Мы едем по тихоокенскому побережью, все выше и выше поднимаясь в горы. Дорога становится все уже и уже, а виды вокруг – все шикарней и шикарней. Голубой океан, такое же небо без облачка, безбрежное море желтых цветов, свежая весенняя зелень и скалы. Не случайно именно это местечко облюбовали для себя суперзвезды Голливуда Джулия Робертс, Мел Гибсон, Барбара Стрейзенд, Холли Берри, Ричард Гир и куча других. Малибу. Здесь, в Малибу по соседству со знаменитостями живет суперзвезда советского кинематографа – Олег Видов. По народному обожанию, пожалуй, он даст фору своим голливудским коллегам по цеху.

Уютный дом, аккуратно разбитые цветники, за которыми чувствуется профессиональный уход. Сразу видно, что здесь живет русский человек. Большая коллекция гжели, много картин… Видов – какой- то родной, как будто мы с ним не увиделись только сейчас, а знакомы тысячу лет. Совсем не скажешь, что в начале июня Олег будет праздновать 65-летний юбилей. Моложавый, красивый, простой и искренний. Олег хлопочет на кухне, жарит мой любимый хлеб в молоке и яйцах, кормит любимого кота Маркушу печенью, заваривает кофе…

- Олег, вы нас всех недавно перепугали… Когда из Москвы по всем новостным каналам стали поступать сообщения, что известный актер Олег Видов попал в реанимацию с тяжелым заболеванием… Что случилось?

- Я летал в Москву на похороны Ирины Александровны, жены моего папы, которую я очень нежно любил. Меня жутко продуло на кладбище… С горлом страшная история была.. И мне посоветовали, как лечить простуду народным, украинским способом. Берешь горячее молоко, туда добавляешь сырое яйцо… А в Москве, оказывается, яйца надо варить как минимум 30 минут… И я получил страшную сальмонеллу. Плюс воспаление легких. И меня молодые врачи и девочки-медсестры, они меня выходили. Помогло то, что у меня все-таки закваска хорошая… У меня мама гимнастка была, и на лошадях ездила, и отец очень крепкий человек был, тоже на лошадях всю жизнь… И я как- то выскочил из этой ситуации, но было очень плохо. Слава богу, что у меня хватило сил устоять и не попасть на тот свет. Мне еще очень многое нужно сделать. Мне нужно мою книжку стихов сделать, еще один фильм для наших зрителей. Боюсь сглазить, но это будет тот фильм, который люди с удовольствием посмотрят. И мне нельзя было разочаровывать мою супругу и моих дорогих зрителей…

- Олег, как получилось, что еще будучи студентом ВГИКА вы снялись в трех главных ролях у трех известных советских режиссеров? Получается, что режиссеры чуть ли не в очередь стояли к вам…

- Конечно, это не так. Басов взял меня роль Владимира в фильме по повести Пушкина «Метель». Просто пригласил. Студентов тогда приглашали на эпизодики. А он дал мне главную роль. Когда я пришел в институт, мне сказали, а как же учеба, я ответил, что Пушкин бывает только один раз в жизни. И я снялся в роли Владимира. Съемки проходили в Суздале. Это был 64-ый год. Для меня это была удивительная встреча с древней Русью, с деревянными церквями, с этими рядами купеческими и с людьми, которые жили вот этой тихой патриархальной жизнью. Они никуда не бежали, а жили каким-то своим внутренним миром. Это было прекрасно, потому что они как бы светились, и этот свет Суздаля остался в моей памяти навсегда.

