Мне давно хотелось познакомиться с Гелием Мирзоевым, о котором я много слышала. А совсем недавно прочитала опубликованные в Интернете его автобиографические воспоминания. Это повествование о военном детстве московского школьника, который поехал на летние каникулы к родным в Таганрог и в 1942 году был угнан в Германию. Их невозможно читать равнодушно: маленький мальчик и ужасы войны и тыла, жизнь ребенка и взрослая правда, детство и смерть – написано просто и искренне. О том, как появились эти воспоминания, опубликованные под псевдонимом Гелий Грант и названные «Долгие каникулы», мы беседуем с автором. Гелий говорит, что никогда бы не взялся за перо, если бы не приятель, который уговорил его записать эту недетскую историю. Гелий не предполагал, что его «Долгие каникулы» будут еще кому-то интересны, но он ошибся…

– Гелий, я читала многочисленные и очень трогательные отзывы о Ваших воспоминаниях. Вы не хотите опубликовать их в виде книги и, может быть, написать продолжение?

– Женщины – какой же вы хороший народ! Я и не предполагал, что мои воспоминания кому-то, кроме меня и моей семьи, будут интересны. Об издании книги не думал. И в продолжении сомневаюсь.

– Многие советуют экранизировать ваши воспоминания. У Вас настолько легкий и правдивый текст, что сразу представляешь – вот к вокзалу приближается поезд, у окна стоит маленький мальчик, а по перрону бежит улыбающаяся молодая девушка и машет листком бумаги…

– Это было лето 1941 года. Мои самые первые школьные каникулы. Я только закончил первый класс. И был абсолютно счастлив – еду на поезде в другой город, там есть море, а через месяц ко мне приезжает мама с младшим братом. Таганрог – красивый южный порт, бархатные вечера с «Саша, ты помнишь наши встречи…» и голосом Изабеллы Юрьевой. И наша, своя мальчишеская жизнь – с купаниями, ловлей бычков, сбором яблок, поиском кладов.4 июня 1941 года я приехал в гости к родственникам. И это был мой день рождения. Тот листок бумаги у девушки, моей двоюродной сестры Тани – поздравительная телеграмма. Мне исполнилось девять лет. До войны оставалось всего 18 дней…

– Вы хорошо помните день 22 июня?

– Мало встретишь современников войны, кто бы не помнил в подробностях ее первый день. Было очень тепло и солнечно. Утром мы с дядей ездили гулять в парк, а после полудня было объявлено о войне. Как сейчас вижу – бежит хозяйка нашего дома Степаниха и кричит: «Война! Война!»

– Все сразу изменилось?

– У детей продолжалась своя, обычная жизнь. Мы играли во дворе, читали книжки, проказничали. Взрослые, несмотря на то, что многие, в том числе наши родственники, стали призываться на фронт, все еще верили, что война – это какая-то ошибка, это ненадолго… Мы рисовали карикатуры на немцев, но никто их не видел, и они казались смешными и несуществующими. Потом начался голод… Это уже было, когда в Таганрог пришли красноармейцы, а потом их вытеснили немцы.

– Голод – это было самое страшное?

– Страшно, когда голод растягивается во времени, когда съедаешь кусок хлеба и уже думаешь о другом, а его нет. Когда у тебя в руках, в лучшем случае, луковица. Даже когда я жил в Польше и Германии в детских домах, я все время думал о еде. И научился зарабатывать на хлеб разными способами. Я много пишу об этом в книге, в том числе об осени 1941, когда наши, бросая город, подожгли продовольственные склады, чтобы запасы не достались врагу, и тем обрекли население на подачки от немцев и голодное умирание. Над городом поднимался черный столб жирного дыма – горел хлебозавод, а морская вода была сладкой от утопленного в ней сахара.

– Гелий, Вы тогда боялись немцев?

– Я видел испуг на лицах моих родных, самого меня больше разбирало детское любопытство. Я бывал в серьезных переделках, о которых пишу в своих воспоминаниях, в том числе не без участия красноармейцев или немецких солдат. Во многих случаях мог бы поплатиться жизнью, но любопытство часто было сильнее страха. И каждый раз мне что-то помогало, или кто-то спасал меня. Тогда я этого не понимал, это осознание пришло спустя годы. Вот была у меня одна история: я собирал повсюду гильзы, хотя знал, что этого нельзя делать под страхом смерти. Но детское любопытство было сильнее. Однажды, когда я уже накопил целый «арсенал», мой склад обнаружил наш квартирант – немец Рольф. Это теперь я понимаю, что он, тайно унося из дома мои «боеприпасы», спасал мне жизнь.

