Военная служба безопасности США разрешила публикацию 22 стихотворений, написанных узниками военной тюрьмы Гуантанамо (Куба), где содержатся арабы-мусульмане, которых подозревают в связях с террористами. Предварительно поэтические произведения прошли проверку на предмет наличия в них зашифрованных посланий, адресованных сообщникам на воле. Антология на 84 страницах под названием "Стихи из Гуантанамо: говорят задержанные" будет опубликована в августе 2007 года издательством Университета Айовы.

Несколько лет американские военные наотрез отказывались снимать гриф "секретная информация" с каких-либо сочинений узников, но недавно запрет был ослаблен и первые 22 стихотворения, написанные семнадцатью заключенными, вскоре выйдут в свет, пишет американская газета The Wall Street Journal.

Стихи дадут читателям представление о душевных переживаниях узников, которые в большинстве своем остаются для внешнего мира безликой и безымянной массой, пишет издание.

Составителем этого сборника, переведенного с арабского, является Марк Фалькофф, адвокат с литературными наклонностями. До того, как получить юридическое образование, Фалькофф защитил диссертацию по английской филологии. Он представляет интересы 17 йеменцев, заключенных в Гуантанамо. В предисловии к книге Фалькофф называет своих клиентов "друзьями за колючей проволокой". Фалькофф заинтересовался тюрьмой Гуантанамо в июне 2004 года, вскоре после того, как решение Верховного суда по делу "Расул против Буша" предоставило заключенным Гуантанамо право оспаривать законность их задержания в федеральных судах США. За истекший период Фалькофф 10 раз посетил тюрьму, а также ездил в Йемен, чтобы опросить родственников и друзей своих клиентов. Летом 2005 года защитник получил от одного из своих клиентов, Абдулсалама Али Абдурахмана аль-Хелы, стихотворение на религиозную тему. Через несколько недель другой клиент, Аднан Фархан Абдул Латиф, прислал ему стихотворение под названием "Крик смерти". Оба обвиняются в принадлежности к "Аль-Каиде".

Аль-Хела и Латиф к своим письмам теперь регулярно прикладывают стихотворения для Фалькоффа. Согласно предписаниям военных, вначале эти письма поступают в особое ведомство близ Вашингтона, где их проверяют сотрудники спецслужб. Потому оба стихотворения остаются засекреченными. Заинтригованный Фалькофф поинтересовался у других адвокатов заключенных Гуантанамо по электронной почте, пишет ли кто-то из их клиентов стихи. Такие нашлись и Фалькофф приступил к составлению сборника.

Поэзия в неволе

Писать стихи задержанным было и сложно, и опасно: до 2003 года им не давали ни ручек, ни бумаги. Некоторые из бывших заключенных говорят, что использовали вместо чернил зубную пасту. Другие, в том числе британский гражданин Моаззем Бегг, которого держали в Гуантанамо до 2005 года, говорят, что выцарапывали стихи на полиуретановой посуде ложками или камешками. Затем, втайне от охранников, посуду передавали из камеры в камеру.

Удивительно, но этим примитивным способом коммуникации узники делились друг с другом не планами побега или информацией о готовящихся терактах, а своими чувствами, излитыми в стихах.

Многие стихотворения имеют откровенно религиозный характер. Авторы молят Аллаха сделать так, чтобы их выпустили на волю, или умерить их одиночество. "О, Господь, – пишет Абдулла Тани Фарис аль-Анази, лишенный двух конечностей инвалид, заключенный с 2002 года, – даруй спокойствие сердцу, которое бешено колотится от гнета, / И освободи этого узника от тугих оков заточения".

Есть и лирика. Иорданец Усама Абу Кабир, сотрудник благотворительной организации, арестованный в Афганистане и обвиняемый в принадлежности к "Аль-Каиде", описывает свои мечты о воссоединении с семьей. "Быть с моими детьми, каждый из них – часть меня; / Быть с моей женой и теми, кого я люблю; / Быть с моими родителями, самыми нежными сердцами на свете. / Я мечтаю оказаться дома, выйти на волю из этой клетки", – пишет он.