Вторым фильмом был «Обыкновенное чудо» у Эраста Павловича Гарина, которого я считаю своим учителем. Гарин и Хеся Локшина были тончайшие знатоки театра. Это были люди, которые шли еще от Мейерхольда и Станиславского, они общались с этими людьми и получали из первых рук свою профессию. И для меня это был целый мир. И я очень благодарен им, поскольку ко мне они относились по-отечески. Я снялся в роли Медведя. Для меня этот фильм был откровением, потому что я побывал не только в истории 1810 года, но и я побывал в сказке. А любая сказка – это поэзия, это поэтическое воплощение нашего понимания, нашего отношения к жизни. Добро всегда наказывает зло, это вечная отдушина: уж если не в жизни, так в сказке…

А потом я снялся у Птушко в фильме «Сказка о царе Султане». Я сыграл князя Гвидона. Этот фильм был такого типа как снимали на «Юниверсал», русские Star Wars или русский «Багдадский вор». По-трясающий фильм. Александр Лукич Птушко, он был удивительным художником, который влюбился в куклы и создавал куклы. У него был фильм «Новый Гулливер», где Гулливер пел свою знаменитую песню «Моя лилипуточка, приди ко мне…» Для нас, ребятишек, тогда это был удивительный мир, такой же удивительный как и другой его фильм, «Золотой ключик». Эти фильмы подарили мне мое детство. Эти фильмы подарили мне мир сказки, и я остался привержен этому миру. И миру приключений. После войны советские войска в Потсдаме взяли фильмотеку. И ее показывали по всему Советскому Союзу. Это был год 1952-53… Первый раз тогда я видел «Тарзана», «Остров страданий»… Для маленького мальчишки это была такая отдушина, что в дальнейшем, когда я выбирал профессию, это очень пригодилось.

- Вы мечтали быть актером?

- В детстве, на самом деле, я выбирал профессию очень интересно. Мне нравилась какая-то профессия, предположим, летчика. Я прочитывал огромное количество книг про летчиков, и понимал, что я не летчик… Что я не капитан корабля… Но об актерской профессии, честно, я даже думать тогда не мог. Но моя тетя Нюта меня воспитывала в двух направлениях. Она была медсестра и она была режиссером любительских театров. Она привила мне эту мудрость человеческую и отношение и к медицине, и к актерской профессии. Я пытался, я прорывался, но мне говорили, что без блата туда не пройдешь, тебе ничего не светит. Там стоял такой маленький человек, по фамилии Ежиков и говорил: «Сюда не пройдешь!» И я понял, что сюда, на Мосфильм, действительно, не пройдешь. И стал работать санитаром приемного покоя 29-ой Баумановской больницы. Таскал носилки с больными, ранеными, отравленными… В операционную, в палаты… Я просился присутствовать на операциях… Но понял, что моя психика не выдерживает, что это не по мне… Что я никогда не смогу быть каким-нибудь вирусологом или гинекологом…

- Как же все-таки санитар прорвался в кинематограф?

