Юмор «русских висельников» времен войны

---

Как изменились анекдоты и шутки после 24 февраля 2022 года.

---

Война, мобилизация и преследование за антивоенную позицию находят отражение и в юморе. В этих условиях для многих россиян он становится способом найти союзников. Социальный антрополог, фольклорист и автор телеграм-канала «(Не)занимательная антропология» Александра Архипова исследует анекдоты 2022 года и объясняет, что такое «юмор висельников» и как война изменила образ «русской мамы».

Антивоенный анекдот и его рассказчики

«Теперь я знаю, что значит быть одновременно и нацистом, и в евреем в Германии в 1939 году» – так россияне, не поддерживающие войну, в разговорах на кухнях и в письмах передают свои эмоции. Внутри страны они «евреи», а для многих европейцев извне России они – «немцы из 1939 года».

После вторжения России в Украину многие россияне испытали сильный моральный и культурный шок. Да, мы все знаем про цифры в 75% россиян, которые в опросах ВЦИОМа и ФОМа поддерживают войну, но эта поддержка войны плохо отличима от выражения лояльности президенту и правительству (а фактор страха и желания не идти против своей группы работают на увеличение ответов «да». Опросные эксперименты показали, что гарантия полной анонимности снижает поддержку войны на 15%). Но даже если мы говорим о 20% россиян, которые в опросах открыто не поддерживают войну (при 10% воздержавшихся), то в пересчете на население России речь идет о 30 миллионах россиян.

Одним из результатов этого шока стало возрождение политического анекдота, который приобрел сильную антивоенную направленность.

После начала войны анекдоты распространялись не столько в открытых соцсетях, сколько в частных сообщениях и устных разговорах. Не проходило и нескольких часов, как возникали новые шутки. Однако люди опасались их рассказывать, некоторые их выкладывали на свои странички и быстро стирали. Законы «военной цензуры», принятые 4 марта, а также статья о «реабилитации нацизма» эффективно стали препятствовать распространению текстов. Вторая, гораздо более мощная волна случилась осенью 2022 года, во время начала мобилизации. Война впервые коснулась всех, и анекдоты стали оружием в кухонно-твиттерных битвах (не исключено, что количество репостов в открытых соцсетях увеличилось за счет уехавших).

В социальных сетях эти анекдоты чаще всего рассказывали россияне в возрасте от 40 до 60 лет. Это не удивительно – эта возрастная группа хорошо помнит текстовые шутки в позднее советское и раннее постсоветское время, для них – это привычная форма высказывания. Кроме того, это жители крупных городов (43% – Москва и Петербург), имеющие высшее образование (84%).

Также чуть вероятнее, что анекдот отрепостит мужчина, чем женщина (59% против 41%). Последнее не должно нас удивлять – скорее это часть глобального тренда. Женщины чаще склонны публично предупреждать об опасностях, а мужчины более склонны к браваде, и поэтому стремятся выразить свою позицию через публичное высмеивание (впервые гендерная разница между рассказчиками анекдотов была изучена в 1976 году).

Функция юмора висельников

Среди людей, которые ощущают постоянную угрозу по отношению к себе со стороны собственного правительства или внешних агрессоров, возникает так называемый «юмор висельников» (gallows humor). Люди начинают смеяться не только над теми, кто пытается их подавить, но и над собой. В ХХ веке это словосочетание время от времени применяли в американских газетах при описании антисталинского юмора в СССР, но известным стал термин в 1942 году. Социолог Антонин Обрдлик девять месяцев жил в Чехословакии, оккупированной нацистами. За это время он написал статью о новом социальном феномене – о том, как полная безысходность ситуации заставляет людей высмеивать ситуацию – и своих оккупантов. Например, нацистская пропаганда говорила, что «Германия поставит Англию на колени не позднее 15 августа 1940». Когда это срок миновал, среди чехов стал распространяться анекдот:

– Почему немцы не вторглись в Англию вовремя?

– Они еще не выучили все неправильные английские глаголы!

