А вас мы просим остаться: почему Россия гордится Штирлицем

8 октября исполнилось 90 лет со дня рождения Юлиана Семенова.

Биография создателя главного разведчика и вполне тургеневского «русского европейца» Исаева-Штирлица напоминает шпионский экшен. Сын ближайшего соратника Бухарина, отчаянный репортер, работавший в разгар войны во Вьетнаме, в Чили бравший интервью у главы хунты Аугусто Пиночета, снискал всенародную славу благодаря вездесущему телевидению — в 1973-м на всех экранах страны прогремели легендарные «Семнадцать мгновений весны», снятые по его роману. К 90-летию Юлиана Семенова «Известия» рассказывают о человеке-вулкане, создавшем принца из диссидентской сказки.

Принц из диссидентской сказки

Ветер оттепели породил уникальный тип русского писателя — гражданина мира. Лучше всего этот образ воплотил Василий Аксенов, создавший миф о том, что Европа и Америка открыты для молодых и амбициозных «хомо советикус» прямо сейчас, мир заждался нашего откровения, правда, вопрос о том, как всё это конвертировать в масштабах отдельно взятой уехавшей личности, оставил за кадром. Аксенов поднял статус писателя — властителя дум в глазах продвинутой молодежи, прогремел с «Островом Крымом», эмигрировал в США, лишился советского гражданства и, кажется, оказался у современного читателя в полузабвении.

Семенов пришел в литературу позже и поступил круче, поставив точку в растянувшемся на столетие споре «западников» и «славянофилов».

Его идеальный человек современности — не какой-нибудь чудаковатый интеллигент, чурающийся многострадальной родины, и не сбежавший в деревню почвенник с капустой в бороде.

Советский и русский патриот, при чинах и погонах, Штирлиц предстал принцем из диссидентской сказки. Красавец, рафине, полиглот и прирожденный шахматист, неустанно ставящий детский мат всему цвету генералитета Третьего рейха, этот герой будто бы был создан на экспорт. Русский Одиссей, тоскующий не столько по березкам, картошке и прочим Пенелопам, но посвящающий жизнь делу, символическому сыну-Телемаху, который и явит миру наше слово и волю.

Совсем уж злые языки рисуют Штирлица эдаким Иваном-царевичем брежневской эпохи, но упускают из виду два дебютных романа Юлиана Семенова, где впервые появляется его герой.

Молодой чекист Всеволод Владимиров (Исаев тоже псевдоним) возникает в 1921 году во Владивостоке («Бриллианты для диктатуры пролетариата»): веселое порто-франко, иностранцы, буржуазные красотки, военные и беглые аристократы, правительство Колчака. Понятно, что на пушку это не возьмешь, от начинающего разведчика требовалась филигранная двойная игра — обхождение, скрывающее железную хватку чекиста.

Характерно, что только там, вне жерновов системы, начальственных окриков и обязаловки мог проявиться гений будущего Исаева-Штирлица…

Двойная игра тут — ключевое. Таким талантам не сыскать применения в мирной жизни, тем более в сознании советских людей. Двойная игра всегда маркировала шпиона, но ведь она же — пропуск в мир большой политики…

Человек-вулкан

Достоянием и стигматом масскульта Штирлиц стал благодаря ленте Татьяны Лиозновой, появившейся на экранах в 1973-м.

Очевидцы рассказывают, что улицы пустели — ни детского гомона, ни очередей, ни карманников. Штирлициану сравнивали с бондианой, а Семенова называли советским Флемингом, хотя общего у этих произведений только жанр. Бонд — бонвиван, пьяница, убийца и плейбой, Штрилиц — человек исключительной умеренности, не зануда-моралист, но и не оторва: выпивает, даже за рулем, но в меру, нравится женщинам, но лишнего ни себе, ни им не позволяет.

Малоизвестен финал штрилицианы — роман «Отчаяние», созданный за три года до смерти Семенова, в 1990-м. Последняя по времени написания часть продолжает цепь послевоенных злоключений героя: разведчика используют против шведского дипломата, обещая свободу его арестованной жене и сыну, доведенному до сумасшествия. Семью ждет расстрел, а Штирлиц остается в тюрьме, из которой выходит только после смерти Сталина и Берии.

«Никогда отцу не было так трудно писать, как в тот раз, когда он начал о нем последнюю вещь. Тяжело было не только из-за приближавшегося расставания, но и из-за сюжета», — вспоминает дочь писателя Ольга Семенова.

Сын Семена Ляндреса, правой руки Бухарина, Юлиан (писать под своей фамилией ему не позволяли редакторы, считали неблагозвучной) был ярым антисталинистом. Перестройку принял с воодушевлением, занимал заметные общественные посты, выпускал в Париже газету, мечтал о международном признании, но развалу СССР не обрадовался — он был сторонником сильного государства.

Мастер и почти основоположник русского шпионского романа, Семенов прожил жизнь, лихие повороты которой напоминали детективный экшен.

Он успел побывать гостем на даче у Сталина (в детстве, с отцом) и сыном врага народа. Дипломированный специалист по пушту и дари, работал в Афганистане — там написан его «Дипломатический агент» о разведчике-востоковеде Яне Виткевиче. Оставил науку ради полевой журналистики — был корреспондентом центральных изданий во Франции, Испании, Германии, Японии, США, Латинской Америке, ФРГ. Интервьюировал Скорцени, Шпеера и Вольфа, искал с Жоржем Сименоном Янтарную комнату, писал репортажи из Китая, Лаоса, Вьетнама.

Его сравнивали с Хемингуэем — из-за внешнего и некоторого биографического сходства. Шутили, что это человек-вулкан, предлагали роли в кино — снялся ни где-нибудь, а в «Солярисе» у Тарковского. Таким же Солярисом были судьба, родина и мир для Семенова, его героя и многих других шестидесятников — и, кстати, не только наших соотечественников: экспериментальная научная станция, затерявшаяся в океане безвременья, где всё, во что веришь и что любишь, может обернуться фантомом, но среди миражей и призраков всегда есть место человеческому подвигу.

Дарья ЕФРЕМОВА