В прошлом номере «Русской Америки» мы сообщали, что Америка и в частности штат Айова собирается широко отметить 50-летний юбилей визита советского лидера Никиты Хрущева в США. Известный журналист Евгений Киселев взял интервью у сына легендарного Генсека – Сергея Хрущева.

Он сейчас живет и работает в США - в университета Брауна. Университет Брауна – это город Провиденс, штат Род-Айленд.

- Каким человеком был Никита Сергеевич?

- Почему-то считают, что он был дилетантом, но на самом деле он был самообразован. Он это знал. И он мог рассказывать, какая лучше технология, как лучше что сеять. Всегда происходили споры, к нему приходили как к судье, ему приходилось принимать решения, когда-то правильные, когда-то неправильные.

- Легко сходился с людьми?

- Да, он легко сходился с людьми. Он быстро их завоёвывал. И я расскажу это не про наших людей, про американцев. Был такой Томас Уотсон, президент фирмы International Business Machines (IBM), который основал тот институт, где я сейчас работаю, и он рассказывал, когда в 1959 году на один из его заводов в Калифорнии приехал Хрущёв, ему сказали держаться в рамках, не улыбаться. Но проявить радушие, всё показать. Через пять минут мы начали вместе смеяться, улыбаться. И как-то почувствовали себя друзьями. Он мне рассказывал, что «твой отец – как мой отец. Мой отец основатель фирмы, он так же мог быстро сойтись со всеми людьми». Он подкупал людей своим искренним интересом к тому, что они делают. Он никогда не пытался отойти, спросить цифру, посмотреть. Он никогда не проявлял себя скучающим, когда ему рассказывали. Если ему было неинтересно, он просто не слушал. И второе у него было, что если ему докладывал человек, который предметом не владел, то это был первый и последний раз, он мог просто сказать: «Пришлите своего заместителя в следующий раз». Но если этот человек завоёвывал его внимание, тогда он получал возможность звонить ему по телефону и договариваться о встрече. Например, к таким людям относились и академик Семёнов, и Курчатов.

- А дома он какой был?

- Дома он тоже был увлечён работой. А с другой стороны он был нормальным человеком. У нас была большая семья.

- Кто был главой семьи, дома, отец или мать? Кто командовал?

- Командовала мама, а главой семьи был отец, потому что он в наши дела не лез, и особенно и не расспрашивал. Но если что-то в школе не ладилось, маме достаточно было сказать: «Вот отец узнает и очень расстроится». Кстати, он был много либеральнее, чем наша мама. Мама могла и накричать, и наказать. А он так только…

- Подзатыльников не раздавал?

- Нет, абсолютно. Он подзатыльников не раздавал, и голос практически никогда не повышал. Он был отходчив, и в большинстве случаев он и на работе был человек достаточно выдержанный. Конечно, когда его доводили, он мог и раскричаться, как все мы. Но многие рассказывают, как Хрущёв ругался.

- Известный случай, когда он начал стучать кулаком и кричать на Вознесенского или на кого-то из молодых поэтов или писателей на той знаменитой встрече в Кремле.

- Он кричал на Вознесенского и это, наверное, был один из единственных, редких случаев, когда он раскричался и сам потом говорит, что не знал, как это получилось. Но мата он не знал. Он вырос в такой семье ещё до революции, где никто не ругался. И мы никогда не ругались. Главное его ругательство было – турок и бездельник.

- И даже пройдя войну, не приобрёл привычку к крепкому словцу?

- Вы знаете, видимо то, что складывается в юности, оно потом уже не переходит куда-то. Я вот тоже знаю, все мои окружающие, включая академиков, любили выразиться. Я тоже старался. Но получалось у меня очень непрофессионально. Я, как все русские, отношусь к этому как к части культуры, но этого у него никогда не было. Он любил природу, очень любил природу, посмотреть на птиц, как радовался, как всё расцветает. Когда приехали мы в Киев, он тут же нашёл место на госдаче, это были Горки-9, и посадил там яблоневый сад. Весной  выходил, любовался этими яблонями. Вот так он отдыхал.

