- Лия Меджидовна, вы нередко комментируете в прессе политические и общественные события. Что заставляет вас высказывать свои политические убеждения, в то время как многие предпочитают просто не вмешиваться в эту область?

- Это не политические убеждения. Это убеждения, входящие в нашу профессию: сочувствие, неприятие несправедливости. А политика меня абсолютно не волнует. У меня даже есть подозрение, что она всегда нехорошая. Всегда грязная, всегда опасная. Можно во что-нибудь вляпаться нехорошее: когда думаешь, что ты выступаешь за дело, которое должно защищать интересы людей, а потом оказывается, что ты просто поучаствовал в чужой игре… Поэтому о политике я не говорю.

- Но вы же часто высказываетесь - по поводу выборов в Думу, например.

- Про эти выборы уже много сказано, не хочется больше. Особенно после того, как нам показали процедуру выборов в Америке. Голосовать больше не пойду. Тем более что теперь не знаешь, кому достанется твой «голос, вопиющий в пустыне». Я радуюсь нашим ошеломительным победам в футболе - это было красиво, честно и очевидно. Только странно одно: почему нет общенациональной эйфории по поводу таких же очевидных, блистательных побед нашей культуры? Ну, разве что Билан как национальная победа над Европой. У нас есть потребность гордиться собой, верить в свое предназначение, в богоизбранность своего народа, но иногда, по традиции, это увязано с оплевыванием других, скажем, американцев с их подлым ЦРУ, которое всегда виновато во всех наших бедах, и еще с гневным осуждением чужих президентов. Помноженное на крайнюю агрессию это дает гремучую смесь. Но понять это можно: история у нас слишком страшная, способная разрушить ментальность самого мирного народа.

Вечное холуйство

- Говорят, что художники делятся на два типа: один хочет изменить с помощью творчества что-то в себе, а другой - в окружающем мире. Вы бы к какому типу себя отнесли?

- Ничего, кроме себя, и то с большим трудом, изменить в окружающем мире я не могу. И не собираюсь. Мне кажется, это невозможно. Только Господь Бог может что-то изменить. Например, рабство - неискоренимо… И никакими гениальными спектаклями, никакими произведениями искусства его выбить невозможно. Каждый должен из себя раба выдавливать. Но почти никто не собирается этого делать…

- Вы говорите о человеческой природе вообще или конкретно о наших соотечественниках?

- Я о других странах не могу говорить, я не так хорошо их знаю. Но я очень хорошо знаю Россию. Я столько ездила по нашей стране… И когда театры перестали на гастроли ездить, я огорчилась. Но поскольку есть несколько спектаклей, которые я играю не в «Современнике», я выезжаю с ними. Не устаю удивляться, как многолики проявления рабства. Например, вечное холуйство. Сталинизм, опрокинувший целые народы в рабство, до сих пор жив, здравствует и даже пускает свежие росточки. Поди, вытрави этого раба по каплям - он как злокачественная опухоль.

Светлые люди

- Страна, которая открывается перед вами во время гастролей - какая?

- Изменения колоссальные. Появились новые изумительные театральные помещения. Строят храмы, роскошные дворцы культуры, новая архитектура. Это в больших городах и там, где нефть и газ. Но очень много нищенства, чиновничьего беспредела, зверского рейдерства, бесправия человека перед государственной машиной. Много светлых людей в стране. Даже неожиданно много.

В какую далекую провинцию ни заедешь, обязательно там есть образованные, светлые люди. Мы когда-то с Васей Лановым поехали по приглашению на день города Новокузнецка. Привезли нас в какую-то деревню. Мы выступили, а потом для нас устроили банкет - грибы соленые, картошечка, самогон. Подходит ко мне женщина в белом платочке, учительница, она была на нашем концерте. Говорит: «Лия Меджидовна, у вас есть пять минут? Во-первых, вот вам сметана, и Василия Семеновича тоже покормите… А во-вторых, я хотела узнать, вы в последней «Литературной газете» статью Померанца читали?» Я говорю: «Как ни странно, читала». Тогда это была хорошая газета, где печатались лучшие умы России. И мы обсуждали с ней потрясающую статью Григория Померанца. В любой провинции можно встретить единомышленников и более образованных людей, чем ты сам. Людей, которые живут культурой, которые знают, что происходит в искусстве, философии, литературе. Меня поразила эта учительница. До сих пор ее помню.

