Историк, писатель и журналист Иван Толстой опубликовал свою книгу «Отмытый роман Пастернака» уже около двух лет назад, а страсти вокруг него не утихают и сегодня. Дело в том, что в книге Иван Толстой пытается документально доказать, что к публикации романа Бориса Пастернака на русском языке за границей было причастно ЦРУ. Так же, как и – косвенно – к награждению Пастернака Нобелевской премией. Недавно Иван Толстой приехал в Вашингтон, чтобы «порыться» в архивах Библиотеки Конгресса, журналисты Виктория Купчинецкая и Игорь Рискин воспользовались этим случаем и побеседовали с ним о нашумевшей книге.

– В своей книге вы утверждаете, что ЦРУ, без ведома Пастернака, способствовало опубликованию его романа на русском языке за границей и, более того, получению им Нобелевской премии. Если это правда, какую цель преследовало ЦРУ? Что это дало Западу?

– СССР устами своего первого секретаря Никиты Сергеевича Хрущева объявил, что отныне наша Родина уже не та, Сталин похоронен, сталинская доктрина должна быть подвергнута пересмотру, партия выстраивает и проверяет свои ряды, чтобы шагать дальше в коммунизм. Однако через полгода после 20-го съезда, вскоре после венгерских событий роман Пастернака был запрещен, как и многое в нашей стране. Вот тогда и проснулись те силы, которые были враждебны СССР, которые называются ЦРУ, для того, чтобы доказать миру, что в СССР никаких перемен нет. Это была эпоха «холодной войны», левое движение и левые симпатии во всем мире были настолько сильны, что для американцев это представляло определенную угрозу. Нужно было нанести СССР ощутимую пощечину. Такой пощечиной оказалась история вокруг «Доктора Живаго».

– А что, ЦРУ следило за деятельностью Пастернака?

– Ни в коем случае. Поначалу ЦРУ не интересовалось рукописью и не знало о ее существовании. Через некоторое время американцам удалось «захватить» этот текст. Они его прочитали и увидели, что речь идет о лирическом философском романе, который для них интереса не представляет. Нельзя было бороться с коммунизмом при помощи «Доктора Живаго». Американцы его скопировали и положили в сейф, он хранился в архиве издательства Мичиганского университета. Там он пролежал полтора года, пока события не изменились на политической и культурной карте.

Книга к тому времени уже вышла по-итальянски, поднялась настоящая буря. Пошел слух от Альбера Камю, что Пастернаку могут присудить Нобелевскую премию. Но Камю узнал в Стокгольме, что требуется русское издание. И тогда ЦРУ решило провести спецоперацию – выпустить этот роман по-русски. Не присудить премию, нет, это было не во власти ЦРУ, а вот отпечатать русский текст в одном из дружественных издательских домов Европы – это было им по силу. Было заплачено 10 тысяч долларов, были наняты агенты, которые осуществили эту спецоперацию, и толстая книжка в 600 с лишним страниц вышла в августе 1958 года. Через неделю она была представлена на международной выставке ЭКСПО-58 в Брюсселе, а через полтора месяца Нобелевская премия была присуждена Пастернаку.

– Но ведь в уставе Нобелевской академии нет такого требования, что книга лауреата должна обязательно выйти на языке оригинала?

– В 2009 году я взял интервью у историка литературных премий Челя Эспмарка. И он пояснил, в чем дело. Он показал текст выступления секретаря Нобелевского комитета 1958 года Андерса Эстерлинга. Этот текст пролежал в архиве в течение 50 лет, архивы были открыты в начале 2009 года, я с ними ознакомился. Эстерлинг, выступая перед 18 членами Нобелевского комитета, сказал: «Если все здесь собравшиеся согласны, что Борис Пастернак заслуживает Нобелевской премии, я надеюсь, что мы сможем преодолеть ту странную ситуацию, что книга «Доктор Живаго» до сих пор не опубликована в Советском Союзе». Вот это и есть, мне кажется, ответ.

Вы правы, в уставе нет такого требования. Но, поясняет Чель Эспмарк, традиция была такова, что нельзя было представить себе, чтобы за 58 лет существования Нобелевских премий книга автора не опубликована была бы на его родном языке. Что же тут преодолевать, если нет препятствия? Значит, препятствие есть.

ЦРУ обеспечивает эту книгу на русском языке. И Пастернак был назван новым лауреатом Нобелевской премии 20 октября 1958 года.

– Но такие серьезные заявления должны быть подтверждены фактами. Есть ли у вас подтверждения от ЦРУ?

