В многотысячной русскоязычной общине одного из самых русских городов США – Сан-Франциско, Наталью Сабельник знают многие. Удивительный она человек. Рожденная в Шанхае и прожившая всю жизнь в США, она считает своей родиной Россию.
- Наталья, знаю, что работаете вы сразу в нескольких русскоязычных организациях Сан-Франциско? Главные из них?
- Я работаю менеджером Русского центра в Сан-Франциско. Он был открыт в 1939 году. Вхожу в Совет директоров Конгресса Русских Американцев и являюсь казначеем этой организации. Плюс директор-исполнитель Русско-американского культурного фонда. Главное, что объединяет все организации, в которых я работаю - старание сохранить русское наследие, русский язык, чтобы передать это нашим детям. Так как мы родились и выросли за границей – для нас это особенно очень важно. Мы не хотим потерять свои русские корни.
- Где вы родились?
- Я родилась в Шанхае. Моя мама была из казачьей семьи. Папа был немец, родился он не в России, но вырос в Красноярске, его семья переехала туда из Петербурга. Его родители были дворянами при царе – фамилия была фон Фрейнберг. Папа был в белой армии. Дядя, папин двоюродный брат, полковник, тоже был в белой армии, причем, он был лидером антибольшевистского движения в Германии, где они объединяли всю Европу против большевизма. Бабушке было 52 года, когда моя мама родилась. Мамин брат, который был на 30 лет ее старше, был в Харбине на железной дороге главным инженером. У него умерла жена, и моя бабушка уехала туда смотреть за детьми. И в это время границы закрыли. Бабушка не могла вернуться в Россию, где у нее осталось двое дочерей. И моей маме и ее сестре пришлось зимой три месяца пешком идти по России, чтобы попасть в Харбин, к своей матери. В Харбине мои мама с папой и познакомились.
Тогда в Харбине такая обстановка была, что многие русские брали паспорта, чтобы вернуться на Родину. Перед войной, да и во время войны. Некоторые вернулись. Дядю убили как врага народа. Наши родственники писали. «Тут хорошо. Советуем сюда приехать, как только Аленька окончит университет. А Аленьке было два года». Ясно было, что возвращаться туда было нельзя. Когда мы в Америку уехали, письма до России не доходили, куда-то пропадали. Мы даже не знали, где наши родственники. Папа со своей сестрой не виделся 40 лет.
Мне было полтора года, когда американским военным пароходом нас вывезли на остров Тюбобао, где две тысячи русских человек жили в лагере два года. Ждали, что квота где-то откроется и нас примет какая-нибудь страна. Наши родственники попали в Австралию. Нас туда не брали, поскольку у мамы было какое-то затемнение на легких. Боялись, что туберкулез. Потом нашелся спонсор, и мы попали в Америку. Некоторые русские уехали в Южную Америку, некоторые в Европу.
Мы оказались в Америке беженцами. Мне было тогда три года. Тогда никаких пособий не было. Папа был военным офицером, а вынужден был заниматься уборкой. Русских тогда не особенно любили. Я пошла в пять лет в школу. Помню, что у меня спрашивали, почему я так плохо говорю по-английски. «Ты кто?» - спрашивали. «Я русская», - я отвечала. «Русская? Значит, ты коммунистка, ты красная». Я приходила домой и спрашивала у родителей: «Как - красная»? Мама мне говорила: «Ты скажи, что ты белая». Когда я говорила, что я не красная, а белая, мне говорили: «ОК, тогда ты, наверное, розовая…»
- Наташа, вы родились в Китае, в три года оказалась в США – и прекрасно, без малейшего акцента говорите по-русски. Заслуга родителей?