- Когда я работал в больнице и учился в школе рабочей молодежи меня заметили из фильма «Друг мой, Колька». Пригласили. И самое интересное даже не то, что я получил там маленький эпизод, который на экране почти не видно, а то, что директор картины спросил меня: «А что ты там делаешь, в больнице?» Я говорю: «Я там таскаю носилки с больными». Он мне отвечает: «Ты знаешь, Олег, у нас есть столько чего таскать… Ты хочешь у нас поработать во время съемки рабочим окружения?» Я ответил, что это было бы счастьем всей моей жизни. И меня взяли. И я, будучи сопровождающим из Москвы на автобусе, с камерой ехал через всю Россию, через Украину в Крым. Это был конец сентября, начало октября. Было уже холодновато. И вдруг – мы переваливаем крымский хребет и попадаем в рай. Я вижу море, которое видел только в детстве, и оно было холодным – Балтийское, и мы едем вниз, а слева и справа – виноградники, и свисают такие янтарные гроздья винограда. Это было счастье для меня. Это был реальный мир кино. Я привез огромную охапку хризантем из Крыма, в Москве был уже снег, принес их соседям, и моей мамочке, и Нюте… Вот таким был мой первый опыт работы в кино. Потом я устроился на студию научно- популярных фильмов, потому что на «Мосфильм» нельзя еще было, мне еще 16 не было. И устроился работать осветителем. Там были съемки каких-то биологических полей, заводов, Пушкинского музея… И тоже это вдохнуло в меня какое-то разнообразие мира. И вот оттуда я устроился на строительство Останкинской телебашни. Услышал об этом от соседей в Томилино. Можно сказать, по блату. Меня взяли слесарем-электриком по обогреву бетона. И это было тоже прекрасно. Мы строили эту огромную башню. Я думал, если я не попаду в кино, так хоть выстрою телевидение, и может, я найду свою судьбу здесь. Отсюда я поступил в мастерскую Якова Сегеля. Во ВГИКе шел набор зимний. Был первый тур, второй и третий. И сидела Тамара Федоровна Макарова с Герасимовым. Сидели два очень внимательных и умных человека. Все другие разговаривали между собой, умничали, а они смотрели. И краем глаза я увидел, что Тамара Федоровна подтолкнула Герасимова и показала на меня. Я сидел не шелохнувшись. Они меня заметили… Сам факт того, что я поступил, сделал меня самым счастливым человеком. Был январь 62-го. Я растворился совершенно в учебе, впитывая все. Я учился. Я учился и профессии, учился жизни. Конечно, очень было интересно.

Я приезжал к девяти утра в институт и возвращался домой в 11.

- Вы жили в общежитии?

- Нет, я ездил к себе в Томилино, где жил в сарае со своей тетей Нютой, маминой сестрой, которая воспитывала меня с детства. И вот пример моей тети, Анны Ивановны… Ее звали в Кремль в 20-е годы, она не пошла. Она прожила свою жизнь честно. Она могла бы жить не только в Советском Союзе, но и в Китае, в Монголии, в Америке… В Америке она стала бы миллионершей. Потому что где бы она ни жила, у нее были козы. И всегда она продавала молоко. Она продавала молоко больным детям, и она не брала с них много денег. Это была ее миссия. Всегда, когда у нее был кусок хлеба, она делилась и помогала другим. И во время войны, и после. Она – соль земли русской. Тверская область, честные люди… Она производила бы всякие сыры – она умела разные, всякие французские сыры делать… Она была из тех людей, которые не зависели от того, дадут им или не дадут денег, а которые сами их умели делать. Этот человек меня воспитывал, и я ей очень благодарен за этот духовный, душевный стержень, который она в меня вложила. За это отношение к миру, доброжелательное, светлое.

Мама мне привила любовь к музыке. Мы жили в Германии с пяти до семи лет, и я перед аудиторией в шесть с половиной лет играл Моцарта. И конечно, немецкий язык. Послевоенная Германия, разрушенный Лейпциг, советская армия. Мама была корректором в издательстве.

- Олег, после какого фильма вас стали узнавать на улице?

- Был такой фильм «Конец света», я там играл сына Ванечку, который погиб. И как-то женщина подошла ко мне на улице и сказала: «А вы хорошо выглядели в этом фильме. У меня хорошая память».

«В каком?» И она сказала название. В России отношения актера и народа очень родственные, не такие как в Америке. Почему смерть того же Саши Абдулова так взволновала народ… Потому что умер родственник. Почему когда я попал в больницу сейчас в Москве с воспалением легких, одна из газет написала: «Дыши, Олег!» Это наша родственность… Мы же абсолютно родные люди. Мы выросли рядом друг с другом. Мы знаем все друг о друге. Я ехал в Москве в метро, видел людей, и мог все рассказать про этих людей…

- А как тогда поклонницы проявляли свое внимание? Были назойливыми?

- Были скромные девочки и скромные ребята. И скромные отношения. Было какое-то платоническое обожание издалека. Кто-то звонил иногда, приходил… Все было нормально, по-человечески.

