«Брежнев перебарщивал со снотворным, поэтому речь у него была мямлящая. Для него сделали электронный датчик: клали на трибуну, и, когда речь замедлялась, загорался красный огонек. Ильич понимал – говорить надо быстрее», – рассказал «АиФ» личный врач генсека Михаил Косарев

Операция «Нина»

– Начинал я работать с супругой Брежнева – Викторией Петровной, – рассказывает Михаил Титович. – У нее был тяжелый сахарный диабет, но болезнь не испортила ее характер – она была терпеливая и душевная. Позже я уже и Брежнева, и всю его семью сопровождал и на юг, и за границу. Попросил тогда Чазова: «Вокруг Брежнева крутится очень много ушлых медиков, которые хотели бы выбить разные льготы. Давайте сократим медицинский персонал. А если что, будем возить его к специалистам». Чазов пошел мне навстречу. И мы устраивали Леониду Ильичу походы к стоматологу, к лору. Брежнев нежадный был: обязательно подарит девчонкам – врачам, медсестрам – конфеты, духи или платочек какой. 

Когда я «заступил на вахту», Брежнев уже был развалюхой – в 1976-м ему стукнуло 70 лет. Но подкосил его не возраст, а то, что он увлекся приемом снотворных. Ему говорили: «Вам надо больше отдыхать. Днем можно час-полтора поспать». И он, так как сам заснуть не мог, налегал на таблетки. Приходилось подсовывать валерьянку, говорить, что это снотворное. Он ее глотал горстями. Но без настоящего снотворного тоже обходиться не мог. У всех, кто с ним сталкивался, спрашивал: «А что вы принимаете?» Иногда, втихаря от меня, приставал к Черненко: «Костя, дай попробовать твои таблетки». Приходилось предупреждать: «Товарищи, ничего не давайте Леониду Ильичу». К Андропову тоже обращался: «Таблеточки сделайте, Юрий Владимирович. Мне доктор мало дает». Юрий Владимирович докладывал об этом Чазову. И мы на швейцарской фирме заказывали пустышки. Брежнев их пил и был доволен, что Андропов его в беде не бросает.

Бывало и такое: с утра вижу – плохо ходит и говорит, видимо, что-то принимал. Говорю: Все, Леонид Ильич, я ухожу!» Уйду куда-нибудь, закроюсь в комнате. А все бегают, ищут, Брежнев требует: «Где доктор? Найдите его. Пусть садится за стол, а то я есть не буду». Я как-то ляпнул: «Леонид Ильич, вы все спать хотите. Спать будем там (показываю наверх)». Брежнев встрепенулся, начал жаловаться жене: «Витя, ты слышишь, доктор меня хоронит!» Он нам часто на походку жаловался. Не понимал, что она у него шаткая именно от этих препаратов. Да и с мимическими мышцами проблемы возникали. Утром приезжаю на правительственную дачу – побудка, вместе с Брежневым и охраной идем в бассейн. Бывали моменты, когда он перебарщивал со снотворным, но все равно шел плавать. Тогда охранники следили за каждым его движением. Однажды он все-таки начал тонуть, захлебываться, ребята прыгнули в воду, вытащили. А в Черном море соленая вода его держала, он мог плавать по полтора-два часа. Охранники мерзли, менялись, а он все плавал.

Таблетки Брежнев пить не бросал. Даже грозился уволить и меня, и Чазова из-за их нехватки. Но Виктория Петровна нас поддерживала. Думаю, она была мне благодарна за то, что я помог избавиться от медсестры, которая окрутила Леонида Ильича. Была одна медсестра, Нина. Она втерлась в доверие к Брежневу, хотела заменить ему всех врачей: терапевтов, массажистов, даже зубы ему осматривала и серьезно мешала лечебному процессу. У Нины был свой интерес: пока обхаживала Леонида Ильича, мужа своего продвинула из майора в генералы, квартиру получила хорошую. Брежнев, конечно, купился на женщину в самом соку – все-таки мужчина! Жена болеет, а хочется чего-то молодого. Впоследствии КГБ пришлось даже разрабатывать план, чтобы эту Нину убрать. Но справились с проблемой мы с Чазовым – пришли к Брежневу, сели, поговорили, сказали, что она дает ему препараты, которые ослабляют здоровье. Он долго не соглашался, но мы его убедили. Тяжело ему было, но с Ниной все-таки расстался.

