Адвокат Елизавета Крюкова на протяжении нескольких лет возглавляет компанию National Capital Legal Services, Inc., которая заслуженно является одной из самых авторитетных юридических фирм в русскоязычных кругах Америки. Она имеет более десятка лет опыта работы в области права, включая работу в крупнейших международных компаниях США.

– Елизавета, расскажите, пожалуйста, о себе: как вы стали юристом? Где получали свое образование?

Юриспруденция – это мое призвание и ей фактически была посвящена вся моя жизнь. Еще обучаясь в Московском Юридическом Институте, я более 5-ти лет работала в крупнейших Американских компаниях, открывших свои филиалы в Москве. В частности, в фирме Skadden, Arps я возглавляла отдел по аккредитации иностранных компаний в России. Одновременно, работая по 40-50 часов в неделю, я еще продолжала учиться в Юридическом Институте. На последних годах обучения я еще поступила в филиал Американского Университета в Москве «Emory Law School» из Атланты, где начала изучать американское право. По окончании обучения в Emory, как лучшему студенту, мне предложили бесплатное обучение в университете США на степень магистра. Однако, к тому моменту я также получила грант на обучение от другой организации – Open Society Institute, многим известная как программа Muskie. Таким образом, я приехала для получения степени магистра права в США учиться в Юридический Университет в штате Indiana, Bloomington. Закончив обучение, я получила работу в фирме Coudert Brothers, LLP, с предложением выбрать работу в Нью-Йорке либо в Вашингтоне. В фирме Coudert Brothers, LLP, я проработала адвокатом более 3-х лет, сначала в Вашингтоне, а потом в Москве.

– Почему выбрали своей специализацией иммиграционное право?

– Такую специализацию я выбрала далеко не сразу. В Coudert Brothers я занималась международным и корпоративным правом, а иммиграционным заинтересовалась, когда самой понадобилось обратиться к иммиграционному адвокату. Я обратилась в одну из самых известных иммиграционных фирм за помощью и была удивлена низким сервисом и косностью мышления. Это заставило меня задуматься: если, зная, что я сама адвокат, мне предоставляют такой сервис, то что же творится с теми, кто не знает ни законов, ни языка? Тогда я и поняла, как тяжело найти иммиграционного адвоката, который бы отстаивал интересы своих клиентов, а не просто брал самые легкие дела, мыслил бы не шаблонами, а искал бы индивидуальный подход к каждой проблеме, выкладывался для каждого клиента. Оказалось, найти такого адвоката крайне тяжело, и уж точно – искать такого в рядах крупных юридических фирм тщетно. Расходы на содержание этих больших фирм просто не позволяют потратить достаточно времени и сил на одного индивидуального клиента. Вот тогда у меня и возникла идея создать «small immigration boutique». Конечно, просто бросить престижную и высокооплачиваемую работу для того, чтобы помогать иммигрантам, было психологически нелегко, поэтому прошла еще пара лет до того, как я на это решилась.

– От результатов вашей работы зависят людские судьбы: не тяжко ли нести такое бремя ответственности?

– К сожалению, с каждым годом иммиграционная политика США направлена на свертывание иммиграции, а иммиграционная служба придумывает различные ухищрения и, порой, беспочвенные причины для отказов. Многие думают, что это началось после 9-11. Возможно и так, но одно с уверенностью могу сказать, что даже после 9-11 петиции проходили во много раз проще, чем сейчас. Безусловно, ответственность на мне колоссальная, и я переживаю за своих клиентов также, как за себя. Работать мне и остальным членам нашей фирмы приходится и по ночам, и по выходным, если клиент или его работодатель предоставил документы в последний момент, но все это неотъемлемая часть моей профессии, я сама ее выбрала.

– В большинстве своем иммиграционные ситуации типичны или все-таки много уникальных случаев, над которыми вам, как иммиграционному адвокату, приходится ломать голову?=

– Много и похожих ситуаций, но, как ни странно, много попадается случаев уникальных и порой сложных. Очень люблю сложные дела, именно в них можно проявить креативность мышления.

– Бывают ли случаи, когда приходится переступить через страх, взяв дело клиента?

– Бывает, что клиенты приходят, а чаще даже звонят уже из тюрьмы, со случаями вопиющего нарушения их прав государственными органами. Приходится вступать в открытую конфронтацию с государственными властями и бороться за права своих клиентов. Я вступаю в такую борьбу, если знаю или верю, что правда за моим клиентом. Я знаю, что большинство адвокатов просто предпочли бы не связываться или взять такое дело, чтобы устроить шумиху и сделать себе на этом имя. Я же беру таких клиентов, поскольку я поклялась служить правосудию и хочу противостоять беззаконию. Ведь мы все жили в Советском Союзе и не хотим, чтобы система беззакония процветала и в США, а за это надо бороться.

– Елизавета, знаю, что одни адвокаты хороши в написании документов и петиций, но не любят ходить в иммиграционный суд. Вы – что предпочитаете?

