Побег из камеры смертников в Сент-Луисе
После амнистии беглец вернулся к мирной профессии лоцмана.
С 1861 по 1865 годы на территории США полыхала гражданская война. Север воевал с Югом.
Сам штат Миссури на протяжении всей войны был на стороне северян, хотя немало жителей его симпатизировали южанам. В армии северян находилось 109 тысяч миссурийцев, и 30 тысяч – в армии южан. В Сент-Луисе у северян был арсенал оружия, размещались штабы, центры снабжения. Когда началась в 1861 году война, в городе разместились отряды войск и национальная гвардия северян.
На углу 8 Street и Cratiot находилось восьмиугольное здание, увенчанное куполом. До гражданской войны это был медицинский колледж доктора Макдоуэлла. Доктор, сочувствовавший южанам, сбежал на юг и присоединился к конфедератам. Его имущество конфисковали, а здание колледжа превратили в тюрьму, называвшуюся Cratiot Military Prison. В ней содержались пленные, лазутчики и агенты южан.
История побега из Cratiot Military Prison конфедерата Absalom Grimes (Абсалом Гримса) стала известна потомкам, благодаря тому, что Гримс сам написал об этом в своих воспоминаниях.
Гримс до войны был лоцманом на реке Миссисипи. Во время войны он контрабандой доставлял письма южан их родственникам, жившим на севере страны. Попутно он был шпионом, снабжал военной информацией командование южан.
Гримс совершил побег из тюрьмы, избежав тем самым расстрела, к которому его приговорил суд за шпионскую деятельность. Как ему удалось бежать, он написал воспоминания. Дадим ему слово:
«Я остановился в гостинице «Virginia Hotel» в Сент-Луисе, где меня ожидали письма. В гостинице появился новый служащий, и мне сообщили, что он шпионит за постояльцами. Чтобы усыпить его бдительность, я сложил все письма в саквояж, но не понес их сам, а попросил понести их на паром паренька-курьера.
Сам же я вышел через черный ход и последовал за моим посланцем на некотором расстоянии. Как я и предвидел, новый служащий успел сообщить властям обо мне. Двое мужчин, похожих на детективов, пристроились за моим парнем. Они поднялись на борт парома вслед за ним. Мой посланец оставил саквояж с письмами в машинном отделении, как было обусловлено, а сам сошел на берег. Детективы остались на пароме.
Парень рассказал мне, что детективы его спросили, кому принадлежит саквояж, а он ответил, что не знает. Его отпустили, и паром отправился к другому берегу. Я дождался, когда паром вернется, и поднялся на борт, надеясь забрать саквояж. Взяв саквояж с письмами, я внимательно осмотрел палубу, но детективов на ней не увидел. Откуда они неожиданно появились, я так и не понял.
Они остановили меня и попросили предъявить паспорт. По паспорту я был Джоном Кули. Далее они потребовали открыть саквояж. Делая вид, что вожусь с замком, я молниеносно подскочил к борту и высыпал письма на воду. Пока всеобщее внимание было обращено на плывущие письма, я вытащил из кармана секретные записи, написанные на папиросной бумаге, начал жевать ее, стремясь проглотить. Это заметил один из детективов, он направил на меня пистолет и приказал немедленно выплюнуть бумагу. Но было уже поздно, я проглотил комок.
Мне надели наручники и отвезли в тюрьму. Это было 2 сентября 1862 года. Суд признал меня виновным в шпионаже и подрывной деятельности, и приговорил к расстрелу. Казнь должна была состояться через месяц во вторую пятницу октября.
Меня поместили в камеру смертников. Она представляла собой комнату, которую доктор Макдоулл использовал, как вторую гостиную. С одной стороны было окно, закрытое решеткой, а с другой стороны – забитые двери, ведущие в женское отделение тюрьмы.
Через некоторое время план побега у меня окончательно созрел. В щель двери женщины передали мне небольшой нож, которым я прорезал отверстие в полу. Под полом было подполье, глубиной 2-4 фута. Вырезанные куски досок я положил обратно, так, что ничего не было заметно.
Ночью я открыл проделанную дыру и спустился в подполье. Я пополз и оказался под полом камеры, где содержались женщины, затем я вернулся в свою камеру.
Один из заключенных по имени Чепмен, предложил мне бежать вместе. Я согласился. Чепмену, работавшему на кухне, удалось стащить оттуда большой кухонный нож и кусок железной полосы.
Я с помощью этих «инструментов» начал пробивать брешь в стене, которая примыкала к подполью. Когда я стучал, женщины устраивали танцы, шумели, двигали стульями, чтобы заглушить мой стук.
Две ночи я потратил на пробивание проема в стене. Проем вышел наружу в промежуток между стенами двух домов. Он был завален дровами, которые пришлось раскидывать.
Наконец, все было готово к 2 октября. До пятницы, в которую меня должны казнить, осталось два дня. Ночью я вылез через проделанный проем. Во дворе ко мне присоединился Чепмен. Пришлось преодолеть еще одно неожиданное препятствие. Путь на улицу преграждал деревянный забор. Но провидение меня хранило. Я прорезал ножом дыру в заборе. Мы пролезли через дыру на улицу и лежали неподвижно минут 20, пока прошел патруль.
До конца войны я скрывался от посторонних глаз. Когда объявили всеобщую амнистию, вернулся к своей мирной профессии лоцмана».
Рувим Канторович,
Сент-Луис, Миссури