Одну девочку я навсегда запомнил, было это кажется, в Юрмале или Клайпеде. Я шел после выступления со зрителем, она так параллельно шла и вдруг говорит: «Ты такой хороший, такой хороший, я бы тебя так и схрупала как сахар»… Такая прелесть… Я не был тем актером, который говорил кому-то: «А ну-ка приведи вон ту, слева…» Я всегда думал о том, что я могу дать этому человеку… Всегда надо думать об этом. Нельзя лезть в чужую жизнь со своим эгоизмом.

- Вы много снимались в зарубежных фильмах, что было тогда нехарактерно для советских актеров. Как, к примеру, получили роль национального героя Дании а фильме «Красная мантия»?

- Я сыграл практически Ромео. Потому что Шекспир прообразом к Ромео и Джульетте взял сагу о Хагбарде и Сигне. Мне повезло, потому что Герасимову для «Журналиста» необходимо было получить деньги, чтобы заплатить Анни Жирардо. И так подвернулось, что датчане приехали и меня порекомендовали на эту роль, один из моих соучеников. И меня взяли. Режиссер Габриэль Аксель очень долго искал актера на эту роль. Скандинавия была для меня знакома по детству. Германия и Скандинавия очень похожи. И для меня это было счастьем, потому что я как бы попал в мир своего детства. В мир сказок братьев Гримм, Моцарта, Баха, Шуберта… А потом этот фильм был в Каннах. После премьеры, после показа ко мне подошла Ширли Макклейн и сказала: «Датчане - дураки, если бы они немножко занялись твоей рекламой, объяснили бы, что ты первый советский актер, снявшийся в зарубежном фильме, то ты получил бы Золотую пальмовую ветвь... Это был комплимент очень профессионального и серьезного человека. Кроме того, она была очень очаровательной женщиной, мы танцевали всю ночь… Такие встречи помогали переступать через все неудачи и недоброжелательства, которые были потом.

- А как ваши коллеги по цеху и пресса советская относились к тому, что вы снимались за рубежом?

- Сначала говорили, что Видов берет фактурой, а потом заткнулись и никто больше ничего не говорил, потому что роль я хорошо сыграл. Вообще, в большом кино относились друг к другу доброжелательно. Когда я столкнулся с мультипликацией, оказалось, что это совершенно другой мир, другая планета, очень маленькая. В большом кино мы были очень дружелюбны. У нас было товарищество, братство… Нам всем одинаково платили…

- Помните, какой была ставка на Мосфильме?

- Кажется, от 120 до 250. Но в принципе, это были копейки, и если бы мы не ездили и не выступали, то нам бы не было во что одеваться. К нам относились как к крепостным. У чиновников было неуважительное отношение к актерам. Мне, правда, было начихать на них, потому что я жил своей собственной жизнью…И у меня никогда не было проблем с людьми, даже с чиновниками. Наверное, потому что был настолько искренним, не замечал подвохов и у меня не было второго дна.

- Ваша бывшая жена Наталья Федотова написала, что это ей вы обязаны своей карьерой… Ей и Галине Брежневой…

- Я встретил свою будущую жену, когда был уже состоявшимся актером. Галина Брежнева была приятельницей моей жены. Точнее, моя жена была тенью Галины Брежневой. Писали, что я претендовал на роль Есенина в фильме у Урусевского…

- Я читала об этом… Урусевский задумал снимать фильм по собственному сценарию, и Галина Брежнева стала «давить» на него, чтобы он взял вас на роль поэта. Когда он отказался, фильм прикрыли…

- Урусевский – потрясающий оператор. Но он взял и сделал лубок из Есенина. Я абсолютно не претендовал на эту роль. Она меня просто не интересовала. Это была лубочная тема, нарисованная. Там совсем не было Есенина. Это абсолютная чушь. Галя Брежнева она могла что-то делать, но в кино – мы - люди независимые, я всегда говорил это своей бывшей жене. Холуями могут быть только начальники, администрация, которая мало чего решает. Они могут давить на художника, на режиссера, но… Ростоцкий, которому та же Галя звонила, чтобы мне не выдавали диплом режиссерский, все равно мне поставил отлично… Для них принципиально – быть людьми независимыми.

