В редакцию «Русской Америки» часто приходят письма, в которых наши читатели рассказывают о своих судьбах, проблемах, семейных делах. Одно из таких писем мы сегодня публикуем.

«Замуж я выходила 28 декабря 1990 года, без фаты и белого платья – того потребовал мой муж, ведь у него второй брак, двое детей, у него уже была свадьба! А мой папа так хотел увидеть дочь в фате и подвенечном платье… По той же причине свадьба представляла собой скромное застолье дома.

На тщательно скрытом от всех его друзей и знакомых мероприятии, с его стороны присутствовали только его папа и мама. Даже сестра, наскоро заскочив поздравить, уехала на новогодний корпоратив – настолько, видимо, несерьезно воспринимала данное мероприятие. Не случайно, наверное, у нас не сохранилось ни одного снимка того дня…

Отгуляв торжество, мы с охапками гвоздик, пешком пошли к себе домой – в его холостяцкую квартиру, где муж сразу же завалился спать, объявив, что секса не будет – он страшно устал и, наконец-то, все закончилось.

Хорошо помню свою «первую брачную ночь», как хотела к маме и горько рыдала от тоски в чужой полупустой квартире. Это моя первая непрощаемая обида.

Сегодня спустя много лет я понимаю и вижу - виновата во многом, вела себя как овца, старалась понять, угодить. А тогда у нас начался «медовый месяц» - второго января мы вместе уехали на мою сессию – в Москву. Там я целыми днями училась, а он нервничал, бегая по городу в поисках пластмассовой розетки, которую мы случайно сломали, раскладывая хозяйский диван, и он во что бы то ни стало, стремился все исправить. А ночью мы занимались любовью. Муж сказал, что надо родить ребенка и строго следил, чтобы я не пила противозачаточных таблеток. Я не хотела так скоро беременности, считала, что сначала нужно притереться, стать родными людьми, обустроить быт…

За 10 дней, проведенных в Москве, мы никуда не сходили, ни разу не были даже в кафе, а ели дома кашу и тушенку, привезенную из дома. Это был 1991 год, в Москве были пустые магазины, но были музеи, Красная площадь, Манеж, Третьяковка, ВДНХ, Воробьевы горы… Но мы купили-таки пластмассовую розетку и хозяйка квартиры ничего не заметила!!!

Приехали домой 12 января. Муж отлучился по делами, а вернулся со своим пятилетним сыном Женей, и, бросив на пол узел с вещичками, из детского одеялка, весело произнес: «Принимай нового жильца!» Так нас стало трое. Может, я сейчас уже не помню, как давала согласие принять чужого ребенка, - уже не важно. Женька вырос, ему 22 года, я отвела его за руку в первый класс и плакала на его выпускном, сейчас он заканчивает университет, у него девушка и я горжусь сыном. Но тогда начались жуткие деньки. Ребенок не воспринимал меня в серьез, убегал, передразнивал. Я жаловалась папаше и у нас возникали скандалы. У ребенка оказались вши и глисты. Нужно было срочно лечить зубы, из гардеробчика были лишь две рубашки и колготки. Помню, как просила теток на работе принести ненужные вещи от их детей.

25 января не пришли месячные. Я стала плаксивой и раздражительной, меня постоянно мутило. Мне хотелось внимания, чтобы обо мне заботились. Но он не верил в беременность, пока не будет справки. Помню, как просила на рынке купить мне фруктов, но муж сказал, что дорого и чтоб я не выпендривалась, все женщины бывают беременны, ничего… И я покупала куриные лапы с когтями, ошпаривала их кипятком, и повязав на нос платок, смоченный турецким дезодорантом, чтобы не вывернуло от запаха,  обдирала с этих лап, кожу и варила бульон… Это, наверное, вторая моя непрощаемая обида…

Вот вспоминаю все это сейчас и прямо на вкус ощущаю тоску. Неустроенный быт, пустые полки магазинов, притирка характеров, беременность и чужой ребенок… Любила ли я мужа? Если не любила, разве терпела бы? Хотя, иногда мне кажется, что просто так нас воспитали в Советском Союзе: любить себя плохо, бояться трудностей – позор, хотеть комфортно жить и красиво одеваться – мещанство, любить вкусненькое – буржуйство…

В день своего рожденья я попала в больницу на сохранение. Так ревела там от тоски и одиночества, что медсестра, опасаясь, наверное, выкидыша, велела мне ехать на ночь домой. Папа приехал и отвез меня, но дома я увидела темные окна. Пока недоумевала в пустой квартире примчался муж, увидев свет (наверное, подумал, что воры залезли). Они праздновали новоселье у соседей. Раз я помню это до сих пор, значит это моя следующая непрощаемая обида…

Стоит ли их считать, эти обиды? Ведь они убивают любовь… Но как забыть, например, найденный им и прочитанный мой дневник? И то, что он потом предъявлял мне его, как улику, пытался вслух читать некоторые записи и задавать по ним вопросы. Да, я дура была, что стерпела это… Я много чего потом еще стерпела… Ревность, оскорбления, пренебрежение... Ведь мама говорит, что можно терпеть и нужно прощать все, кроме измен, пьянства и рукоприкладства. Вот и терпела. Мы сегодня 17 лет вместе. Благополучная, обеспеченная семья. У нас большой красивый дом, много друзей, замечательные дети. Один сын заканчивает университет, второй в этом году поступать будет. Есть еще маленький, третьеклассник, любимчик. Муж любит меня. Я научилась себя уважать, меня непросто сегодня обидеть. Наверное, все это стоило пролитых слез, и пережитых обид? Наверное, ни у кого не бывает от начала до конца гладкой жизни душа в душу. Но почему мне так жаль молодые пары в загсе? И почему свадьбы вызывают у меня в памяти запах вареных куриных лап?

Елена К., Сент-Луис, Миссури

P.S. Вы также можете поделиться своей историей с читателями газеты. Пишите нам по электронному адресу info@TheRussianAmerica.com или обычной почтой по адресу: The Russian America newspaper, P.O.Box 125, Norman, OK 73070.