- Мы говорили только по-русски дома. Я ходила в русскую школу в Сан-Франциско. Мы встречались два раза в неделю после уроков в обычной школе и по субботам занятия были с утра. Я брала уроки музыки и танцев – и все преподаватели тоже были русскими. В Сан-Франциско сложилась совершенно удивительная русская община: интеллигентная, образованная, чрезвычайно талантливая. Церковь была местом общения по-русски. Я росла в русской среде и всегда ощущала себя русской. Я даже представить себе не могла, чтобы за мной ухаживал какой-то американец. Любовь к России у нас была даже большей, чем у тех, кто приехал в Америку из России. И это понятно почему: мы были оторваны от своей исторической родины не по своей воле. Первая волна русской эмиграции жила буквально на чемоданах. Ждали, когда можно будет вернуться в страну, да и побаивались, не выгонят ли из этой… У моего же поколения чемоданного настроения уже не было, но была ностальгия по стране, в которой мы никогда не были. Я пела песни про русскую березку и русское поле, и они были для меня родными, я их чувствовала.
- Когда вы в первый раз увидели русские березки?
- В начале семидесятых. Мне было около двадцати лет. Я впервые познакомилась со своими родственниками. Многие из них жили тогда в Красноярске, в Усть-Каменогорске в Казахстане, в Петербург сейчас некоторые переехали. Впечатления были поначалу сложные. Не понимала, почему люди в Москве так грубо отвечают на простой вопрос, как добраться до такого-то места. Петербург и тогда был городом интеллигентным. На Украине люди тоже как-то добрее были…
- Не было разочарования: я росла в любви к России, и - куда попала?..
- Никогда. Потом по роду работы я очень часто бывала в России. И когда привезла своих дочерей в Россию – я увидела у них такую же любовь, которую испытывала сама. Потом сына на месяц взяла с собой. И за этот месяц он ни слова не сказал по-английски. Я старалась растить детей также, как растили меня мои родители: все четверо закончили русскую школу - с золотой медалью, с серебряной медалью и с похвальным листом, ходили в русскую церковь, говорят по-русски, пели, танцевали в ансамблях, ездили в русские скаутские лагеря.
На выпускном вечере моя старшая дочка сказала: «Я поняла, что я выучила не второй язык, а я выучила родной язык. Спасибо моим родителям и учителям за это». Я видела, что мои дети с охотой и благодарностью обнимают русскую часть своего наследия. Сейчас мой внук тоже учится в русской школе.
- Говорят, что в Сан-Франциско каждый десятый русский. Мощная у вас община?
- О, да. У нас в Сан-Франциско и окрестностях - более 20 православных церквей. И причем, строятся новые церкви. Такого не найти ни в одном другом американском городе. У нас очень много русскоязычных организаций. Русский центр существует с 1939 года. На наш ежегодный февральский Русский фестиваль приходит около четырех тысяч человек. Очень уважаемая организация – Конгресс русских американцев. Недавно мы отпраздновали 35-летний юбилей. Было много гостей из разных городов США и из России. Эта организация образовалась в 1971 году, во время холодной войны, для защиты интересов русских американцев и борьбы с таким распространяем тогда явлением как русофобия. За свою 35-летнюю историю КРА сделало немало добрых дел. Взять хотя бы благотворительные программы Конгресса в России. Это направление ведет у нас вице-президент Конгресса Борис Анисимов, я являюсь его заместителем. Это и помощь детским приютам, и Центрам для слепых детей, и помощь российским семьям, усыновившим детей, и помощь детям-инвалидам, и стипендии для студентов, и медицинские программы, которые мы делаем вместе со Стэндфордским университетом. Лига русских женщин (она существуют с 1930 года, еще с Шанхая), скаутская организация русских юных разведчиков (ей в следующем году исполнится 100 лет), русская школа Святых Кирилла и Мефодия (60 лет будет в следующем году), очень активны.
- У каждой организации какое-то свое направление. Делаете ли вы что-то сообща?