Может показаться, что юмор висельников – это то же самое, что и «черный юмор». Но нет. «Черный юмор», как правило, направлен в адрес других, он болезненно высмеивает трагедии, происходящие с другими людьми. Черный юмор нарушает самые страшные табу, существующие в обществе. Когда после падения космического корабля «Челленджер» в 1986 году возникли многочисленные шутки про «дождь из космонавтов» – это черный юмор. А цель юмора висельников – в другом. Это поиск союзников.

Представьте себе – вы чувствуете себя меньшинством, которое не согласно с позицией партии и правительства. Но при этом коллеги на работе говорят, что «если бы не мы, там бы завтра стояло НАТО», а соседи – что «не все так однозначно», и вы чувствуете себя ужасно одиноким. Отметим, что именно так работает пропаганда. В 2018 году группа политологов решила выяснить, как соотносится готовность к уличному протесту и вера в силу пропаганды. Для решения этой задачи был проведен опросный эксперимент. Для участия в якобы опросе (а на самом деле в эксперименте) были приглашены 895 китайских интернет-пользователей. Они были поделены на пять групп. Четыре из них подверглись воздействию китайской пропаганды – их заставили смотреть или читать китайские аналоги Соловьева, Киселева, Марии Захаровой и новостей Первого канала. А последняя группа пила чаек и ничего не смотрела. Потом их спрашивали, пойдут ли они протестовать. А еще их спрашивали, если бы другой человек посмотрел эти ролики с китайским Соловьевым, вышел бы он на протест или нет? У той группы, которая пила чаек и последние несколько часов не подвергалась активному воздействию пропаганды, степень оценки себя и других по отношению к возможности выйти на площадь была практически равной. А испытуемые из четырех групп про себя говорили, что я, мол, все равно выйду, но часто говорили про других, воображаемых протестующих, что они не выйдут, потому что «они слабые и верят той чуши, которая вокруг рассказывается».

Мы говорим: «Ваша пропаганда на меня не действует. Я все равно буду против войны, все равно пойду с плакатом». Но пропаганде и не надо воздействовать на вашу личную решимость напрямую, ей нужно воздействовать на то, как вы будете воспринимать других. Активное воздействие пропаганды понижает вашу веру в то, что окружающие вас люди выйдут против войны, и повышает веру в то, что окружающие вас люди зависимы от пропаганды. Пропаганда увеличивает неуверенность людей в других людях. Люди чувствуют себя в меньшинстве, меньше объединяются, меньше призывают протестовать и не выходят на площадь.

И вот тут на помощь чувствующим себя в меньшинстве приходит юмор висельников. Представьте себе: вы рассказываете анекдот, и окружающие вас люди смеются (или улыбаются). Реакцию смеха подделать невероятно трудно. Поэтому если человек засмеялся, значит, он думает так же, как вы.

– Добрый день! Вам повестка в военкомат.

– А с кем воевать будем?

– С фашистами, конечно!

– А против кого?

Это самый быстрый из возможных способ поиска союзников. Поэтому в тоталитарных режимах (а также в сильных автократиях) в ситуации политического кризиса и репрессии возникает юмор висельников:

– Вы знаете, в России поставили памятник Джорджу Оруэллу!

– Где?

– Да практически везде.

Так что появление юмора висельников сейчас закономерно – так люди ищут союзников. Но у российского юмора висельников в современной версии есть одна важная особенность – это на ком этот юмор сосредотачивается. Если в советских политических анекдотах 1937 года основной целью для осмеяния были партия и правительство, а также чекисты как часть репрессивной машины, то спустя 85 лет цель осмеяния резко сместилась. Анекдот не говорит больше о диктаторах и правителях, отношения с властью перестали быть интересны. Вместо этого анекдот сосредоточится на подлинной (для многих) причине войны – на типичном российском обывателе, чье отстранение от политического процесса (при активном содействии и давлении властей) привело к тому, что война стала возможной. То, что некоторые журналисты пишут в колонках, обычные российские люди проговаривают в анекдотах. Россияне, распространяющие эти шутки, ищут союзников не вообще, а союзников для непопулярной точки зрения «что-то протухло в Датском королевстве, что-то неправильно с нами».

