Служба новостей "Русской Америки" | Дамский клуб , Вам расскажет репортер

Бывшая актриса драматического театра из крупного города на Волге, назовем ее Наташей, разрешила мне рассказать историю ее американского замужества.  Наташа - красавица с роскошными волосами, после двухлетнего знакомства и переписки с будущем мужем, прибыла в Штаты по визе невесты. За полгода до этого американский жених приезжал в Москву увидеться с ней.  Высокий широкоплечий техасец в ковбойских сапогах и белой шляпе не мог не понравиться. Мужественное лицо, голубые глаза и сильные руки говорили, что за ним Наташа будет как за каменной стеной.

 

… Разница в возрасте была приличной – ей сорок восемь, ему – шестьдесят два. Но ей всегда нравились мужчины старше ее. Во время встречи в Москве у них состоялся серьезный разговор и Наташа спросила, что ее ждет в Америке. Хотела узнать, надо ли ей будет менять свой образ жизни. Она, как и любая актриса, посещала салон красоты, парикмахерские, массажный кабинет,  бассейн, театры и концерты.  Бравый техасец заверил, что все это у нее будет, и она сможет делать все, что захочет.  О себе рассказал, что у него два образования - техническое и теологическое. В молодости он работал священником, а потом вместе с сыном открыл авторемонтные мастерские и большой магазин запасных частей. В Америке у него земля и хороший дом. Он только что вышел на пенсию, но продолжает работать – помогает сыну управлять бизнесом.  

 

То, что у жениха два образования и одно из них духовное,  сыграло решающую роль. Наташа сказала жениху «Да» и стала готовиться к переезду в новую страну.  В России у нее оставались отец и сын-студент.

 

Но в Америке ее встретил совершенно другой человек. Даже внешность у жениха оказалась другая, чем при первой встрече. В аэропорту Наташа с трудом узнала  будущего мужа - он приехал ее встречать в мятых джинсах и  застиранной майке. Когда же они прибыли на место, с ней чуть было не случилась истерика. Жених остановил машину у старого дома барачного типа, их тут называют mobile home, на низком фундаменте, стоящего в унылой местности – редкий лесочек, кусты и два небольших пруда. На территории виднелись несколько собачьих  домиков в больших вольерах. Кругом поле. И ни души. До города  оказалось километров пятьдесят, а до ближайшего аэропорта - двести. Видя испуг и растерянность русской жены, Дон, назовем его так, тут же ее успокоил, сказав, что этот дом – временный. Скоро он построит новый дом и ждал только ее, чтобы вместе выбрать место. С видом на лес или на поле – как ей захочется. Но сначала придется немного поработать.  Еще в России Дон упомянул, что его сын и дочь выращивают собак на продажу. Этот бизнес в Америке очень прибыльный. И спросил, не хотела бы и Наташа попробовать свои силы на этом поприще. На это актриса сказала, что собак она любит, но заниматься этой работой ей бы не хотелось. Дон тогда промолчал.

В Америке сразу же после свадьбы, на которой были только его дети, он поселил ее в малюсенькой спальне, отдельно от себя, и заявил в приказном порядке: «Будешь выращивать собак. Надо заработать денег на новый дом».

 

Вот Наташин рассказ.

 

«С моим американским мужем я познакомилась 10 сентября 2000 года через агентство. Именно в этот день я получила от него первое письмо. Так началась наша переписка. Он написал, что когда увидел мою фотографию, его сердце остановилось. Сказал, что выбирает только меня. Хочет заботиться обо мне, хочет окружить меня любовью и вниманием. Писал, что чувствует себя на тридцать лет моложе, и если я выйду за него замуж, то никогда об этом не пожалею. Вскоре мы начали общаться по телефону. Я приглашала переводчика, и мы часто разговаривали с Америкой. Дон рассказывал, в каком прекрасном городе он живет, потом спросил, люблю ли я животных. Его дочь разводит собак, это очень прибыльный бизнес. Я ответила, что наверное, это требует больших знаний и опыта.  Дон сказал, что ничего сложного в этом нет.

 

В России люди, закончившие теологические учебные заведения, являются высоко образованными людьми. В действительности мой американский муж оказался малограмотным человеком, лгавшим на каждом шагу и по любому поводу. Перемена с ним произошла удивительная. В Россию он мне прислал фотографию, на которой это был один человек. А после свадьбы я увидела в нем другого человека. И этот другой вызывал у меня глубокий шок.  Он говорил, что был пастором, но оставил службу из-за развода. Скажу сразу - за время моего замужества он ни разу не был в церкви и ни разу не прочитал молитву. Кроме того, ни словом не обмолвился, что разводов у него было два.

