сугрева» дают по сто граммов водки, но ее излишки (она тоже на всех) попадают к командирам, хотя и не отказывают в чарке пожилому солдату-любителю, которого сто граммов не согревают. И так снова в окопе до наступления темноты и повторного прихода кухни.

В ночное время можно немного поспать, чередуясь с кем-либо. Несколько еловых лапок на снег, шинель с расстегнутым хлястиком под бок и наверх. И спи себе 20 – 30 минут, пока не замерзнешь. Чтобы согреть ноги, переодеваешь портянки верхним концом вниз, к пальцам, ложишься снова уже на другой бок... Ну а днем лежишь в окопе, не высовываясь, без необходимости.

Бои идут непрерывно. И вот, когда силы на пределе и потери велики, часть отводят на отдых. Этот отдых может быть в 2-3 километрах от фронта, он может длиться от нескольких часов до нескольких дней (а, иногда, нескольких минут) в зависимости от действий противника.

Здесь можно снять рубаху, помыться из ручья или из воронки с талой водой, побриться. Ну, а если повезет, то будет баня.

«Баня» – это домик, срубленный из сосновых жердей, пол – тоже жерди, устланные еловыми лапами, легкий навес вместо крыши, плащ-палатка на входе вместо двери, дыра в стене с вставленным дощатым желобом для подачи воды из стоящей снаружи бочки с холодной и теплой водой. Моются быстро, ибо в бане также тепло, как на улице. Но все же радость!

Наше отделение мылось последним. Нам разрешили остаться в этой бане на всю ночь. Подбросив веток на хлюпающий под жердями пол, ложимся и засыпаем мгновенно. Ведь это была первая крыша над головой за месяц. А это февраль в Прибалтике. Зима идет к концу, днем довольно тепло и солдату все больше хочется жить, ведь столько трудностей уже позади.

И эта жизнь в условиях относительного затишья, когда идут бои местного значения. Но для солдата всегда бой есть бой, ему опасна одна пуля, один снаряд или одна мина или бомба. Высокие стратегические замыслы ему неизвестны. Каждый солдат носит в вещевом мешке (а не в ранце) маршальский жезл, но не каждый становится маршалом. И если ты солдат, то будь готов увидеть войну такой, какой она изображена в этих строках.

Высоких кабинетов с разложенными на столах стратегическими картами, офицеров в чистых мундирах с карандашами и линейками в руках ты не увидишь, а замыслы начальников на этот бой или сражение ты узнаешь через много лет после войны, если останешься жив.

Владимир Шайкинд