Как-то Леонид Ильич решил серьезно заняться зубами по нашей подсказке. А мы схитрили – нам-то нужно было, чтобы Брежнев бросил курить. Курил он, как паровоз! Мы сказали: «Леонид Ильич, давайте бросать сигареты, а то курение плохо на зубы действует». И бросил человек! Правда, мне и охранникам с того момента стал говорить: «Курите для меня!» И мы дымили рядом с ним. С куревом мы справились. Но тут он увлекся алкоголем. Случилась семейная неурядица – внучка разводилась с мужем. А Леонид Ильич очень переживал. Помню, мы тогда приехали 1 мая с демонстрации, он чуть ли не в слезы. Начальник охраны предложил: «Леонид Ильич, что вы расстраиваетесь? Давайте в обед выпьем зубровочки». Вот он выпил. А потом понял, что сочетание таблеток со спиртным усиливало эффект. Я уже тогда ругался с начальником охраны: «Зачем вы это сделали?» Пришлось нам с тех пор еще и водку разбавлять.

«Слушать не буду!»

Из нетрадиционной медицины Брежнев предпочитал «иголочки» – иглотерапию. Нашли мы в Москве одного монгола, который побывал на Тибете. Он Брежневу делал иглоукалывание, обдымление благовониями. Брежнев следил за своей внешностью, сидел на диетах. Как-то говорит Чазову: «Жень, у меня что-то волосы стали выпадать. Давай-ка собери кого-нибудь». Евгений Иванович созвал консилиум. Заходит Брежнев, смотрит на этот консилиум, а там из всех профессоров человек 12 лысые. Он начал возмущаться: «Женя, ты к кому меня привел? Что они могут мне сказать? Извините, академики, я вас слушать не буду». И ушел.

В 1982 г. поползли слухи, что Брежнев перенес несколько клинических смертей. Не было такого! Заболел как-то тяжелой пневмонией после того, как два часа поплавал в Черном море. Вылечили. В 1982 г., в марте, когда Узбекистан в очередной раз награждали за хорошо собранный хлопок, мы поехали в Ташкент. Во время визита на авиационный завод охрана сваляла дурака: народ, увидев Леонида Ильича, кинулся на леса, на которых стояли самолеты. Леса начали падать. Никого не повредило, а Леонид Ильич сломал ключицу. Так он с переломом и выступал, награждал республику. А когда в Москву приехали, положили его в больницу, в народе же начали говорить глупости: «Брежнева убило, он лежит в морозилке и под Пасху объявят, что генсек умер». Мы тогда ему сказали: «Леонид Ильич, надо появиться, чтобы видели вас. Хоть на хоккей сходите, чтобы камера прошлась». Встал, сходил.

Ничто не предвещало беды. Давление у Брежнева было нормальное, ЭКГ тоже проверяли, онкологии не было. Он мог бы жить и жить. Но после охоты, 9 ноября, мы отвезли его на дачу. Утром меня срочно вызывают по рации: «Давай быстрее приезжай!» А я всегда приходил к подъему Леонида Ильича. В 8.30 мы с охранниками шли его будить. А в этот день они почему-то пошли без меня. Оказалось, что Виктория Петровна встала в 8 утра на уколы инсулина. В 8.30 она уже завтракала. Охранники отправились к Брежневу. А он, бездыханный, лежит на кровати. На подушке – кровавая рвота. Пытались его реанимировать. Но было поздно. Остановка сердца в результате сердечнососудистой недостаточности. Умер он за те полчаса, в которые с ним никого не было.

Валентина Оберемко