- Например, все вместе отстаивали кафедру русского языка в университете, когда на фоне спада интереса к России и из-за недостаточного финансирования ее хотели закрыть. Все русскоязычные организации тогда действовали сообща: писали письма, встречались с представителями университета, с властями, с чиновниками от образования, с мэром города. Мы их убедили, что нельзя этого делать. Что русская община Сан-Франциско внесла свой немалый вклад в развитие Калифорнии. Ну как можно закрыть кафедру русского языка в городе, где есть Русская гора, на которой похоронены русские моряки, где есть городок Севастополь и гора Счастья, где есть Русская речка и есть Форт-Росс, основанный русскими еще в 1812?
- Наташа, как складывалась ваша профессиональная карьера?
- Я закончила Калифорнийский университет в Сан-Франциско. Начала с психологии, а диплом получила по бизнес-менеджментy и маркетингу. 25 лет проработала в «Шевроне». Уходила с поста коммерческого директора этой фирмы. Сейчас меня иногда приглашают как бизнес-консультанта или как лектора по проблематике российско-американских бизнес-отношений. Иногда читаю лекции даже в России. На последней, во Владивостоке, говорила о том, что россияне очень часто могут неплохо продать какие-то сервисы, какую-то продукцию, но не могут «продать» себя. Я заметила, что для нас, русских, живущих в Америке, это тоже актуально. Мы зачастую не можем себя проталкивать, требовать продвижения по служебной лестнице, мы просто очень хорошо делаем свое дело. Это у русских, наверное, в крови. Но в условиях рынка надо немного меняться, быть более конкурентоспособными что ли.
- Трудно было работать с русскими партнерами?
- Российские директора очень любили в командировки сюда приезжать, ну это объяснимо. Однажды мы продали большое количество горюче-смазочного масла крупной российской компании. Масло прошло здесь все проверки, соответствовало всем стандартам. Пришла партия на место, звонок нам: «Верните нам деньги, в вашем масле антифриз». «Не может такого быть, масло прошло все проверки», - отвечаю. Но россияне и слушать ничего не хотят, стоят на своем и требуют назад деньги. Пришлось вернуть им всю сумму за сделку. На следующий день звонок: «Мы хотим еще заказ у вас сделать.» Я очень вежливо отказала.
- С темой взяточничества приходилось сталкиваться?
- Да.
- Что, прямо предлагали взятки?
- Не предлагали, а требовали. Не прямым текстом, конечно, а очень недвусмысленными намеками, которые не понять было просто невозможно.
- Говорят, у русских и американцев разный подход к бизнесу. Вы согласны с этим?
- Я думаю, что современные российские молодые менеджеры уже гораздо ближе к американскому стилю работы. А тогда самая большая проблема была в мышлении людей, выращенных в условиях административно-командной системы социализма.
- Наталья, вы очень активно участвуете в движении соотечественников. По-вашему мнению, почему Россия так резко поменяла отношение к соотечественникам за рубежом и протянула руку сотрудничества и даже помощи?
- Во-первых, изменилась обстановка в самой России. Во, вторых, появились ресурсы и возможности заниматься сотрудничеством с соотечественниками. Наверное, пришло также и осознание того, что люди уезжают из России, и уезжают далеко не самые худшие, а те, кто любит эту страну, и не хочет терять своей связи с ней. Наверное, пришло осознание и того, что соотечественники за рубежом могут помочь и в изменении имиджа России.
- Что для вас главное в движении соотечественников?
- Мне всегда приятно знакомиться с людьми, которые с любовью, уважением, и желанием сохраняют русскую культуру, куда бы их не забросила судьба. Всегда интересно обмениваться опытом. Мне на встречах с соотечественниками из других стран часто говорят: «Ой, у вас в Сан-Франциско одной организации 70 лет, другой – 50, третьей – 35. А нам всего пять лет.…У нас еще немного опыта». Но это неважно, сколько лет организации – год или семьдесят.
Всегда есть что-то, чему можно поучиться. Самое главное – это живое общение и чувство того, что ты не один в этом мире. Что в самых разных странах живут и работают русские соотечественники, которых волнуют такие же проблемы, которые так же любят Россию и пытаются сохранить ее культуру для наших детей и внуков.