 

Моим важнейшим условием было, чтобы мужчина не курил, не злоупотреблял алкоголем и вел здоровый и активный образ жизни. В Москве мой муж заверил меня, что он именно такой человек. А позже выяснилось, что он – заядлый курильщик, а образ жизни ведет затворнический.

 

Мы встретились 15 марта 2002 года в Москве, где пробыли две недели. Я показала ему Кремль, Третьяковку, Оружейную Палату, Алмазный Фонд и много всемирно известных мест. Мои московские подруги, которые хорошо говорили по-английски, помогали нам общаться. К концу первой недели Дон сделал мне предложение, и у нас состоялся серьезный и продолжительный разговор.  Он рассказал, что передал весь свой бизнес сыну, а накопленные деньги – дочери. И что дети разрешили ему жениться. Но денег у него осталось достаточно, и я никогда и ни в чем не буду нуждаться. Кроме того он получает пенсию и работает у сына в бизнесе. Сказал, что я не должна буду под него подстраиваться и смогу сохранить свои жизненные интересы. Обещал нанять мне учителя английского языка и инструктора по вождению автомобиля.  Тогда я не знала, что это были только слова.  Мне и в голову не могло придти, что взрослый человек может так врать. На деле он не выполнил ни одного своего обещания.  Моего мужа хватило свозить меня только на четыре урока английского, после чего он заявил, что больше меня не повезет. Это далеко и дорого. И когда я попыталась ему возразить, он больно ударил меня. У меня выступили слезы, а место удара сильно покраснело. На следующий день на руке проявился огромный синяк. Я разрыдалась от боли и грубости, но мой муж сказал, что это получилось у него случайно.  Но как выяснилось позже, это  совсем не была случайность в его поведении, а закономерность.  На том мое обучение английскому языку закончилось. Дальше я пыталась заниматься сама – по книгам, которые с собой привезла.

                                              

Во время встречи в Москве Дон очень старался мне понравиться и обещал сделать меня самой счастливой женщиной на свете. Я прониклась к нему симпатией и добрыми чувствами. К тому времени я была в разводе почти 16 лет, и мне очень хотелось иметь нормальную семью и доброго заботливого мужа. Я подумала, что он действительно тот человек, с которым мне будет хорошо и спокойно. В конце января 2003 года я получила визу и 11 февраля благополучно прилетела в Америку. Он меня встретил в Далласе.  Четвертого марта мы зарегистрировались. Но и после регистрации он не перешел в мою спальню. Секс происходил все реже и реже, и когда я пыталась поговорить на эту тему и предложила поехать к врачу, он рассвирепел. У него в глазах появилась дикая злоба. Мне стало страшно. Дон сказал, чтоб я заткнулась - у него нет проблем, и оттолкнул меня рукой в грудь. Его отношение становилось все хуже и хуже. У меня появилось ощущение, что он ко мне испытывает неприязнь. Я же со своей стороны все время пыталась ему угодить и создать хорошее настроение:  тщательно следила за собой, чтобы ему было приятно на меня смотреть. Делала все, чтобы у него появилось желание, подсказывала ему кое-что из интима. Мне хотелось нормальных супружеских отношений.  Но он каждый раз меня отталкивал. Злился, ругался и уходил, хлопнув дверью. Последний секс у нас был в мае 2003 года, вернее попытка к сексу и не совсем удачная. И когда я опять пыталась поговорить на эту тему, он грубо оттолкнул меня. Да так, что я упала с кровати  на спину и больно ударилась. Он вскочил и c размаху пнул меня ногой в бедро. Обругал и сказал, что если я сейчас не заткнусь, то он меня прибьет и закопает во дворе. Хлопнул дверью и ушел.  Я была в таком шоке, что не сразу поняла, что лежу на полу, и слезы текут рекой. С трудом поднялась. Нога онемела, а голова закружилась от страха. Я верила, что он выполнит свою угрозу и действительно убьет меня.  Меня затрясло. По стенке я добралась до ванной, где меня стало тошнить. Уснуть в ту ночь так и смогла.