– Моя книга основана не на домыслах, а на свидетельствах очевидцев. И в книге два свидетельства очевидцев, которые были наняты ЦРУ: Феликс Морроу, нью-йоркский издатель, и Йооп ван дер Вилден, агент голландской контрразведки БВД. Один оставил письменные свидетельства в архиве Мичиганского университета, другой – видеосвидетельство на голландском языке, которое имеется в моих руках. Эти два свидетельства я цитирую. Я выстраиваю цепочку исключительно на беседах с людьми и на опубликованных и неопубликованных воспоминаниях, так что никакого домысла нет. Если я чего-то не знаю, я говорю – я этого не знаю. А где нужно сделать предположение, я называю это предположением.

– А какую цель вы преследовали, когда собирали материалы и писали эту книгу?

– Моя роль была показать активную роль Бориса Леонидовича в этой истории. Он сам это придумал. Он, как заключенный, как граф Монте-Кристо, сидящий в замке Иф, выталкивал и выбрасывал из своей темницы записку за запиской на волю, чтобы знали о существовании его романа. Он послал пять машинописей на Запад, только чтобы книга оказалась там. Он умолял всех в Переделкино, чтобы его книгу напечатали. Он сам подписал договор с итальянским издателем Джанджакомо Фельтринелли, чтобы книга вышла. Он, конечно, не имел отношения к ЦРУ. Но напечатать роман ему было нужно потому, что это было его главное детище, это был плод 10-ти лет писания, а до этого 20-ти лет обдумывания и мечтания о большой книге своей жизни. Это подвиг художника, и то, что Пастернак был удостоен Нобелевской премии, есть высочайшая и справедливейшая награда за его подвиг.

– По вашему мнению, какие были у этой истории с романом Бориса Пастернака политические последствия?

– Огромные. Выход книги на разных языках мира и Нобелевская премия особенно подтолкнули общественное мнение на Западе к реализации новой программы по России и русской культуре. Русская культура на Западе обрела совершенно особое положение. Библиотеки стали выписывать газеты, журналы и книги, новинки на русском языке. Понадобились библиотекари, которые читали по-русски. Русские иммигранты стали получать места в самых разных культурных, исторических и информационных учреждениях США и Европы. Были кафедры по изучению, так сказать, врага. Того самого врага, который запустил спутник и выпустил «Доктора Живаго», получил Нобелевскую премию.

Россия была в успехе. Россия показывала, что она – не спящий медведь, способный только на суровые казни и притеснения собственного населения, но вот и на такие ярчайшие события. Россия сияла звездой на небосклоне в конце 50-х годов. Был развит «тамиздат». Не желая того, ЦРУ помогло русской культуре. А русская культура, смешенная с американскими деньгами, заквашенная на них, произвела собрания сочинений Анны Ахматовой, Осипа Мандельштама, Николая Гумилева, Николая Заболоцкого, Николая Клюева, и так далее.

– А почему многие, особенно в России, так болезненно реагируют, когда имя Пастернака и ЦРУ оказываются рядом, в одной строчке? Ведь Пастернак, как вы неоднократно подчеркивали, ничего не знал о планах ЦРУ…

– Это застарелая детская болезнь. В материнской утробе, где тепло и сладко, конечно же, существовать удобнее. Это своеобразная потребность в патернализме. Увы, жизнь гораздо прозаичнее. Мы, общество, изучаем «холодную войну» в цифрах и количестве ракет, в боеспособности той или иной армии, забывая, что пропаганда также входит в систему «холодной войны», в эти же оси координат. В американскую систему взглядов входила не бомбардировка СССР, не атака на нашу страну, как это представляли нам советские пропагандисты. Американцы использовали другое оружие.

В 46-м и 47-м годах Джордж Кеннан объяснил, что со злом гораздо дешевле и выгоднее бороться не пушками, а словом. И американцы боролись с СССР не американским словом, а нашим, русским. Хрущев и Семичастный (Владимир Семичастный – в то время секретарь ЦК ВЛКСМ, клеймил Пастернака за издание его романа за границей, озвучивая мнение партии и правительства.) Они говорили, что враги опубликовали книгу Пастернака, и Пастернак дует на их мельницу. Вот теперь я написал книгу, где говорится, что «товарищ» Семичастный был прав. Моя историческая оценка Семичастного негативная. Но то, что он сказал, оказывается соответствующим действительности. Русская классика стала оружием против советского государства, против тоталитаризма.

– Ну, давайте не будем идеализировать деятельность ЦРУ в годы «холодной войны». ЦРУ боролось со своими врагами не только литературным словом – оно физически уничтожало врагов, организовывало покушения, поддерживало недемократические режимы, например, в Латинской Америке – в Чили, Никарагуа, Аргентине…

– Что касается моего отношения к ЦРУ, я бы процитировал «Фауста»: «Я часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо». Вот так и ЦРУ в данной истории. Я не распространяю значение ЦРУ на другие истории. ЦРУ хотело зла Советскому Союзу – да, да, да. Что совершило ЦРУ? Оно совершило благо для русской культуры.

Виктория Купчинецкая,  
Игорь Рискин