Белоруссия... Беларусь... Белая Русь... Тихая и терпеливая страна, с тяжёлой исторической судьбой. Все хотели над ней владычествовать, все хотели завладеть этой небогатой землёй и её добрым народом. Но сегодня Беларусь принадлежит сама себе. Со всеми нехватками, зажимами, бюрократией, экономическими проблемами, - она независимая. У неё свой тяжёлый и горький путь. Но – свой.

Чтобы рассказать о какой-то стране хорошо, нужно посмотреть на неё глазами туриста- путешественника. А чтобы поведать миру о Беларуси, необходим взгляд неискушенного странника. Когда же здесь родился и вырос, твоя авторская задача максимально усложняется. Что ж, попытаюсь справиться и зову вас в полёт над Беларусью. Здесь люди живут, некоторые мечтают, совсем редкие – летают. «Как иногда приятно быть в меньшинстве», - подумала я и расправила крылья.

Каково это – жить в Беларуси?

Осознание своего места в мире – вот куда в первую очередь приводит мышление зрелого человека. Так думалось мне, сидя на берегу Свислочи. Правда, это была ненастоящая река. Закованная в городские каменные убранства, она не могла дать волю желаниям: текла в выбранном человеком русле, пряталась под землю, когда мешала чему-то более важному, и робко выглядывала из труб в тех местах, где ей было позволено радовать глаз. Наверное, она и сама забыла, где и когда взяла начало, как влилась в историю целого города Минска, ставшего столицей Беларуси. Она просто устала и, доверившись рукам человека, продолжала монотонное существование во благо – городские утки, городская рыбёшка, городские водоросли и грязь городская. Настоящими остались, пожалуй, лишь круги на воде. Они рождались от камешков, брошенных неуверенной детской рукой. Один круг, второй, третий… Если представить камень человеком - а в современных условиях такие перевоплощения не требуют неуёмной фантазии – то на воде видна вся его жизнь. Первый круг – семья, второй – город, дальше – страна, материк, планета, вселенная, после следует то, что выходит за грани человеческого познания, но оно тоже есть. Круги разбегаются, теряют силу и поглощаются чем-то гораздо большим. А мысли остаются.

Я думаю о том, кто выбирает нам место для жизни, место, которое мы назовём потом своей родиной? Хотя, признаюсь, в этом слове много пафоса, предпочитаю понятие «малой родины», оно гораздо уютнее и пахнет деревянной колыбелью и прялкой, которые хранятся у бабушки на чердаке старенького дома. Но их не берегут, о них просто забыли. Как и о многом, что когда-то было одной огромной страной, но однажды превратилось в прошлое и было заброшено в дальний угол чердака. А ещё моя родина пахнет мятой, что у забора в низине, высохшими на печке зёрнами пшеницы и подвяленной черникой. Конечно, я не в том возрасте, чтобы цепляться за наполненное послушным строевым задором вчера. Но я на том этапе, когда хочется сделать более полноценным сегодня, чтобы рассчитывать на не менее содержательное завтра.

А что есть Беларусь сегодня? Край синих озёр? Не верьте, они в большинстве своём такие же грязные, как пруды в сельских усадьбах, у нас их называют «копанки» и роют на радость домашней птице. Вот что действительно люблю, так это родники. Тихо ступаешь по траве в многоголосом одиночестве леса, а через мгновение уже понимаешь, что ты не один: вот он, спутник твой, бежит рядом, журчит, радуется приятной компании. Стоит только наклониться, даже касаться не нужно – в лицо дышит прохладой, а потом обжигает губы. Не знаю, есть ли родники в таком количестве в других краях…

Так, может, Беларусь - страна высоких технологий? Возможно, будет. Правда, придётся потрудиться для создания серьёзного национального продукта. Или подсмотреть идею, как чаще всего и происходит. Но ведь умный народ, образованный! У нас показатель числа студентов - 40 на 10 тысяч населения - соответствует развитым европейским странам. Только показатель ума сегодня, к сожалению, не столько диплом о высшем образовании, сколько возраст, в котором ты добился определённых успехов и пригодился далеко за пределами своей страны. И чем дальше уехал, тем умнее был. Вот произношу «к сожалению», думаю о заезженном выражении «утечка мозгов», а сама при этом вращаю глобус, мечтаю о других странах, а значит, лукавлю. Но мне можно, ведь я всё ещё здесь.

Есть у нас такая известная, слегка поседевшая песня со строчками: «Каб любиць Беларусь нашу милую, трэба у розных краях пабываць. Разумею цяпер, чаму з выраю жураули на Палессе ляцяць». Романтика! И если бы песня отражала правду жизни, то не впадали бы мои друзья да коллеги в затяжную депрессию, возвращаясь из путешествий по далёким цивилизованным странам. А журавлям что? Им небоскрёбы ни к чему, собственно, как и карьера, и развитая инфраструктура, и слова, которые здесь называются напраслиной, поклёпом, а там мнением. Птице хорошо там, где лягушек и червей в достатке. А этого добра в Беларуси, а уж тем более на Полесье хватает. Мы даже научились для жаб строить подземные переходы, чтоб сохранить их жизнь и покой автомобилистов. Но песня хорошая, мелодичная.