 Просто когда люди приближаются к трону, все рядом начинают хрюкать по этому поводу – положительно или отрицательно. Но когда я развелся со своей дамой – все от меня шарахались в страхе, потому что я как бы из фавора этого большого дома вышел. А у меня было ощущение, что я вышел из тюрьмы. Я был все-таки свободной птицей и жить в клетке я не мог. Им же нужно было всем жить в клетках. Всем пить – если начальник пьет. Если начальник шел на охоту – то и им надо было на охоту… Если надо было идти в дом секретаря обкома, где шикарный стол с девочками, которые прислуживали – все шли…

Я из своего мира сказок и Майн Рида попал вот в этот мир. И слава богу, что развелся, и слава богу, что я ушел из этого мира, и слава богу, что я не потерял свое достоинство и не являлся жертвой. Все мои поступки были осознанными.

- Не сложилась семейная жизнь?

- Не сложилась… Мне был чужд и неинтересен мир, в котором варилась моя жена. Мне достаточно было моего мира. И потом, это другие принципы, другие отношения… У этого мира была цель власть, деньги, а у меня была цель - работа, съемки, творчество. Это было столкновение двух абсолютно противоположных миров: мира творчества и кино и мира реализма власти и иерархической лестницы византийского толка… Хотя внешне все было очень пристойно: отец – профессор, мама – интеллигентная женщина…

Потом я пошел на режиссерское отделение. И закончив его, я как бы поменял свою точку зрения на жизнь, перейдя от субъективного, актерского восприятия мира к объективному, режиссерскому.

- В рамках актерского образования стало тесно?

- Не образования, а в рамках актерского опыта. Просто я был любопытен, мне был интересен следующий шаг. Но было сложно, потому что и мешали, и еще какие-то вещи были…

- Вы имеете в виду бывшую жену…

- Вы знаете, просто очень важно разобраться в самом себе. Режиссура помогла мне разобраться в самом себе. И я просто взял и свободной птицей улетел…

- Это был поступок. Не страшно было? Благополучный актер, любимец публики – и вдруг все это бросить и начинать где-то с нуля…

- Я писал, что меня как будто в спину выбрасывало. У меня не было ощущения, что это с Советским Союзом у меня такие противоречия. Я понимал, что для обычных людей СССР был такой привычной проселочной дорогой, привычным миром… И ради того, чтобы увидеть больше магазинов и витрин – не имело смысла уезжать. Но у меня были причины для отъезда.

- Когда вы очутились в Америке, были планы о продолжении актерства?

- Когда я приехал в Америку, то у меня в голове не было, что я приеду, и у меня будет карьера. В принципе, я снимался в Югославии перед этим. Снялся в сериале, был полон сил. Но – язык… Приезжаешь – и у тебя нет языка.

- Сколько лет вам тогда было?

- 42. Был язык такой корявый, студенческий, где-то разговорный, неправильный… Кроме того, английский здесь другой. Все это нагромождалось. Я себя стал плохо чувствовать. Потом я заболел. Я встретил Джоан. И в ней была та доброта, человеческая доброта, понимание и ум, которые меня совершенно покорили. Я нашел семью. Что важно. Разные бывают вещи, но в конце концов, семья, такое вечное ощущение близкого человека – это очень важно. Это и мать, и сестра, и друг, и жена… Когда вот эти качества есть в женщине – то это просто незаменимо. Вот это и произошло со мной, и в течение 22 лет мы вместе с Джоан.