Нет места для Путина

Помните все эти анекдоты? «Не бойся, я за кетчупом», «овощи тоже будут мясо» и «я у него крем просила».

***

Путин со спикером Думы и министрами идет в ресторан. Официант его спрашивает:

– Что вы будете кушать?

– Мясо.

– А овощи?

– Овощи тоже будут мясо.

***

Путин открывает холодильник, а там холодец трясется. Путин – холодцу: «Не бойся, я за кетчупом».

***

Алина Кабаева рассказывает подруге в Госдуме:

– Да я же крем на 8 марта просила! Крем, а не Крым! Вот теперь боюсь у него попросить коляску!

Чем недоступнее для людей становился Путин, тем больше в 2000-е и 2010-е годы появлялось о нем шуток, в которых создатели и распространители анекдотов пытались в ироничной форме проникнуть в голову президента и понять, как устроена его логика принятия решений.

Но постепенно ситуация меняется.

Если раньше люди вступали в диалог с недоступным Путиным с помощью анекдотов, таким образом объясняя его поведение (и парадоксальным опытом гуманизируя его), то теперь юмор российских висельников больше не интересуется президентом, «авторы анекдотов» почти полностью вычеркнули его из своих текстов, за редкими исключениями.

Он сохраняется в одном анекдоте как заказчик для вранья (если анекдот непонятен, постарайтесь его произнести):

Путин:

– Пишите срочно статью.

Симоньян:

– На каком языке?

Путин:

– Иврите.

Симоньян:

– Да это понятно, а на каком языке писать-то?

В другом он – заказчик репрессий.

Сотрудники Росгвардии обратились к Путину.

– Зачем?

– Просят выпустить из тюрем оппозиционеров.

– Зачем??

– Чтобы в стране снова проходили митинги.

– Зачем???

– Росгвардейцы хотят снова бить женщин ногами в живот, а не гибнуть под ударами украинской армии…

Ну а еще он персонаж, угрожающий всему миру.

Пескова спросили, будет ли послание президента перед Новым, 2023, годом.

– Президент еще не решил, будет ли он вообще, 2023-й год.

И конечно, единственное, что россиян интересует в новых анекдотах в связи с ним – это его смерть.

Старый эмигрант спрашивает нового релоканта:

– Вы на ПМЖ?

– Нет, на ППЖ.

– Это что такое?

– Пока Путин жив.

Но больше Путину в анекдотах места нет. На смену малодоступному сакрализированному правителю приходит другой герой, точнее антигерой.

«А что я?»: типичный обыватель – новый антигерой анекдота

Политический анекдот рассказывает уже не про диктаторов (Сталина, Хрущева, Брежнева, Путина) и не про дурака (Чапаева) или хитрого дурака (Рабиновича). Главный вопрос для юмора висельников сейчас – не как обмануть государство и партию (на чем построены советские анекдоты о хитром еврее Рабиновиче).

Вместо этого анекдот (впервые в советской и постсоветской истории) фокусируется на совершенно новом персонаже – на типичном русском россиянине. Аудитория анекдотов должна видеть в них прежде всего себя. Главный вопрос, который волнует россиян: «Каким образом мы все так продолбали?». Недаром второй самый популярный анекдот, которые я собрала (популярность измеряется по количеству репостов в социальных сетях), – это страшный анекдот про смерть и пропаганду.

В России Телевизор выиграл схватку у Холодильника. Но теперь ему придется сразиться с его старшим братом – Рефрижератором.

Именно поэтому многие из этих анекдотов (хотя не все) по структуре – диалог двух персонажей. Один из них – грустный и пассивный, в меру (ну очень в меру) фрондирует в фейсбуке, но боится или не хочет выходить на протесты, потому что считает, что Путин вечен и ничего нельзя изменить, и поэтому надо просто держаться подальше от «большой политики». Второй участник диалога – гораздо более оппозиционный, он рассказывает, что на самом деле значит буква Z, волнуется по поводу мобилизации и обращает внимание на строящийся вокруг концлагерь.