 

В пять часов вечера, когда Дон вернулся домой, я ему сказала, что семьи у нас не получится. Он снова ответил, что вчерашний эпизод был случайным – он был не в себе оттого, что у него не получился секс. Что он устал на работе и, кроме того, был в плохом настроении. Просил прощения, и обещал, что такое больше не повторится. Просил не уезжать от него. Сказал, с сегодняшнего дня все будет хорошо.  Я решила ему еще раз поверить, но интимных отношений между нами больше никогда не было. Если я поднимала эту тему, он злился и становился агрессивным.

 

Но у него, как оказалось, было любимое развлечение, которое он мне демонстрировал  с завидной регулярностью. Вечером, перед тем, как идти спать, Дон начинал пугать меня, изображая Зомби. Он приближался ко мне мелкими шажками, шел  очень медленно, не сгибая колен. Как бы заторможено поднимал руки и протягивал их к моей шее. И, полуприкрыв глаза, начинал улыбаться. Раз от раза его манипуляции становились все более опасными. Если первое время он только протягивал руки к моей шее, но не трогал ее, то потом он стал класть на мою шею ладони и слегка сжимать ее. Сожмет-отпустит, сожмет-отпустит.

 

Этот спектакль наводил на меня такой ужас, что у меня на голове волосы шевелились и тошнота подступала. Я  даже боялась, что меня на него вырвет. Я просила его прекратить, говорила, что это не смешно. Спрашивала, зачем ему это нужно - пугать меня. А если учесть, что за дверью поле и лес и вокруг никого, то представьте, какой ужас меня охватывал. Мне было очень страшно, и у меня начиналась истерика. Слезы катились градом. И вот тогда у него на лице появлялось выражение счастья. Он испытывал удовольствие от этого кошмара. Страх не отпускал подолгу. Я принимала успокоительные таблетки, привезенные из России, но меня все равно била нервная дрожь. Уснуть удавалось только, когда он уезжал на работу, в пять-шесть утра. Я вставала с жуткой головной болью и шла работать с собаками.

 

Дон начал их закупать с апреля. К тому времени у него уже были три королевских спаниеля и два лабрадора. Потом он купил двух английских мастиффов. В последствии он оставил двух самок из первого помета и в итоге получилось 24 собаки, из которых 12 – гигантские, выведенные для охоты на львов. Когда я увидела это стадо, то пришла в ужас. Я умоляла его не покупать мастиффов, говорила, что я их боюсь. Я не хочу работу, от которой буду испытывать страх. Но ни слезы, ни мольбы его не тронули. Он сказал, что сам не боится никаких собак, и что я тоже привыкну. На мою попытку объяснить, что я не хочу привыкать к страху, я получила предложение заткнуться и не злить его. Сказал, что я – идиотка и не понимаю, какие это большие деньги. Ответила, что не хочу зарабатывать деньги с угрозой для своей жизни и ценой здоровья. Но он рассвирепел. Сказал, что если я тут же не заткнусь, он меня скормит этим собакам.

 

С того момента началась моя каторга. Каждый раз, когда нужно было войти в собачьи вольеры, я тряслась от страха и не знала, чем кончится очередная уборка. Она из самок- мастиффов покусала предыдущих хозяев и укусила дочь моего мужа. В январе она родила всего трех щенков, которые вскоре умерли. Собака после этого стала очень агрессивная и раздраженная. Она-то и бросилась на меня, когда я  в очередной раз убирала собачьи фекалии. Самка сбила меня с ног, и я упала лицом вниз в эти самые фекалии. Я замерла и старалась не шевелиться. Помню, только слышала, как громко бьется мое сердце. Бух-бух! Мне казалось, оно стало огромным и стучит оглушительно. Собака то подбегала ко мне, то уносилась. Она пыталась мордой поддеть мою руку, которой я закрыла лицо. Лапами пыталась открыть мои руки и исцарапала их когтями.

 

Сколько я так пролежала, не помню. Мне показалось – вечность. Когда собака немного успокоилась и улеглась в отдалении, я поднялась. Вставала очень медленно, медленно шла и открывала калитку, боясь неосторожным движением спровоцировать новую агрессию собаки. Когда я, наконец, вышла из вольера,  ноги мне отказали, и я опустилась на землю. Тело тряслось от страха, идти я не могла. Перед глазами все плыло, ноги подгибались, и я садилась на землю. В дом я буквально вползла. Добралась до холодильника, где были сердечные капли.   И тут у меня началась жуткая истерика. Я кричала и рыдала в голос.