- То есть, вам повезло с супругой…

- И мне повезло, и ей повезло. Мы соратники. Выдержать, встретить и полюбить человека, который был нездоров, причем, я не знал об этом, только потом узнал, что у меня опухоль на гипофизе. Незлокачественная, но все же… Я думаю, у меня это случилось после свинки, когда меня затащили в одну семью и папа сказал: «Вовочка, поздоровайся с дядей»… Я получил страшную свинку, и гормональная система у меня после этого «поехала». Но после операции, слава богу, все нормально, вот уже 22 года. Я чирикаю. Если бы я находился в России, то меня бы уже не было. Всю жизнь меня вела где-то интуиция и волевые поступки. И это очень важно для человека – совершать волевые поступки. Особенно в ситуациях, когда все должны поступать, как все, а кто-то поступает, не как все. Я поступал как я, и выбирал свою дорогу в жизни. Я думаю, что это благодарно еще и потому, что я никого не могу винить за все, что со мной случилось – хорошее и плохое. Это все случилось со мной, благодаря моим поступкам и моим шагам.

- Это правда, что первые деньги в Америке вы зарабатывали на стройке?

- Да. Джоан этого не требовала, но я считал, что это мой долг – быть независимым. А потом меня пригласили в «Красную жару». Рая Данилова такая посоветовала меня, я прошел пробы и снялся в «Красной жаре» со Шварценеггером. Но в принципе, в Голливуде моя карьера могла бы сложиться намного лучше, если бы я не был человеком, ответственным перед своим народом. У меня была такая чисто человеческая ответственность. Роль была боксера, КГБ ему поломало руки… Он тренирует команду из пуэрториканца и черного, и они выступают на Олимпийских играх против советской команды и побеждают ее. И американцы сидят и кричат: «Kill Russians, kill Russians»… Я не понимал тогда, что это спортивный термин. Не убей, а победи! Но для меня это было тогда очень оскорбительным, и я отказался от роли у очень серьезных продюсеров Голливуда, которые хотели со мной работать и дальше.

- Вы лучше меня знаете, что в Голливуде существуют стереотипы в изображении русских. Есть набор определенных штампов и клише типа «Калинки», шапки-ушанки, и злодея-мафиози, хлещущего из горла «Столичную»… Поэтому вы основали группу русских актеров, выступающую против таких стереотипов?

- Мы основали группу «Настоящие русские», чтобы заявить, что существуют нормальные русские. Это было маленькое такое заявление: ребята, смотрите на нас, может быть, вы что-нибудь поймете. Это группа все еще существует. Иногда мы собираемся.

- Жалеете сейчас о том, что отказались от той роли?

- Нет. Кажется в физике есть такая формула: действие равно противодействию. И вот, я думаю, что в жизни мы должны себя распределять. Если ты чувствуешь, что это не твое – значит, это не твое. Когда я был молодым – все было моим. Мои фильмы, я мог сыграть Гамлета, Раскольникова, и во мне все это бушевало и кипело, и весь мир был мой… Все женщины мира – мои… Потом ты вырастаешь из этого чудесного мира, ты мудреешь и понимаешь, что ты более лимитирован, более ограничен. И потом ты находишь свой собственный путь в этом огромном мире, свой мир.

- Вы нашли этот свой мир?

- Да, я нашел свой собственный мир, и в этом мире я живу. Но это не значит, что этот мой мир отрицает меня от моих корней. Потому что благодарность этим сестрам и врачам из московской больницы, которые выходили меня сейчас, это не просто благодарность, а какая-то органическая связь с этими людьми. Это как мать, которая тебя спасает от болезни. Также мои соседи и мои зрители… Я говорю о светлом, я не говорю потребности кого-то использовать, у кого-то что-то забирать, на чем-то заработать… Я говорю о другом. О том, что существуют светлые, тонкие духовные отношения и они самые дорогие. И культура сама по себе – это то, что определяет лицо народа. И мы приложили свое участие к тому, что мы реставрировали все эти мультфильмы. Показывали доброе лицо России, разрушая стереотипы холодной войны. Это сделали я и моя супруга, американка. И я думаю, что весь мир все-таки объединяется культурой и добром… И как бы нам не мешали работать чиновники, не произведшие в жизни ничего, но сидящие в своих креслах и имеющие право уничтожать, возвеличивать и отнимать, они не могли повлиять на результат того, что мы сделали. Эти фильмы пошли гулять по белу свету.

