О всех подводных камнях российско-американских переговоров, а также о том, какие именно предложения Ирану в настоящий момент обсуждают члены «шестерки», в российском МИДе знают единицы. Один из них – заместитель министра иностранных дел России Сергей Рябков. Частью своих знаний он поделился с корреспондентом.

– Знаменитая поправка Джексона-Вэника не отменена, хотя президент США Барак Обама вроде бы обещал это сделать, разногласия по ПРО между Москвой и Вашингтоном сохраняются, на переговорах с НАТО дальше многообещающих заявлений дело не движется. У России и США практически диаметрально противоположные позиции по ситуации в Ливии, Сирии, на палестино-израильском треке. Складывается ощущение, что «перезагрузка» в российско-американских отношениях пробуксовывает.

– Я считаю, что это нормальный процесс. То, что Вы назвали, действительно относится к разряду сложных тем нашего диалога с США. Но это не драматические сложности. Это не мина под фундаментом наших отношений. За годы совместного строительства более ровных и конструктивных партнерских отношений с США мы уже достигли немалого. У «перезагрузки», если употребить этот американский термин, появилась определенная инерционность в хорошем смысле слова. Перечислению сложных моментов я могу противопоставить не меньший, а то и больший набор того, где у нас все неплохо. Достаточно посмотреть, из каких «кирпичиков» строится наш диалог. Мы давно завершили двусторонние переговоры с США по параметрам нашего вступления в ВТО. И Вашингтон оказывал нам содействие с точки зрения проведения результативного заключительного этапа на переговорах о присоединении к этой организации. За последнее время был подписан или вступил в силу целый ряд двусторонних документов с США, в том числе резонансных: таких, как соглашение об усыновлении или протокол к соглашению об утилизации избыточного оружейного плутония.

На подходе новые. Мы договорились об упрощении визового режима. Мы сформировали солидный набор проектов экономического характера. Начиная с многокомпонентного сотрудничества, например, между «Боингом» и российскими конструкторами авиатехники, производителями изделий из титана, авиаперевозчиками и заканчивая крупнейшей сделкой между «Эксон Мобил» и «Роснефтью».

Предлагаю взять лист бумаги, расчертить его пополам, слева писать то, где у нас сохраняются определенные трудности в диалоге с США, а справа – то, что у нас получается. Правая колонка окажется длиннее. И, кстати, кто сказал, что будет легко? Легко с США не бывает.

– Верно ли, на Ваш взгляд, утверждение, что российско-американские отношения перешли в вялотекущую стадию до выборов президента США осенью 2012 года?

– Мы всегда работаем на результат и не хотим, чтобы в развитии российско-американских отношений возникла пауза. Объективно, конечно, предвыборный процесс сказывается на темпе и интенсивности принятия тех или иных решений. Наверное, от этого не уйдешь.

Но и в подобных ситуациях политическая воля значит очень многое. Вспомним времена президента Клинтона, когда он буквально в канун Нового года подписал статут Международного уголовного суда, будучи в то время президентом, которому осталось 20 дней до фактической передачи власти преемнику. Вопрос не в том, кто в какой ситуации находится и кто как воспринимает происходящее на внутриполитической площадке. Вопрос именно в наличии политической воли и последовательности в развитии отношений с таким значимым для США партнером, как Россия. С нашей стороны эта воля будет, безусловно, присутствовать.

– Россия уже достаточно длительный срок продолжает убеждать своих коллег по «шестерке» в неперспективности санкционного давления на Иран. Однако Тегеран словно подыгрывает Западу, отказываясь от реального сотрудничества. Во всяком случае, у международных инспекторов МАГАТЭ до сих пор остается много вопросов к иранской стороне. Может быть, действительно стоит ввести против Ирана максимально жесткие санкции, чтобы от слов перейти к делу.

– Глубоко убежден, что санкционный путь – ущербный. Цивилизация имеет весьма неоднозначный опыт в этой области. Что касается отношений между народами, попытки кого бы то ни было указывать другому, как себя вести, да еще использовать для этого санкционные, принудительные по сути дела приемы, уверен, обречены на провал. Если в поведении государства Х наблюдается отклонение от его обязательств, соответствующие решения и меры вправе принимать только уполномоченный на то коллективный орган, а именно Совет Безопасности ООН, причем в условиях, когда возникает угроза миру и безопасности. Ряд резолюций СБ в связи с иранской ядерной программой уже принят. Введены соответствующие санкции. Ну, а все, что принимается западными партнерами сверх того, на наш взгляд, не соответствует общепринятым нормам международного поведения. С политической точки зрения эти односторонние санкции деструктивны, потому что в результате подрывается авторитет Совбеза. Тот сигнал, который сторонники подобных действий хотели бы довести до иранцев, просто не доходит, потому что адресат воспринимает все это как нелегитимные действия. Соответственно, нам надо идти по другому пути и договариваться. Договариваться безальтернативно. Но при этом без ущерба для наших позиций и приоритетов – я имею в виду и Россию, и других участников «шестерки». На это нацелены наши предложения – российский план, план Лаврова. Речь идет о схеме действий, состоящей из нескольких этапов, реализация которых возможна только и исключительно на принципе взаимности. Вот эту альтернативу мы предлагаем иранцам, и мы удовлетворены тем, что принципы поэтапности и взаимности в качестве базы для переговоров разделяются другими участниками «шестерки».

интервью вел

Владислав Воробьев