 

К приходу мужа мне удалось немного взять себя в руки.  Я рассказала ему, что со мной случилось и спросила, что было бы, если бы собака меня загрызла. Он ответил, что я толстая, и у собак был бы хороший обед. Их можно было бы не кормить целую неделю. Я сказала, что не буду делать эту работу, я боюсь. На это Дон ответил, что  я  должна отработать деньги, которые он на меня потратил, чтобы сюда привезти  и тратит сейчас на мое содержание. И что если я буду работать плохо, то мне будет еще хуже.   

 

В июле появились щенки еще у двух собак. Обе с детенышами были в доме, и я за ними ухаживала. Но когда муж продал щенков, то не дал мне ни цента. Сказал, что деньги пойдут на покрытие расходов. Я спросила, даст ли он мне денег, когда будут следующие щенки. Мне нужно купить предметы первой необходимости – женские. Он ответил, что, конечно, даст.

Следующие щенки появились в сентябре. У собаки не было молока, и щенят пришлось кормить из бутылочки. Щенков было десять и кормить их надо было через каждые два часа.  Получалось, когда я заканчивала кормить последнего, первый снова был голоден и отчаянно визжал. Это был замкнутый круг. Я сама не успевала покушать и держалась на одном кофе. Последняя кормежка была в три часа ночи, потом я шла спать. А в семь утра все начиналось сначала. Муж уезжал на работу в шесть утра, возвращался в пять часов вечера, смотрел телевизор до девяти и шел спать к себе в комнату.

 

В конце второй недели я не выдержала такого расписания. Когда в три часа ночи я пошла спать, у меня закружилась голова и в глазах поплыло. Последнее, что я помнила, была моя попытка взять с кровати подушку. Я потеряла сознание и очнулась через полчаса – часы на стене показывали. В глазах плавали черные хлопья. Добралась до ванной и напилась воды. Потом пошла разбудила мужа. Сказала, что мне плохо, и мне нужна медицинская помощь. Он рассердился и велел мне выпить аспирин. А у меня на него аллергия. От аспирина я вообще могу умереть.  На это Дон с издевкой сказал, что это было бы замечательно – тогда ему никто не будет мешать спать. Я еле добралась до своей спальни и выпила свои таблетки. Голова кружилась, тошнило. Стоило закрыть глаза, как появлялось ощущение, что кровать качается, как на волнах.  Не помню, как и когда я заснула. Проснулась от шума отъезжающей машины – Дон поехал на работу.

 

И день начался, как обычно – с  кормежки щенков и взрослых собак, замены воды и чистки собачьих вольеров.  А их семь! Я надрывалась, таская тяжеленный шланг с водой от вольера к вольеру, которые расположены на большом расстоянии друг от друга. В вольерах стоят огромные резиновые бадьи для воды, килограммов по  шестьдесят каждая. Надо было их перевернуть, вылить вчерашнюю воду, вымыть и налить свежей. От перегрузок у меня начала болеть поясница, а потом и низ живота. Боль становилась мучительной, и мне приходилось подпоясываться широким кожаным ремнем.

 

В конце ноября, после очередного каторжного дня, я почувствовала себя особенно плохо, и к вечеру у меня началось кровотечение. Я попросила мужа отвезти меня к врачу, но он ответил, что не собирается тратить кучу денег. Сказал, что все это – женские штучки и опять предложил выпить смертельный для меня аспирин. Состояние мое ухудшалось, и я позвонила в Россию моей подруге-гинекологу. Она сказала, какие именно таблетки мне нужно выпить из моих запасов. Потом я набрала номер своей единственной подруги в Америке, живущей во Флориде, и попросила периодически звонить мне - проверять, жива ли я. Я очень боялась умереть во сне от потери крови. Просила, если я умру, чтобы мое тело отправили в Россию. Наивная! Муж бы меня просто закопал у себя во дворе, и никто бы ничего не узнал. Потому что никаких документов у меня нет – ни social security number, ни гринкарты, ни водительских прав. Ничего!

 

Подруга несколько раз разговаривала с моим мужем и пыталась мне помочь. Она пригласила меня к себе, чтобы я смогла немного отдохнуть и поправить здоровье. Естественно, мой муж мне в этом отказал, сказав, что я еще не отработала те деньги, которые он на меня потратил. А уж на отдых я тем более не заработала. Я заявила, что если он не отпустит меня во Флориду на несколько дней, то я возвращаюсь домой в Россию. Он согласился только тогда, когда подруга ему сказала, что оплатит мне билет.

