В роковой понедельник, 13 марта 1961 года, многотонная масса воды с песком, глиной и грязью, вырвавшись из переполненного чрева треклятого Бабьего Яра, разбуженного строительной техникой, в считанные минуты смыла с пейзажа Киева часть Куреневки, издавна обжитого городского района. 

Через несколько дней я описал все происшедшее в своем дневнике, который использовал при подготовке данной публикации.

Надо же, чтоб так совпало, – накануне, выхлопотав отпуск, я приехал сюда навестить свою сестру Эмму Виленскую, которая с мужем Моисеем Фридманом занимала подвальное помещение по улице Фрунзе, 122. Вечером мы с Фимой (братом Моисея), также отпускником, пошли на клубный вечер трамвайного парка им. Красина (сокрушенного несколько часов спустя), а утром проснулись в том самом одноэтажном угловом доме, накрыв который, мощный селевой поток остановился.

***

– Ребята, там вода откуда-то к стадиону подступила, смотрите, чтобы вас не залило, – разбудил нас с Фимой обеспокоенный Моисей, вернувшийся с полпути на работу и тут же поспешивший обратно.

Мы не придали его словам особого значения. Подогрев на керогазе еду, только собрались перекусить, как неожиданно за дверью раздался всполошенный голос хозяйки усадьбы Марии Петровны Копенкиной: «Мальчики, тащите ко мне вещи, скоро здесь будет вода...»

Я поднялся во двор. Частокол садовых деревьев закрывал перспективу, но в пропитанном сыростью воздухе отчетливо слышались пронзительные крики и нарастающий, ни на что не похожий гул – вездесущий и коварный.

Сбегая вниз, дал дорогу Фиме, перепрыгивающему сразу через несколько ступенек с охапкой рубашек и платьев. Не мешкая, с двумя чемоданами присоединился к нему. Но в третий или четвертый раз, когда мне оставался какой-то шаг до спуска в наш подвал, а мой напарник был уже на выходе, хозяйка с ужасом выдохнула: «Господи, сарай снесло...»

Я резко обернулся и увидел над голыми кронами огромный темно-желтый вал. Истошно заорал: «Фима, наверх!» И, опережая его, стремглав заскочил в комнату, стена которой заслонила нас от неумолимой лавины, каким-то чудом выдержав мощный удар.

Вода прибывала. Она уже дошла до пояса. От нее исходил острый кислый запах. Я судорожно сглотнул: не прорвало ли где-нибудь канализацию? Но тут потолок с грохотом треснул. Шкаф, раскачиваясь, стал медленно валиться на бок.

– Боже мой, мы погибли! – Мария Петровна, схватившись за голову, стояла посреди комнаты и причитала. Поток швырнул ко мне мои пальто и пиджак. Я машинально подхватил их и перебросил через плечо. Страха не было. Все виделось как бы со стороны, словно крутили приключенческий фильм.

– Быстро к окну! – скомандовал Фима, старший из нас двоих. Уже успевший осесть грязевой слой прочно опутал ноги и все-таки, с силой отталкиваясь от пола, я добрался до узкого манящего дневным светом проема в стене, кулаком выбил забрызганное стекло и рванул на себя скользкие створки.

Выпрямившись на подоконнике, я заметил бегущих к нам худощавого паренька в синем комбинезоне, а чуть дальше – коренастого милиционера. Шагнул вперед – и мигом провалился в заполненный до краев глубокий ров, но, изловчившись, ухватился за раму.

– Давай вещи! – протянул руку запыхавшийся незнакомец, кстати подоспевший на выручку.

Я передал ему одежду и выбрался на твердую почву. Фима – следом. Потом вместе мы вытащили хозяйку. Все это продолжалось не более двух-трех минут. Тапки где-то застряли, и я босиком пританцовывал на мокром пятачке. Мой товарищ по несчастью был обут, но почти совсем раздет.

Отдышавшись, пошли звонить родным на работу, но связь бездействовала. В одной из квартир уцелевшего здания через дорогу Фима раздобыл широкие китайские брюки и поехал за братом.

Мне было жутко и горько. Я набросил на себя пальто и огляделся. Передо мной простиралась ровная, словно отутюженная, территория, на которой мало что сохранилось от ладных семейных хозяйств, типичных для здешних мест. Кое-где на бревнах и досках стояли случайно избежавшие смерти горожане.

Вдали показался вертолет. Когда он приблизился, я обратил внимание, что за бортом на длинной веревочной лестнице застыла в оцепенении девушка, привязанная к своей зыбкой опоре скрученным белым шарфом или полотенцем.