"Когда я услышал воркование голубей на деревьях, / Горячие слезы залили мое лицо", – написал в одном стихотворении Сами-аль-Хадж, оператор телекомпании al-Jazeera. Он находится в Гуантанамо с 2002 года по подозрению в содействии исламским боевикам. "Когда защебетал жаворонок, в моей голове сложилось / Письмо для моего сына", – продолжает он писать о своих чувствах.

Однако в большинстве стихотворений все-таки заложено политическое содержание – обличение администрации Буша. "Америка, ты движешься, оседлав сирот, / И ежедневно их терроризируешь, – пишет аль-Хадж, вышеупомянутый оператор телекомпании al-Jazeera. – Я пленник, но преступники – те, кто держат меня в плену".

Отметим, что большинству из приблизительно 395 заключенных, освобожденных за истекший период, так и не были предъявлены обвинения в каких-либо преступлениях. Сейчас в Гуантанамо находятся примерно 380 заключенных. Их задержали на неопределенный срок; а обвинения в совершении преступлений предъявлены только двоим.

Чувства как идеология

Военные власти не относятся к стихам заключенных всерьез, полагая, что цель этих сочинений – разжалобить общественность. "Хотя несколько задержанных, находящихся в Гуантанамо, попытались написать нечто, что сами называют стихами, но, судя по характеру их произведений, они явно делали это не ради искусства, – уверенно заявляет пресс-секретарь министерства обороны США коммандер Дж. Гордон. – Они пытались воспользоваться этим средством всего лишь как еще одним орудием в своей битве идеологий против западных демократий".

Непонятно только, какую идеологию усмотрел военный в словах "жаворонок" или "слезы", и что экстремистского можно найти в обычных человеческих переживаниях, облекаемых в стихотворную форму. По словам бывших заключенных, если американские надзиратели обнаруживали любое стихотворение, они конфисковывали его и обычно уничтожали. Все вышеописанные препоны, а также то, что большинство стихов написаны узниками, никогда ранее не занимавшимися поэзией, свидетельствуют об искренности авторских чувств. Бегг и другие заключенные сочиняли стихи, не надеясь на то, что будут услышаны за пределами своей темницы.

"Мне и в голову не приходило, что мои строки выйдут за пределы Гуантанамо, но я все равно их писал, – сообщает Бегг в электронном письме. – Это как письмо в бутылке". Британский гражданин Мартин Мубанга, освобожденный из Гуантанамо в 2005 году, говорит, что сочинение стихов помогало излить душу. "В тебе накапливались злость и тоска, а поэзия помогала от всего этого освободиться, – говорит Мубанга, обвинявшийся в замышлении терактов на еврейских объектах в Нью-Йорке. – Это помогало не сойти с ума".

В июньском письме 2006 года, адресованном одному из адвокатов, американские власти объяснили, почему военные не торопятся снимать со стихотворений гриф секретности: "Поэзия несет в себе особый риск, и стандарты министерства обороны не допускают рассекречивания любых стихотворений в их оригинальной форме или на том языке, на котором они написаны в оригинале".

По словам военных, стихи сложнее подвергать цензуре, чем обычные письма, так как за аллюзиями и образами, которые кажутся невинными, может скрываться шифрованное содержание – тайные послания другим боевикам. В письме адвокатам предписывалось переводить на английский язык все произведения, которые они пожелают увидеть обнародованными, и затем представлять переводы на проверку в правительственные органы. Плотная завеса секретности, которой покрыто все, что было написано заключенными Гуантанамо, вынудила Фалькоффа прибегнуть к услугам лингвистов, имеющих доступ к секретной информации.

В результате получились переводы, которые, как пишет сам Фалькофф, "не могут верно передать тонкость и мелодичность оригинала". Но даже в переводе они продолжали вызывать опасения у военных. Фалькофф утверждает, что три из переведенных стихотворений, которые он представил в соответствующие органы, были отвергнуты.

То же самое произошло и с дюжиной других сочинений, представленных его коллегами. Коммандер Гордон сказал, что не знает, сколько именно стихотворений было отвергнуто, но подчеркивает, что военные и доныне "стопроцентно" обеспокоены тем, что стихи могут быть использованы для передачи шифровок другим боевикам.