Появились новые имена в литературе, театре, кинематографе. На днях в театре Васильева посмотрела спектакль Димы Крымова «Демон. Вид сверху». Ошеломляющее впечатление.

- А вы могли бы отказаться от наработанного годами опыта и поучаствовать в театральном эксперименте?

- С огромным удовольствием, если я доверяю режиссеру. Но есть эксперименты, которые мне противопоказаны. Однако они должны быть. Это поиск своего театрального языка. И, слава богу, что это стало возможным.

Прекрасно, что появились театральные фестивали NET и «Территория». Появился огромный спектр возможностей и средств выразительности в театре: Херманис, Лепаж, Серебренников, Черняков, Дима Крымов, Костя Богомолов...

- Если бы была возможность что-то поменять в прошлом, что бы вы изменили?

- К сожалению, такой возможности у меня нет.

- Вы полагаете, что крупных побед за вами не числится?

- В основном маленькие победы над собой, над недоверием к себе и своим актерским возможностям. Нельзя было мельтешить, сниматься где попало. Знать бы, что впереди будут Петрушевская («Квартира Коломбины»), потрясающие партнеры, режиссеры - будет Рязанов, Серебренников, Валерий Фокин, Владимир Фокин, Коля Коляда... И вообще - «Современник». Можно было бы потерпеть, победствовать.

Смирение - в работе

- Кино со своим участием смотрите?

- С трудом! Я не могу себя видеть на экране. Потом смиряюсь, понимая, что вот эту сцену недотянула, эту хорошо сыграла, эту промямлила.

- То есть никогда не хотелось крикнуть что-то вроде знаменитого «Ай да Пушкин...»

- Повода не было так восклицать.

- А с самого начала профессионального пути было так?

- Я много лет сомневалась в том, что правильно выбрала профессию. Поверила в себя, когда сыграла в спектакле «Квартира Коломбины» у Романа Виктюка.

- Уже были роли в кино, известность, а уверенности в своих силах не было?

- Да, не было ничего такого, чтобы я могла в себя поверить. А вот этот чудесный спектакль принес мне уверенность, что я своей профессией занимаюсь.

- Какое влияние оказали на вас родители?

- Папа был режиссером, мама - актрисой. Театр - это наследственное. Они работали в провинциальном театре, который жил очень трудной жизнью, они мне и привили смиренное служение театру. У меня нет проявлений актерского высокомерия: на этой площадке играть не буду, для этих зрителей не стану… Я могу играть в глухой провинции, играть для двух рядов зрителей. У меня ментальность провинциальной рабочей лошадки. Это, конечно, от родителей, из детства.

- Разве некоторый гонор не входит в арсенал того, что принято называть актерским достоинством?

- Мой гонор выражается только в том, что я не хочу много мелькать на экране и на сцене, мелькать по мелочам. Но если предлагают маленькую роль, в которой заложено богатое содержание, где есть возможность сыграть судьбу, - это один разговор. А когда нужно выйти на сцену или сняться в фильме только для того, чтобы посмешить, у меня все внутри протестует. Но это не гонор, а актерское достоинство.

- Конфликты были с режиссерами?

- Да.

- А как же смирение?

- Смирение - в работе. Доверься режиссеру абсолютно. А когда тебя по мелочам начинают пользовать, вот буквально - пользовать, я протестую.

В театре ничего не ждет.

- Какими будут ваши следующие шаги в театре и кино?

- Ждать времени уже не осталось. Но все равно надо ждать.

- Галина Волчек предлагает новые роли?

- Нет. Ведь театр надо строить на молодежи. А в «Современнике» сейчас очень сильная молодежь. Боюсь, что меня уже ничего в нашем театре не ждет. У каждого человека есть воспоминания, от которых ему становится теплее... Я не склонна жить воспоминаниями. Я ищу утешения в том, что есть, а не в том, что было. Если все время обращаться в прошлое - это больно.

 - Вы сожалели, что у вас нет возможности ничего изменить в своем прошлом. А что вам хочется оставить неизменным: встречи, события?

- Мой дом. «Современник» бы оставила, Рязанова, Виктюка, обязательно Серебренникова, партнеров своих любимых: Аллу Покровскую, Валю Гафта, Игоря Квашу, Мишу Жигалова, Богдана Ступку, Витю Гвоздицкого, Гаррика Леонтьева... Мои любимые спектакли. Моих любимых друзей и подруг, мою семью. Это все я бы сохранила. Уже немало. Да, конечно. Все дурное - сама, все хорошее - Бог послал.