Меня бил озноб и неодолимо тянуло в тепло. Позвонил в первую попавшуюся дверь уже знакомого подъезда. Перепуганная насмерть, но сердобольная блондинка с накрученными на бигуди волосами дала мне старые рваные брюки и изношенные подростковые кеды, а вот погреться не пригласила. Спасибо и на том.

Я быстро оделся и вышел на улицу. Милиция уже оцепила аварийную зону, но меня никто не задерживал: мой вид говорил сам за себя. Подошел к нашему полуобвалившемуся жилью. Там стоял Моисей. Он чуть не плакал от обиды и бессилия – ведь пропало все, чем они с женой дорожили. А потом в отчаянии стал гневно отчитывать случайно подвернувшегося под руку высокого милицейского чина: «Вы что, не могли взять свой рупор и заранее, при первых тревожных сообщениях, объехать район и оповестить население?» Тот растерянно молчал.

Прибыли военные спасатели с лопатами и носилками. Вытащили несколько трупов. Привезли лодки. Но они не могли плавать по вязкой жиже, которая, как болото, засасывала смельчаков.

Наконец телефонная связь была восстановлена, и я дозвонился до сестры. Вскоре Эмма и все, кого настигла недобрая весть, присоединились к нам. Надрывно плакала молодая женщина, мама и двое деток которой погибли под завалом.

Я не выдержал и отошел в сторону. Стал накрапывать мелкий холодный дождь. Как будто мало воды... В какой-то немного отстоявшейся луже выловил шелковые женские чулки, выкрутил их и натянул на ноги – все-таки теплее.

Мы сами не ведали, чего ждем, когда около четырех часов дня нас посадили в грузовик и отвезли в одну из окрестных школ. Здесь на каждом этаже уже были открыты пункты питания, где выдавали по тонюсенькому бутерброду с колбасой.

Вечером я по совету сестры отправился к родственникам на улицу Менжинского. А на следующее утро, наскоро приведя себя в порядок и морщась от боли в ступнях, до крови растертых тесными кедами, явился в школу. Сестра сидела на стуле с отсутствующим взглядом и в той же отрешенной позе, в какой я оставил ее накануне.

Все заметно оживились, когда вскоре принесли ордера и предложили собираться в дорогу. Наиболее осведомленные уже знали и сообщили остальным, что ряд готовых к заселению городских новостроек передан пострадавшим на Куреневке.

Я кинулся за зятем, еще питавшим надежду отыскать что-нибудь из своих погребенных пожитков. Вода под рокот откачивающих механизмов почти совсем спала, обнажив рыхлое, песчано-глинистое дно, доходившее до окон тех на совесть сработанных домов, которые отразили натиск. Теперь их владельцы, соорудив настилы из подручных материалов, вытаскивали наружу все, что могло пригодиться.

Где-то через час, тесно прижавшись друг к другу, мы уже тряслись в забитой до отказа грузовой машине, шедшей в Дарницу. Квартира нам понравилась – уютная, двухкомнатная, со всеми удобствами. В тот самый день я уехал к себе, а Фима – в пансионат: не пропадать же путевке.

Со временем из различных источников я почерпнул сведения, позволяющие более или менее точно воссоздать предысторию этого малоизвестного, но страшного бедствия.

Все началось с кощунственного решения украинского руководства соорудить на месте Бабьего Яра оздоровительно-развлекательный комплекс (явное намерение так издевательски отметить 20-летие массового истребления евреев в Киеве). На подготовительном этапе мощные насосы стали качать сюда пульпу – жидкообразную смесь, содержащую грунт, песок, мелкие камни и другие компоненты, – получая ее из соседних карьеров кирпичных заводов.

Предусматривалось, что забранная вода впитается в почву, но ее непроницаемый глинистый панцирь помешал задуманному. Тогда вздыбленный над прилегающей местностью огромный зловонный резервуар пришлось укрепить системой постоянно наращиваемых дамб. Одна из них, спровоцированная дождливым межсезоньем, дала течь. Отчего вышли из строя ближайшие подземные коммуникации и газовая подстанция. А потом обрела свободу стреноженная стихия и ринулась вниз, сметая все на своем пути.

***

Идут годы, и каждый раз, когда я размышляю о Куреневской трагедии, мне не дает покоя вопрос: почему? Власти Киева, убедительно продемонстрировав присущие им, как, впрочем, и всему тогдашнему руководству страны, безответственность, некомпетентность и, конечно же, несокрушимую страсть к дутым парадным рапортам, практически ушли от наказания. А смерть, увечья, лишения выпали на долю тысяч невинных жертв.

Логично, что вместо глубокого и гласного анализа критической ситуации, в преступных просчетах уличили группу задействованных в проекте специалистов, осудив ее без особых колебаний и частных определений.

А через 25 лет, 26 апреля 1986 года, мир содрогнулся от ядерного взрыва на Чернобыльской АЭС.