- А он больше любил отдыхать в Крыму или на Кавказе?

- Ну, так на так. Он был то в Крыму, то на Пицунде, когда построили Пицунду, ему там очень нравилось, часто переезжал с одного места на другое. Иногда самолётом, но чаще машиной. Он любил ездить машиной, открытая машина, он смотрел на поля, как что растёт, как что происходит. Вы понимаете, в то время руководитель государства был не то, что сейчас. Тогда это был хозяин, как руководитель фирмы, и когда он выезжал в область, ему в машину садился руководитель области, что-то показывал, пытался завернуть на одну дорогу, он говорил: «Нет, нет, мы поедем по той дороге». Потому останавливался, выходил, затевал какие-то разговоры. Он так образовывался, получал информацию, что сегодня происходит. Хотя, естественно, он читал все справки, но привык лично смотреть на это, ему это нравилось.

- Выпивал?

- Нет, он пил очень немного. Хотя мог выпить. До революции он был председателем Общества трезвости. И в революцию он вошёл не пил и не курил. Не курил вообще никогда. И когда они решили с моей мамой пожениться в 1924 году, он поставил одно условия – бросай курить. Он любил выпить немножко коньяка, любил выпить вино. Ценил вино, понимал вино. Он любил шутить, говорил: «Я всегда знаю качество вина, потому что их берут на проверку в специальную лабораторию. От хорошего вина возвращают полбутылки. А если она почти полная, значит можно и не пить».

- Вы  работали в КБ у Челомея. Отец Ваш особенно поддерживал фирму Челомея потому, что Вы там работали. Это соответствует действительности?

- Я думаю, что наоборот. Просто Челомей был гениальным учёным. В ракетной технике один из основателей. Он изобрёл колесо ракетной техники. Он сказал, что можно ракету выстрелить из контейнера, и потом открыть крылья стабилизатора. До него, до 1955 года это считалось невозможным. Туполев сказал, что это цирк, потому что она перевернётся, не хватит. И когда он это сделал, и Туполев приехал посмотреть, он пожал 33-летнему Челомею руку и сказал: «Ты был прав».  Челомей был наполнен идеями. По-моему, он мог загрузить весь Советский Союз. И он этим отцу понравился. Хотя меня отец совершенно туда не посылал. Мой профессор, Лев Николаевич Ткачёв, делал тогда приборы, которые использовались у Челомея, преподавал в Энергетическом институте. Он меня туда и пристроил. И когда я сказал отцу, что я иду работать к Челомею, он посмотрел на меня и сказал: «А я с Калмыковым, Министром радиотехнической промышленности о тебе говорил, он говорил, что хорошо бы тебе пойти к Пилюгину». Я сказал, что уже распределился к Челомею. Он сказал: «К Челомею? Ну и хорошо». А дальше Челомея он поддерживал не больше, чем Янгеля или его конкурента Королёва.

- Отец космосом интересовался?

- Он интересовался космосом так же, как кукурузой и другими вещами. Достаточно хорошо разбирался.

- Несмотря на то, что королёвская ракета, с ваших слов перестала быть неким магистральным направлением развития ракетной техники для ракетных войск стратегического назначения, тем не менее, Королёв продолжал свои работы с благословения отца? Другого бы свернули, сказали, что космос – это игрушки, а нам нужно оборонный щит ковать.

- Когда в 1955 году Жуков выступил на пленуме ЦК и сказал, что если будет война, то мы американцев не победим, а Никита Сергеевич сказал: «Георгий Константинович, не надо всех пугать. Нам нужно думать, не как их победить, а как их так испугать, чтобы они войну не начали». И поэтому Никита Сергеевич рассматривал космос как то, что он может эксплуатировать, доказывая американцам, что мы всё это можем. Кстати, сейчас, когда я преподаю в Америке, это подтверждается. Даже вышло кино «Спутник-мания». Кстати, интересно, что первый запуск спутника значительно больше праздновали в Америке, чем в нынешней России. Потому что спутник их испугал. И тогда Никита Сергеевич сказал, что мы делаем эти ракеты, как сосиски, хотя у нас было всего три ракеты в то время.