 

Во Флориде я немного пришла в себя. Но когда вернулась назад, меня ждал все тот же ад - тяжелая и грязная работа без выходных и праздников. Муж каждый день ездил на работу, обедал в ресторанах, видел людей, общался со своими родственниками. Я же буквально оказалась запертой в тюрьме, изолированной от  людей. Я их не видела! Месяцами я сидела на этой ферме-псарне. Мой удел был – уборка дома, выращивание щенков и уход за взрослыми собаками. Муж продавал щенков одного за другим, но не давало мне ни цента, говоря, что я еще не отработала деньги, на меня потраченные.

 

Единственной связью с внешним миром у меня был телефон. Из-за больших счетов муж постоянно устраивал скандалы и грозился оставить меня вообще без телефона. Но не звонить я не могла. Мой отец был в тяжелом состоянии и умер второго февраля 2004 года.

 

От постоянного одиночества я боялась сойти с ума. Я разговаривала с собаками, со щенками, с деревьями, с цветами, с собой. У меня наступали периоды такой депрессии, что жить не хотелось, и спасал меня только телефон. Часто американский муж вырывал трубку из моих рук и шипел, чтобы я прекратила разговор и не тратила его деньги. Бил меня по рукам. Я пыталась объяснить, что не могу жить в полной изоляции. На что он отвечал, что пройдет еще пара лет, и я привыкну.  Живут же собаки в вольерах, не помирают! Отвечала ему, что я – не собака и не вынесу такой жизни, могу сойти с ума. А он заявил - ему не нужна жена - идиотка, и если это случится, то он меня пристрелит. Это была его любимая угроза,  он всегда произносил ее с удовольствием.

 

Я – человек верующий, но мой муж постоянно оскорблял мои религиозные чувства. Когда мы проезжали мимо какого-нибудь старого искореженного дома, он тут же показывал на него пальцем и говорил: «Это – русская церковь». Я просила его не шутить таким образом,  это звучит кощунственно. Но ему было глубоко наплевать на мои чувства и он с упорством продолжал развлекаться таким образом. Однажды, когда мы возвращались из города, он снова начал тыкать пальцем в каждую развалюху и глумиться надо мной. Я не выдержала и сказала, что, по-видимому, он наврал, что был пастором. Иначе он не говорил бы подобные вещи. Он мгновенно разозлился и заорал, что я – дерьмо и если я не заткнусь, то он выбросит меня из машины на полной скорости. И протянул руки к двери с моей стороны, чтобы открыть ее. От ужаса я вскрикнула и оттолкнула его руку. Тогда он ударил меня по горлу так, что у меня перехватило дыхание. Я стала хватать ртом воздух, как рыба на берегу. А он захохотал и сказал: «Это хорошо, что ты боишься. Жена должна бояться своего мужа».  

 

Всю оставшуюся дорогу я сидела, вжавшись в сиденье и боялась пошевелиться.

 

Дон никогда не был доволен. Неоднократно он демонстративно выбрасывал собакам еду, которую я приготовила на обед или ужин. Не оставлял мне ничего. Я просила не выбрасывать то, что ему не нравится – я буду это кушать. Но он отвечал, что я и так много ем, что я толстая. Толкал меня к плите и со злобой орал, чтобы я училась готовить американскую еду. От его выходок у меня руки опускались. Я умею и люблю готовить и каждый день старалась приготовить что-то новое и вкусное. Но каждый раз со страхом ждала его реакцию на новое блюдо. Стоило же мне взять какой-нибудь кусок, как он повторял, что я много ем. Мы как-то обедали с семьями его детей, так он им рассказал, сколько и что я съела. Дошло до того, что при нем я вообще старалась не кушать. Вечером я ему сказала, что он не должен обсуждать меня ни с кем и не рассказывать  детали нашей частной жизни. Он тут же пришел в бешенство, схватил меня и стал трясти, брызгаясь слюной мне в лицо. Орал, что будет говорить все, что хочет и кому хочет. Потом оттолкнул меня  и вышел из дома, хлопнув дверью. А я утирала слезы и побитые руки.

