"Это во всех отношениях приятная пара. Настолько приятная, что даже непонятно, как она может уживаться с советской системой", - так с удивлением отзывался о советском после в США Анатолии Добрынине и его жене Рональд Рейган.

Удивительно - такие похвалы из уст, из которых звучали самые резкие оценки советской власти, слова "империя зла". Кто же был прав: Рейган или Леонид Брежнев, посчитавший Добрынина достойным высшей советской награды – звания Героя социалистического труда? Не может же быть, чтобы были правы сразу оба? Может. Добрынин пользовался глубоким уважением не только Рейгана, но и пятерых его предшественников - Кеннеди, Джонсона, Никсона, Форда и Картера.

Представитель дипменьшинства

С некоторыми американскими государственными секретарями, в том числе Генри Киссинджером, у Добрынина сложились приятельские, почти дружеские отношения. Означает ли это, что он предавал свою страну и политическую систему, власть КПСС? Ничего подобного, он твердо и последовательно отстаивал ее интересы - правда, главным таким "интересом" считал не ущемление "главного противника", а задачу избежать ядерной войны между двумя сверхдержавами, поиск путей к взаимопониманию. Впрочем, такая роль отводилась ему и политбюро (для других дел существовали другие ведомства).

Но, надо заметить: большинство известных мне советских послов были более озабочены тем, чтобы бесконечно доказывать Центру свою политическую лояльность и большевистскую твердокаменность, нежели развитием и улучшением двусторонних отношений. Некоторые из них пытались быть даже "святее Папы" - генеральных секретарей. Но были и исключения – люди, бывшие, прежде всего, дипломатами, а потом уже советскими чиновниками. Добрынин принадлежал к этому меньшинству. Разумеется, он тоже должен был и протесты заявлять, и оправдывать непопулярные действия Москвы (Чехословакия, Афганистан и так далее) и даже уговаривать одуматься высокопоставленных перебежчиков. Выступал на партсобраниях, прославляя сначала Хрущева, потом Брежнева, и главное – ЦК КПСС. Но для него это были лишь неприятные производные от основной его работы. Во время карибского кризиса сначала он был вынужден, подчиняясь приказу, доказывать американцам, что никаких ракет на Кубе нет, но через несколько недель он же сыграл большую роль в урегулировании конфликта, в том, что эти же ракеты не стали причиной мировой войны и были с Кубы убраны.

Уже за одно это он достоин был бы получить самые высокие награды – причем с обеих сторон. (Но получал, по понятным причинам, только советские).

Добрынин был рекордсменом – 24 года послом в одной и той же стране! Такое – редкость во всем мире, среди советских же дипломатов никто даже близко не приближается к нему по длительности пребывания на таком посту. Американцы проложили линию прямой связи с ним из государственного департамента. Президенты желали знать, где в любое время находится посол, с которым так легко находить общий язык в самых острых ситуациях, а потому вслед за послом по городу и по стране нередко следовал вертолет.

С 1980 года он был дуайеном вашингтонского дипкорпуса – что создавало свои сложности. Ведь дуайен должен был присутствовать по протоколу и на официальных мероприятиях с участием представителей стран, с которыми СССР отказывался иметь дипломатические отношения, – Израиля, Южной Кореи, Тайваня. Добрынину приходилось "вертеться-крутиться", чтобы избежать скандала и в то же время не "поступиться принципами".

Идеальная анкета

Добрынин, судя по всему, был умен, талантлив, в высшей степени работоспособен. Но в его уникальной судьбе огромную роль сыграл просто случай, везение. В конце войны оказалось, что советская дипломатическая служба испытывает смертельный кадровый голод – после довоенных страшных "чисток" 30-х годов и войны в посольствах и в партаппарате МИД практически некому было работать. У Добрынина оказалась идеальная анкета, точно соответствующая данным, установленным лично Сталиным. Был он сугубо пролетарского происхождения, русским, с высшим инженерным образованием и некоторым, хоть и небольшим, опытом практической работы. И, конечно, родственников с судимостью или проживавших за границей или на оккупированных территориях, не имел.

И вот вместо фронта юный Добрынин попал в избранную группу – человек примерно 50 – отобранных для учебы в Высшей дипломатической школе. Это был первый счастливый билет, вытащенный Добрыниным. Второй выпал ему, когда он оказался под рукой у Молотова, когда ему понадобилось в последний момент заменить переводчика на ответственных переговорах. В результате – он в 30 с небольшим сначала советник, а потом и советник-посланник (заместитель посла) в США. Ему не было и 40, когда он оказался заместителем Генерального секретаря ООН от СССР, а по возвращении в Москву стал заведующим отделом стран Америки МИД.

Так что Добрынин оказывался в нужном месте в нужный час. Но тот факт, что он процветал и при разных министрах - и при Молотове, и при Шепилове, и при Громыко, не имея никаких особых родственных или приятельских "волосатых лап" (то есть блата в ЦК), говорит о его дипломатических способностях.

Главное назначение

Специалистов такого класса к началу 60-х годов в советской дипслужбе и вообще в верхних эшелонах власти, было крайне мало. И потому всего лишь с должности завотделом он получил назначение, равное крупному министерству – послом в США.

Наверное, в ЦК считали это временным решением (за неимением никаких более "солидных" кандидатов). Но Добрынин так сразу себя проявил, продемонстрировав и умение налаживать отношения и способность принимать смелые решения под давлением, что вскоре получил репутацию незаменимого. Сильный тон он взял и в отношениях с резидентурой КГБ – уважительный, но без подобострастия. В некоторых случаях умело, без скандала, противостоял и давлению разведки, что далеко не каждому послу удавалось. В результате пользовался уважением и Хрущева, и Брежнева, и Андропова, и Горбачева.

"Попал не в тот коридор"

Когда началась перестройка, Горбачев счел Добрынина самым естественным кандидатом для проведения новой политики "общечеловеческих ценностей" и выдвинул его на крупный партийный пост – секретаря ЦК по международным связям.

Но функции международного отдела, создававшегося для продвижения дела всемирного коммунизма, в новую эпоху оказались неочерченными, смутными. Отдел не мог дублировать МИД и аппарат президента, но и мировая революция совсем уж ушла с повестки дня. Помню, работая в "Известиях" тех времен, видел резолюции Добрынина на попавшей в газету переписке и был неприятно удивлен – они звучали в духе мастодонта предыдущей эпохи Бориса Пономарева, а не современного политика и дипломата. Видно, с "новым мышлением" у Анатолия Федоровича не сложилось... С другой стороны, один из наиболее ярких руководителей отдела охарактеризовал ту ситуацию в отделе так: Добрынин попал "не в тот коридор"… По всем этим причинам Добрынин долго на вершине ЦК не продержался – видимо, это была не его стихия.

Счастливчик Добрынин

Нашим далеким потомкам будет, наверное, интересно изучать холодную войну. Но подозреваю, что издалека им бы показалось, что идеологическая борьба вторична по сравнению с простой задачей выжить. Конкуренция систем - это, конечно, замечательно, но все же в людях 99,9% общего, и лишь 0,1% – разного. И кто-то все же должен был эти несовместимые системы хоть как-то объединять. Нужны были хоть какие-то связки, которые помогли бы человечеству избегать самоуничтожения. Одним из самых сильных таких звеньев был Анатолий Добрынин.

Конечно, Добрынину сильно везло почти всю жизнь. Но, значит, повезло и СССР, и США, а значит, и миру. Он был правильный человек на правильном месте в правильный час.