Теперь вернёмся к нашим... туристам. У них есть интерес к Беларуси – едут, смотрят, многое замечают. Главное, на что обращают внимание, ухоженность. Да, лоска у нас нет, но рука хозяина чувствуется, крепкая рука белоруса. Она пахнет свежескошенной травой и молоком. Но есть и другая, наполненная злой силой, отдающая алкоголем. Их так много, этих недобрых рук, что проблему внутри семьи не решить, выносим сор из избы. При этом, понимая, что запретами ничего добиться нельзя. Ищем другие пути. Но не забываем призывно махать иностранным гостям рукой, вместившей луга. Вторую стыдливо прячем в карман, часто пустой и грязный.

А знаете, на каких книгах воспитывалось моё поколение конца 70-х годов? На книгах о Великой Отечественной войне, но не тех, где каждый воин – герой, способный отдать жизнь за Родину и всех, кто к ней автоматически прилагался. А на тех книгах, где война смотрит на читателя глазами ребёнка, спрятавшегося от немцев под печкой или бегущего от них по открытому полю до первого меткого выстрела, он же последний. Я помню каждую деталь таких книг, рвавших моё детское сердце. И по-своему их ненавижу – за первые ростки взрослого страха в детской душе. Ну, не должен ребёнок 8 лет, только освоивший книжную грамоту, вчитываться в кровавые строчки, а потом пересказывать всё это на уроке, стоя у парты. И почему мы сегодня ругаем телевидение за откровенные показы криминальных новостей? Разве не кощунство со стороны системы образования включать жуткие военные повести в программу начальной школы? До сих пор помню, как учитель на уроке литературы снизил мне отметку лишь за то, что я не в точном порядке назвала убиваемых немцами членов многодетной деревенской семьи. Я так старалась забыть эту книгу! Сижу на полу квартиры, в руках нож, рядом коричневая книга с золотыми буквами. Рука протягивается к ненавистным буквам и начинает старательно стирать ножом это неуместное золото. Только сейчас, спустя пару десятков лет, мне, буква за буквой, удалось вспомнить то название – «Никогда не забудем». Да простят меня авторы за недетскую выходку восьмилетнего ребёнка! Но с тех пор я страшусь двух слов – война и пепел. С первым понятно, а второе… Страх пришёл, когда я стала понимать, что в пепел могут превращаться не только весело потрескивающие дрова в печи, но и дом, в котором заперты люди, ребёнок, прильнувший к материнской груди, их любимые кошки, верные псы с доверчивыми глазами – целая жизнь становится пеплом в одно мгновение. В Беларуси погиб каждый четвёртый… но ребёнку этого лучше не знать, по крайней мере, в деталях.

Иногда мне кажется, что тот страшный пепел покрыл всё моё гнездо – слишком много серых красок рассыпалось вокруг. И даже творческие люди с трудом находят яркие оттенки для своих работ. Нет, это не упрёк, но есть в Национальном художественном музее РБ пару мест, куда я никогда не заглядываю – там работы только белорусских художников. И они действуют на меня крайне угнетающе: мрачная палитра, грустные взгляды, серые пейзажи… Выхожу опустошённой, будто сама потеряла несколько цветов моей радуги, будто высосал их кто-то из меня. Картины ярче не стали, но жизнь заметно потускнела. Есть ещё одна беда, незаслуженно настигшая нас, она не пепельно-серая, она - чёрная. Конечно, это Чернобыль, исковеркавший многие жизни. Только спустя годы больше думается не о самом взрыве реактора, а об особой тишине, прячущей эту трагедию. Ведь скольких проблем удалось бы избежать, если бы люди знали, просто знали… Но у нас в то время власти уже хорошо научились врать, прикрываясь оправданием: «Не нужно сеять панику». Тогда скрывали радиационные проблемы, сегодня – рост числа онкологических заболеваний, нарушения работы щитовидной железы и т.д. А дети? Они практически не приходят в этот мир здоровыми, но самые крепкие держатся до школы, а там… количество исписанных листов в медицинских картах увеличивается на глазах. Чего же ждать от поколения, рождённого детьми Чернобыля? Да, мы были детьми, но даже мы понимали, что с Чернобылем пришла страшная беда.