– Я люблю выступать в суде, мне нравится, что я могу уловить настрой, на котором находится судья. В большинстве случаев, я как бы читаю его мысли и знаю, в какой момент что он скажет или прокомментирует. Это удивительно, ведь даром читать чужие мысли я не обладаю.

Также очень приятно, что у меня сложилась такая хорошая репутация у судей, ведь они тоже все видят и понимают. Я глубоко уважаю их труд. Большинство очень человечные и зачастую идут наперекор позиции иммиграционной службы, вынося решение.

– Как вы расцениваете работу американской иммиграционной системы на сегодня? Эффективна ли она?

– Я думаю, ответ на этот вопрос состоит в понимании основной функции иммиграционной службы. Если честно назвать вещи своими именами и признать, что ее цель лимитировать количество иммигрантов в США и тем самым защитить рабочие места, то эффективность этой службы повысилась. Страницы «Вашингтон Пост» пестрят статьями о том, что в связи с резким спадом иммиграционных петиций, иммиграционной службе не хватает средств на существование, и они серьезно рассматривают предложение поднять и без того высокие государственные пошлины на 10%. Это же очевидно из-за чего произошел спад в иммиграционных петициях: не из-за того, что никто не хочет иммигрировать в Америку, а из-за того, что теперь сделать это становится все тяжелее. Более того, основные государственные средства (и немалые) сейчас тратятся на enforcement, т.е. на приведение закона в силу. Это выражается в выявлении и высылке людей без статуса, которые раньше годами свободно жили в США, а также в наказании работодателей, которые нанимают людей без разрешения на работу. Положительным аспектом, с моей точки зрения, явилось закрытие многих фирм, которые сотнями ввозили временных работников, которые даже и не начинали работать на своего «привозящего» работодателя, а работникам даже не объясняли, что они не могут работать на кого-то еще, и они таким образом с 1-го дня своего пребывания в США оказывались вне статуса без надежды на легализацию. Я за то, чтобы такие незаконные конторы закрывали, и они не забирали квоты у честных работодателей.

– Ждут ли иммиграционные адвокаты иммиграционную реформу?

– Все о ней говорят, но уже не ждут, или по крайней мере не ждут ту, которая была бы направлена на благо иммигрантов. Президент Обама тоже недавно подтвердил, что положительной иммиграционной реформы не будет. Все иммиграционные адвокаты ощущают на себе, как нынешние законы и практика их применения ужесточаются. Положительные сдвиги в иммиграции не произойдут без улучшения в экономике страны.

– Что бы вы реформировали?

– Это может стать темой для отдельного разговора. Надо заметить, что иммиграционное законодательство построено таким образом, что для того, чтобы государству круто повернуть иммиграционную политику в ту или иную сторону, получается ненужным его менять. Все, что меняется – это практика применения одних и тех же законов. Это то, о чем я сказала в начале нашего разговора. Хотели либеральную политику – все петиции с легкостью проходили, захотели – «закрутили гайки», как сейчас. Легко это сделали, и никто забастовок не устраивает, ведь никаких новых законов вроде и не принималось. Наверное, правительству виднее: нужна им иммиграция или нет, это не мне решать или судить. Что мне не нравится, это то, что никто не называет вещи своими именами и вслух не произносит слова «нам не нужна рабочая иммиграция». Просто, если б об этом честно объявили, то большее количество людей признало бы это как реальность и строило бы свою судьбу где-то в другом месте. Что касается реальных изменений, в первую очередь я бы опять ослабила планку для иммигрантов с выдающимися способностями. Ведь это наши ученые, наши спортивные тренеры отдают свои таланты этой стране. Почему бы не принять больше этих талантов?

– Видите ли вы по своим клиентам, что русскоязычная община в США – самая образованная и высоко оплачиваемая этническая община?

– Безусловно, иммиграция из бывшего Советского Союза в целом высоко образованная, интеллигентная прослойка. Я всегда гордилась тем, что помогаю именно таким людям, однако сейчас я поняла, что именно поэтому к таким людям теперь больше всего претензий со стороны иммиграционной службы. Ведь это они, не успев приехать, уже соревнуются с американцами за высокооплачиваемые позиции. Когда такие позиции были не восполнены, иммиграционная служба легко утверждала рабочие петиции и грин-карты без лишних вопросов и придирок. В конце 90-х годов, тысячи наших программистов без особых проблем иммигрировали в США. Теперь приоритеты иммиграционной службы поменялись, и она ставит своей задачей защиту американских работников, и винить их в этом нельзя. Да, теперь и моя работа оказалась полностью в оппозиции иммиграционной службе.

– Кстати, участвуете ли вы в жизни русскоязычной общины Вашингтона?

– Конечно, я вообще не могу сидеть на месте. Я являюсь учредителем клуба «Арбат», где мы проводим развлекательные вечера, стараемся и развеселить и объединить местный народ. Я участвую во многих культурных мероприятиях русскоязычной общины. Иногда в жюри, иногда как учредитель или организатор. Жизнь у меня всегда кипит, и это такой стиль жизни, без которого я себя уже не мыслю.