– Откуда взялся знак Z?

– Это первая половина свастики.

– А где вторая половина?

– Ее украли.

***

2023 год. Разговор в автозаке.

– Скажите в какой концлагерь нас везут?

– Не знаю, я не интересуюсь политикой.

Этот новый антигерой не готов терять свой комфорт:

– Ничто не заставит меня пойти на войну!

А ипотека?

– Ну разве что ипотека.

Типичный россиянин иногда изображается как пассивный страдалец, всегда депрессирующий по поводу происходящего.

Мужик забегает в аптеку и кричит:

– Дайте мне антидепрессантов и побольше, побольше.

Аптекарь:

– А рецепт у вас есть?

– А что, паспорта гражданина РФ недостаточно?

И не случайно в таких анекдотах герой иногда получает имя Рабинович. Это удивительное наследие позднесоветского анекдота, в которых Рабинович – либо пассивный реципиент репрессий, либо изобретает хитрый способ их обойти.

– Рабинович, мы прибыли, чтобы вас арестовать за оскорбление российской армии.

– Но я не оскорблял российскую армию.

– Рабинович, не задерживайте. Быстро оскорбляйте и поехали с нами.

При этом, хотя впереди маячит концлагерь или мобилизация, россиянину бежать особенно некуда, потому что никто его не ждет.

Стадии принятия неизбежного:

Отрицание.

Гнев.

Торг.

Депрессия.

Казахстан.

Из-за ситуации с войной сбежала даже квартира, оказавшаяся умнее российского обывателя.

– Что с тобой случились?

– Представляешь, я купил квартиру с технологией «Умный дом». Пока я был на работе, квартира свалила из России.

«Это твоя Родина, сынок!»

Из старого, гнилого яблока вылезают два червяка. Один спрашивает другого:

– Папа, вот смотри, вот то яблоко крепкое, красное, сочное. Почему мы живем тут, в этом гнилом и невкусном яблоке?

– Ну что я могу сказать? Это твоя Родина, сынок.

«Анекдоты висельников» наполнены горьким презрением к самим себе или к народу (чего тоже никогда не было в истории российского юмора). Ярче всего это презрение заметно в серии анекдотов – диалогов между российским солдатом и его мамой. Их спровоцировали записи разговоров российских пленных с родителями (и некоторые из этих записей шокировали россиян), которые публиковала украинская сторона.

В этих анекдотах мама, та самая святая мама из русских блатных песен, здесь оказывается совершенно монструозной. Эта русская мама прежде всего ищет во всем выгоду, особенно во время паники в первые дни войны. Ее не столько интересует сын, сколько возможность спасти свои накопления:

Русский солдат из плена звонит домой.

– Мама! Я в плену!

– Где???

– На Украине!

– На Украине??? Доллары купи!

Эта мама свято верит российской пропаганде и Путину, причем гораздо больше, чем собственному сыну. Министерство обороны, которое запуталось в своем вранье, оказывается для этой мамы гораздо более важным.

***

– Мамочка! Я в украинском плену!

– Ты кто?

– Ты что? Я твой сын.

– А по телевизору сказали, что у меня дочь.

Эта русская мама придерживается позиции «ни во что не вмешиваться» и игнорировать войну, даже если она разрушает собственную семью:

– Почему ваш сын мертвый в цинковом гробу лежит?

– Не знаю, я политикой не интересуюсь.

И наконец, эта русская мама приобретает чудовищный облик настоящего заказчика мародерства, а русский солдат лишь пассивный исполнитель ее воли:

Российский солдат звонит из Украины матери домой:

– Мама, я на Украине. Стреляют, страшно, прячусь в хате, тут такая мясорубка.

– Мясорубки не надо, возьми лучше блендер!

В некотором смысле эта страшная мама, желающая себе хорошей жизни и валюты любой ценой, манипулирующая для этого своим сыном, несмотря на его страдания, – это метафора нашего государства. Такая у нас Родина, и именно с ней разговаривают недовольные граждане. Пока только через анекдот, потому что другой возможности, увы, нет.

подготовила Александра Архипова