- Скажите, кто-то из  руководителей партии и правительства мог по праву называться другом Хрущёва? Или у него не было друзей?

- У него были друзья. Он относился к тем людям, с которыми работал, он в человеческом плане всегда пытался поддерживать и поддерживал дружбу. Они вместе ходили, он любил стрелять на стенде из ружей. Они вместе стреляли, вместе катались на лодках, потом вместе обедали, вместе пели. Какая дружба была внутри – трудно сказать. Это же система, где не выборы решают, кто будет следующий. Поэтому руководитель всё время должен внимательно смотреть, не строится ли какой-то заговор. Он любил поговорить с людьми, которые не повторяли ему: «Как Вы правы, Никита Сергеевич».

- В 1988 году вы впервые рассказали историю о том, что о существовании заговора против Хрущёва, он знал заранее…

- Понимаете, всякая монархия или централизованная страна, она  так живёт: есть руководитель, есть кто-то, кто его подпирает. Это неважно – Пётр III, Екатерина II или Павел I и Александр I, так и при Хрущёве. Была антипартийная группа в 1957 году, которая восстала против него. Были подозрения, что Жуков готовит заговор, были другие какие-то сигналы. И в 1963 году собралась разношёрстная компания, с одной стороны Брежнев и Подгорный, т.н. украинская мафия, с другой стороны – Шелепин, секретарь ЦК и председатель КГБ Семичастный, т.н. комсомольская мафия, и они решили убрать Хрущёва. Почему они решили убрать Хрущёва? Как я понимаю, в основном, им самим, естественно, хотелось порулить. Причём, если Брежнев и Подгорный были среди тех, которых Хрущёв хотел заменить, он так и сказал: «Я должен привести молодых». То позиция Шелепина и Семичастного, тех 40-летних и не членов высшего руководства, была абсолютно непонятна политически, потому что их-то Хрущёв и хотел привести к власти.

- А вы-то об этом узнали как?

- Ко мне пришёл один из приближённых  Игнатова, который был по нынешнему президентом РФ, и рассказал всю эту историю. Я собрался с силами, в воскресенье отцу рассказал. Он сказал: «Шелепин и Семичастный с одной стороны, Брежнев с Подгорным, очень странные люди. Это разные люди». Трудно сказать, поверил он мне или не поверил. По логике должен был поверить. Но думаю, что он решил не сопротивляться, потому что он уже заявил, что после 23 съезда, который должен состояться через год, он уходит. Он сказал: «Мне 70, должны придти молодые, не 60-летние Подгорный с Брежневым, а более молодые». У него был целый список возможных кандидатов. «А я пойду на пенсию, хватит. Потому что руководитель государства должен думать о деле, а не о больнице», - как он говорил, повторяя Жукова. Поэтому он уехал, узнав от меня обо всём, в Пицунду, и оттуда наблюдал, что происходит.

- Он оказался на пенсии. Последние его годы – это действительно была фактически жизнь под домашним арестом или это преувеличение?

- Это преувеличение. Хрущёва отправили жить в Петрово-Дальнее. Квартира у него была неподалёку, в Староконюшенном переулке. Но он там почти не был. И он мог делать всё. К нему приходили все, кого считали неопасным, ненужным. Мои друзья, ракетчики приходили, Алексей Туполев приходил, Роман Кармен, кинорежиссёр, Евтушенко приходил. Но его раздражало внимание.

Моя книжка про отца выходит в ноябре. Будет называться «Реформатор». Там не только о политике.

- В ноябре охотимся за книгой Сергея Никитовича Хрущёва «Реформатор».