Помню свою лучшую подружку из детства, Татьяну, её отец был очень секретным военным, прошедшим Афганистан. Говорили, что он привёз на себе немало разных ран, но нас, детей, резвившихся в гостях у Танюши, больше интересовали вовсе на шрамы, а огромный чемодан, с которым он появился на пороге квартиры, вернувшись с войны. Мальчишки сразу унюхали там порох и боевые гранаты, девочки думали о куклах и заморских украшениях, потому что мечтать о нарядах нас тогда не учили. А в чемодане оказались… сладости! Там было столько сказочных конфет – в ярких обёртках, с таким необыкновенным ароматом! А Танюшка уже сидела на руках у отца – сильного, коренастого, загорелого, пахнущего табаком и пылью. И мне тоже хотелось такого – чемодана и… папу. Но буквально через пару недель я забежала за подружкой, чтобы вместе пойти в школу, и увидела её отца совершенно другим. Он сидел на кухне, курил, пил кофе, снова курил, а потом… заплакал. Тогда я услышала про какую-то чёрную тучу, которая движется к нам и принесёт много слёз, горя и болезней. И что нужно скорее бежать из Беларуси, куда угодно, можно даже назад в Афган. Сильный мужчина таял на моих глазах, превращался в беззащитного мышонка, готового поглубже юркнуть в любую норку. Откуда я знала тогда, что всех нас скоро посетит такая же мысль? В школу я пошла одна: Таню не отпустили. А вскоре я узнала, что она переехала не то в другой город, не то в другую страну. Чётко не расслышала, потому что произносилось это всё шёпотом.

В Беларуси до сих пор есть деревушки, жителям которых платят «гробовые». Это денежная компенсация тем, кто проживает на территориях с повышенным уровнем радиации, небольшая надбавка к пенсии. Хотя они сохраняют привычный образ жизни: мужчины выпивают (конечно, они нашли для себя лекарство от всех хворей), женщины ведут хозяйство, дети мечтают уехать в город. И реки там такие же широкие, и луга просторные, воздух всё ещё прозрачен… Только в лесу можно увидеть невероятных размеров грибы: для супа достаточно одной-двух лисичек. Клюква не рассыпается бусинами по мхам, а лежит на них красным ковром. Только собирать эти дары природы запрещено – с радиацией они. Правда, торгашам всё равно: приезжают на грузовиках, скупают у людей грибы, ягоды все, включая клюкву, не заморачиваясь на каких-то измерениях. А народу что? Главное – заработать. Хорошая прибавка к «гробовым» получается. Оказывается, любая жизнь может стать привычной для человека, зовущегося белорусом. И вовсе не потому, что мы терпеливы и мужественны: к сожалению, это спокойствие, граничащее с равнодушием. Иногда я удивляюсь, почему белорусы так мало путешествуют, почему в них нет стремления познать этот мир, расширить границы «голубых озёр», почему мечтаем так мало? Большинство живёт по сценарию, написанному старшими поколениями: у семьи должна быть квартира, машина и дача, чтобы счастье стало абсолютным. А что потом? Знаете, что отвечают на это родители повзрослевшим и задумавшимся детям: «Живите, работайте, у нас в своё время и этого не было. Вот пожили бы с четырьмя детьми в комнате коммунальной квартиры, поели бы суп из крапивы, походили бы зимой по полю в поисках мёрзлой картошки, тогда бы не приходили в голову глупые мысли». Получается, всё, что выходит за рамки стандартного комплекта счастья – глупость? «Да, умеем мы подрезать крылья тем, кто пробует думать иначе…» - задумалась я и тут же испуганно оглянулась, тронула ноющее крыло, но дальше пошла пешком.

Каково это – жить?

Как быть, когда жизнь становится постоянным испытанием на прочность ума и духа? Когда видишь то, чего не замечают массы? Когда слова начинают делиться на группы - дозволенное и запретное; мысли – на угодные и крамольные; мечты - на желаемое и недостижимое? Когда в ночи самых невероятных звездопадов небо обкладывают тучи, землю накрывают дождь и туман. И когда ребёнок лет шести задаёт родителям вопрос: «Почему я родился именно здесь, в Беларуси? А можно мне будет вырасти и уехать отсюда туда, куда хочу?» Смышлёный парень, а родителям грустно: они и не предполагали, что таким вопросом можно задаться ещё ребёнком. Пусть у него всё сложится, но корни хоть иногда возвращают его к истокам когда-то прозрачных рек и к ровной кромке некогда густых лесов. Вернуться, чтобы помнить.

На днях в подобных раздумьях поздним вечером шла по городу. Оказалась на площадке у Кафедрального собора. Оттуда открывается потрясающий вид на ночной Минск! Огни Троицкого предместья на тихой водной глади, водопады света с жилых высоток, алые буквы гостиницы "Беларусь" колышутся ноябрьским ветром… у Острова слёз. Только раньше я этого не замечала. А сейчас пронзило, подумалось, что есть ещё кто-то, неравнодушный к этим местам-местечкам – свой или чужой, но обязательно есть. Я возьму его за руку, приведу сюда и захлебнусь от счастья, какого-то другого, неизвестного раньше.

Моё гнездо… Ты многим даёшь приют и тишину, кому-то даже уверенность в завтрашнем дне. А во мне ты пробудило желание расправить крылья и… заглянуть за полосу густых туманов, прячущих горизонты. Скажите, как жить с крыльями и не познать радость полёта?