 

Помогать мне в изучении языка он не желал. Я привезла с собой отличные словари и иногда просила его найти мне незнакомое слово. Для него это был – неприятный труд.  Часто он бросал поиск, так и не найдя перевода. Теперь я думаю, он просто не знал, как оно пишется по-английски.  Однажды я протянула ему словарь, довольно увесистую книгу. Он разозлился и запустил ею в меня. Просто чудом я успела закрыть голову, и книга врезалась мне в руки, а не в висок. Я вскочила и закричала: «Что ты делаешь? Ты же мог убить меня!» Он снова принялся меня оскорблять. В этот вечер у меня поднялась температура, а на следующий день на руке выступил огромный синяк.

 

Один раз в две недели он брал меня с собой в магазин покупать продукты. Для меня это каждый раз был огромный стресс, так как стоило мне взять что-то в руки, как он выхватывал и шипел, что это дорого. Последний раз это был шампунь фирмы L’Oreal, которым я пользовалась в России. Он выхватил бутылочку и ударил ею меня по рукам. Я еле-еле удержалась, чтобы не разрыдаться прямо там, в магазине, от стыда и обиды.

 

По поводу моих документов он все время врал. Я его просила сделать мне разрешение на работу, чтобы я могла зарабатывать на свои нужды. Но он говорил, что это возможно только после получения гринкарты. Он постоянно кормил меня обещаниями, что я вот-вот получу документы. Но почтового ящика у дома не было. Он был в городе – в почтовом отделении. Я не получила многих писем от родных из России и от подруги из Флориды, а также фотографии.

 

В апреле 2004 года я сказала американскому мужу, что у меня нет больше ни сил, ни желания с ним жить. Что он обманом заманил меня к себе и не выполнил ни одного своего обещания.  На что он ответил, что никуда меня не отпустит, пока я не отработаю всех денег, которые он на меня затратил. Он также хотел, чтобы я отработала деньги, которые он потратил на его поездку в Москву.  Он не отпустил меня в Россию, когда у меня умер отец, и не дал мне ни копейки денег послать на похороны. И я поняла, что мне не обойтись без посторонней помощи.

 

На Интернете я нашла адрес русской церкви и послала им письмо с просьбой о помощи. Ко мне приехали, сказали, что делать и дали телефон службы помощи обиженным женам. По звонку приехал шериф и увез меня из этого собачьего плена. Далее меня поместили в шелтер одного из больших городов, в котором я прожила шесть месяцев.  То, с чем я там встретилась, описано Горьким в его пьесе «На дне». Только американское «дно» оказалось гораздо ужасней. Проститутки, наркоманки, алкоголички - вот население убежища. И русские женщины, убежавшие от американских мужей. Одну из них ее супруг пытался убить – приготовил в ванне петлю.  В службе помощи этого штата работает русская женщина.  Ее обязанности – выявить и помочь соотечественницам, попавшим в беду в американском браке. Так вот: эта женщина работает круглые сутки».

 

Началась волокита с документами. Объяснения, рекомендации, показания шерифа, описание псарни, медицинское освидетельствование. Забыла сказать, что муж не платил налоги с денег за проданных собак. И дочь его тоже. 

 

На все нужны нервы, а у меня они вконец расшатаны. Я совсем не могу спать. Узнала, что американский муж меня разыскивает. Подала на развод.

 

Я своими глазами видела, в каких условиях жила Наташа. Самая что ни на есть глубинка, где до людей не один километр. Видела и огромных мастиффов. Видела и ее мужа, который так и не понял, зачем я приезжала на его псарню. Из шелтера Наташа общалась со мной по электронной почте и по телефону. Перед Рождеством мы договорились увидеться, и я позвонила в шелтер. Служащие мне ответили, что она утром улетела домой в Россию. Как позже выяснилось, она пыталась мне сообщить об этом, но я была в недельной командировке. На вопрос, почему она вдруг улетела,  работники убежища сказали, что у нее начались серьезные проблемы со здоровьем. Российский адрес Наташи мне дать отказались. Я кляла себя, что ранее не спросила у нее номер телефона в ее родном городе.

 

И вот через месяц после ее отъезда из Америки я получила от нее письмо по электронной почте, а потом и звонок. Оказалось, что нервы Наташи истощились вконец и у нее снова началось кровотечение, которое продолжалось почти три месяца. Американские врачи, обслуживающие шелтер, не могли сказать ничего вразумительного и развели руками. Она снова позвонила в Россию своей подруге-врачу, которая сказала: «Немедленно возвращайся, иначе будет поздно...