В плену божественных аккордов

Необычный день во Всемирном Духовном Центре Флориды.

«Не спи, не спи, художник, Не предавайся сну, Ты вечности заложник, У времени в плену» (Борис Пастернак)

В один и тот же день я слушал совершенно прекрасную, но совершенно разную музыку.

Вначале я услышал старую песню Шарля Азнавура, написанную под впечатлением картин Тулуза Лотрека.  И мне казалось, что вместе с Азнавуром я сейчас нахожусь на выставке великого французского художника. Мир заливал изумрудный цвет-свет импрессионизма. Все цвета превращались для меня в изумрудный, ибо в этом цвете я всегда чувствую и слышу дыхание импрессионистов. С картин нас приветствовали танцовщицы, актрисы, акробаты, «девушки улицы», жокеи.  Но смрад, грязь Парижа и всего мира были здесь задрапированы, отделены от нашего зрения.  Картины открывали глазам и сердцам, только самое лучшее. Смех, тоску, любовь, печаль, надежду. Это, как показывают гостям дом, самое лучшее, хотя мы видели и человеческое грязное, что лежало позади всей красоты.  Но сейчас нам хотелось слышать и видеть только прекрасное. В каждом плебее есть частичка графа, а в каждом графе есть частичка плебея.  В каждой шансонетке находится графиня, в каждом простом лице заложена порода, и в каждой некрасивости скрыта великая красота. Об этом говорят люди с картин Лотрека. И  хотя Азнавур пел о другом, но губы изображённых  женщин повторяли слова его печальной песни, и их пронзительные глаза ранили душу снова и снова. И  вдруг, в мгновенье, всё слилось, и  нас накрыла чудесная волна  фата-морганы, и сиренево-изумрудный мир показался похожим на рай. Таланты художника и певца превратили картины и музыку в одно божественное творение. И мы почувствовали и ощутили, что над всем этим стоит тень с небес, это Божья тень, отражающая Творца. Именно Христос  в радости Своей  пролил божественную воду любви и бессмертия на это дивное сочетание живописи и музыки, и оно стало творением Божьим. Поэтому, как и Он, казалось хрупким и сильным одновременно. И мы плыли в этом  волшебном мареве, и постепенно небеса, солнце и звёзды стали помещаться в наших трепещущих от радости сердцах.  Вот об этих мгновениях небесного озарения твердил великий поэт Борис Пастернак: «Талант – единственная новость, которая всегда нова». Талант доброго человека отражает  Бога.

Потом мы слушали насыщенную стариной и современностью музыку немецкого композитора Оскара Готлиба Бларра, ученика  выдающегося органиста  Бердна Алоиса Циммермана.  Вклад Бларра в церковную музыку по-настоящему велик, это и оратория «Страсти Христовы» и «Рождественская оратория». Он родоначальник нового течения  в христианских песнях. В 60-х годах оно получило название «Новые духовные песни». В них  и стоны хиппи, где «дети-цветы» просят Бога о справедливости в мире, там и раскрепощённая музыка, вырывающаяся из церковных стен в свободный мир песен, и одновременно во всём этом -  грандиозно-грациозная классика.  И, конечно, орган, у Бларра главный инструмент, на котором, кажется по приглашению композитора часто играют ангелы. Орган у него  – это лестница ведущая к безумию света и к тишине сердца, его музыка бьёт огненным фонтаном и  рассекает душу нежностью и любовью.  Есть у него две  бесконечно одинокие симфонии, одна из которых посвящена памяти Януша Корчака, чешского учителя ушедшего вместе с еврейскими детьми в газовую камеру смерти, и симфония, где переложены для органа «Картинки с выставки» Мусоргского  и стремительные декадентские, почти нездешние песни Стравинского.

Но меня особенно интересовали его «Танго и хоралы для Дитриха Бонхёффера».  Я хорошо помнил, как 25 лет  тому назад мы впервые перевели с немецкого на русский язык книгу Бонхёффера «Следуя Христу» (The Cost of Discipleship) и , нелегально завозили её в СССР, и открыли перед изумлёнными советскими  читателями  немецкого пастора, спасавшего евреев, противника Гитлера,  участвовавшего в заговоре против него, и принявшего смерть от гестаповских опричников за месяц до конца войны. До этого, одно советское издание с опаской печатало его «Письма из тюрьмы», где представляло Бонхёффера только как антифашиста. А мы написали в русском издание, что в первую очередь,  он был христианином, жившим и умершим для славы Христа. И что его последние слова перед смертью на виселице были сказаны с улыбкой, и были они такие : «Это конец, но это и начало...».  Именно об этом я писал во вступлении к книге, и назвал его «Отразивший свет Христа». Тогда читатели впервые узнали, что в Германии были редкие люди, которые сопротивлялись фашизму и шли ради этого на смерть. И первыми среди них были христиане.

И вот   Бларр написал «Танго и хоралы для Дитриха».  Он вообще болен библейско-еврейской темой, он её раскручивает во всех своих произведениях, мотивах и аккордах.  И зазвучала, и всё заполнила его музыка. Что это за такое странное прекрасное созвездие и сочетание всего   –  не знаю точно.  Но это апофеоз любви и грусти.  Конечно, Бларр знает, что у Дитриха была любовь, девушка на которой он не женился, чтобы в случае его ареста, гестапо не преследовало  её.  Но она, не зная о его другой тайной жизни, сердилась, обижалась. А он молчал и любил. И вы слышите  это в музыке.  Звучит  танго, в котором невероятная, недосказанная им  нежность, там молчание, там непонимание, там её обида, и там снова и снова всёпокрывающая любовь. А потом приближается конец, фортиссимо, и возникает хоральная музыка, и  небо приближается к земле, и начинается вечное сражение Бога с дьяволом, и небеса проповедуют славу Божью, и пьётся чаша страданий, и наступает смерть, которая становится началом новой жизни. И  в музыке вера  Бонхёффера в Христа, и ответная, звенящая, сверкающая, прекрасная любовь Христа к своему  последователю, ученику и праведнику.

Всё это звучало  во Всемирном христианском Центре во Флориде, где мы принимали гостей.  Азнавур пел в записи,   картины Лотрека показывались на видеодорожке, но это искусство такого уровня, которое легко сходит с экранов в комнату и останавливается напротив тебя и смотрит счастливыми глазами.

А Бларра исполняли на  нашем старинном органе и новом, ручной работы рояле «Schimmel», у которого звуки такие, как будто  их вкладывают в него ангелы света. Играл  Джеймс Хигдон-младший и Диана Зарецкая, приехавшие к нам всего на один день. Они музыкой устраивали другу другу овации, они передавали, как билось перед смертью сердце Бонхёффера, как шевелились его губы, произнося предсмертные слова, и как коснулась его души, любовь пришедшая с небес.  И я почти явно ощущал, что там, в дальнем углу зала  сидит и слушает музыку своей судьбы, большой и добрый человек, ушедший от нас, и оставшийся  с нами  -  пастор  Дитрих Бонхёффер.

 Михаил Моргулис,

всемирный духовный Центр,

http://morgulis.tv

Флорида