- Вы довольны тем, как разрешился многолетний спор по поводу реставрированных вами советских мультфильмов?

- Да. Нашлись умные люди, которые решили этот спор, эту проблему тем, что взяли и выкупили у нас эту мультипликацию, которая жить будет намного дольше той, хранящейся в архивах. Потому что для того чтобы поднять несколько десятков часов реставрации, нужно было несколько миллионов долларов. И мы это сделали. Я думаю, что решение принималось на самом высоком уровне. Я же писал письмо Фрадкову. И я считаю, что это очень правильное решение.

- То есть, бизнесмену Усманову «подсказали» выкупить у вас мультфильмы?..

- Не знаю, но знаю, что Усманов сделал очень благородное дело. Он просто разумный бизнесмен, который, кстати, занимался кино, насколько я понимаю. А вот эти комсомольские деятели, называющие себя кинопродюсерами, это очень недалекие люди. Я очень рад, что Медведев отстоял Ленфильм, не отдал его на растерзание какой-то базарной кучке, жаждущих вообще погубить колыбель советской кинематографии. Также ведь «сожрали» и киностудию Горького, и те же лица пытались изуродовать Мосфильм… И слава Богу, что там Шахназаров, который создал образцовую мировую студию… Есть в России люди умные, государственно мыслящие. И вот на них я бы возложил надежды на то, чтобы помочь нашим близким людям, нашему народу…

Мы потратили 15 лет жизни и работы на благо российской культуры, и мы просто получили назад то, что вложили.

Кто-то кричал, что Видов - вор, из-за Видова русское телевидение показывало плохие американские мультфильмы... Это чушь собачья, потому что все права на все мультфильмы на Советский Союз были внутри страны, и дети могли смотреть мультики. У нас были права только на зарубежный прокат. И то в 94 году мы отдали большую часть фильмов студии, чтобы они сами восстанавливали, чтобы они сами продавали. Но для реставрации нужны были очень серьезные капиталовложения и знания. Я все-таки имею режиссерское образование. И все, что нам удалось сделать, начиная с озвучивания и заканчивая работой со знаменитыми американскими актерами, только благодаря моему образованию и тому, что я был не самым последним человеком в советском кинематографе. Я вложил это все в мультипликацию.

- Олег, у вас остались права на какую-то часть мультфильмов?

- Нет. Мы отдали все. Абсолютно все.

- Планы на будущее?

- Книга поэзии, которую я собирал и которая, я думаю, будет близка людям. А потом, может быть, книга прозы. Нужно решать, когда останавливаться. Но мне есть что сказать. У меня интересная жизнь. Я родился во время войны под Москвой. В этот день перестали бомбить. Я с мамой два года, с трех до пяти лет находился в Монголии. Она учительницей была. А потом в Германии – с пяти до семи лет, а потом в Казахстане четыре года. У меня было счастливое детство. Потом в Томилино, в Котельниках, потом я попал в рай… В октябре я попал в Ялту, потом много было интересного, и каждая поездка была наполнена чем-то удивительно интересным… Я считаю, что я – человек счастливый и удачливый. Нет, не удачливый, удачливый плохое слово, я lucky. Я мог бы сдохнуть сейчас в Москве, а я выжил. Я мог бы сдохнуть давным-давно, когда мне делали операцию на мозге… Но я живу. И мне еще нужно много успеть сделать. Есть какой-то ангел-хранитель, который наполовину говорит по-русски, а наполовину – по-английски...