– Я восхищаюсь Вашей памятью. Вы помните многие детали из своего военного детства, хотя прошло столько лет…

– Когда начал писать воспоминания, то не ожидал от себя, что все это вспомню. Чем больше уходил мысленно в те годы, тем больше память выдавала мне лица, слова, факты. Это удивительно, но это так. Если бы я решил писать сценарий по своим воспоминаниям, то восстановил бы все диалоги, так все свежо в памяти.

– Какие у Вас самые тяжелые воспоминания о Таганроге начала войны?

– На всю жизнь запомнил длиннющую лестницу от набережной вниз, к заливу. Обледенелый склон, где нескончаемая вереница людей спускается за водой и очень медленно поднимается обратно. Однажды, когда я находился наверху, то увидел, как что-то бабахнуло с другого берега залива. Это был снаряд, который врезался в середину ледяной лестницы, и по ней вниз покатились тела и потекла кровь. Дети быстро взрослеют, видя такое…

– Война – это больше страх или унижение?

– Я никогда в жизни не чувствовал большего унижения, чем тогда. Страх притупляется, боль проходит, а ощущение унижения остается. До сих пор помню, как проходил осмотр, где определяли, еврей я или нет. Мой отец – армянин, и я, с моим носом, внешне был похож на еврейского мальчика… но пронесло по другим признакам. Первый раз с геноцидом евреев я соприкоснулся еще в Таганроге. Когда в город вошли немцы, я вдруг узнал, что среди самых обычных, окружающих нас людей есть те, которых называют евреями. На следующий день стало известно о приказе всем евреям-мужчинам надеть на рукав белые повязки, а еврейкам – белые платки. За невыполнение приказа – расстрел. Но я тогда не очень четко понимал, что это значит – расстрел. В апреле 1942 года на улицах Берлина я увидел боязливо прижимающихся к стенам домов людей с желтыми шестиконечными звездами на груди и на спине. В середине звезды стояло слово Jude. Помню, как хозяйка одного маленького кафе зло прогоняла старушку с такой звездой. В польском городе Лодзе я видел еврейское гетто. Страшнее этого я в своей жизни ничего не видел. За проволокой были оборванные, невероятно худые и грязные, умирающие люди. Они ходили, что-то делали, но печать смерти была на всех лицах, особенно у лежавших на земле детей. Я еще раз узнал, что существуют евреи, но, конечно, не понимал, почему они так существуют.

– Гелий, Вы религиозный человек?

– Я был религиозным в то мое военное детство. И главной иконой стала фотография моей мамы с младшим братом. Я ставил ее перед собой и разговаривал с ними. Однажды, в детдоме, один мальчишка заметил это, выхватил у меня фотографию и разорвал пополам. Для меня ничего не было страшнее этой подлости.

– Как Вас угоняли в Германию?

– Мой дядя воевал на фронте, а нас с тетей и двоюродными сестрами и братом угнали в Германию. В конце 1942 немцы начали забирать на работы молодых и здоровых женщин, а иногда и детей для соответствующего перевоспитания. Нас долго везли на машинах, потом в «теплушках», помню, что мне становилось все безразличнее, что происходит и что с нами будет. Мы надолго остановились в Лодзи, это город в Польше. Родственников отправили на работы, а меня в мужской дом-интернат. Детский дом – особые воспоминания, это настоящая школа выживания. Воспитатели и учителя там были только из немок. Они муштровали детей как солдат и вдалбливали в голову нацистские порядки. Фюрер для них был богом. Нас обучали чтению, письму и героический истории немецкого народа. Обучение велось, разумеется, на немецком. Этот язык, как и польский, я освоил, как это обычно бывает с детьми, играючи и владел ими в полной мере. В начале августа 1944 года меня перевели из лодзинского детдома в другой, находившийся в Германии близ города Цвиккау. И только в апреле 1945 года мы с родственниками двинулись на восток, домой.

– Что не вошло в Ваши воспоминания?

– Всего не вместить. Были события, которые произошли много лет спустя. Я бывал в Таганроге после войны несколько раз. Еще мне в 1998 году довелось повидаться с квартировавшим в нашем доме немцем. По разным каналам я нашел Рольфа в Германии, он жил с семьей в городе Штудгарте. Встреча была короткой. Я был с супругой. Рольф, сильно постаревший, пришел со своим внуком. Мы посидели в ресторане, потом он показал место, где живет. Он многое помнил…

– А Ваша мама? Воспоминания заканчиваются тем, что Вы, наконец-то, оказались дома… Вы говорили с ней о том, что с Вами произошло, и почему такими долгими оказались каникулы?

– К своему возвращению домой я стал уже взрослым, мне было 12 лет. Я работал и научился зарабатывать себе на жизнь. Все это время я не допускал и мысли, что мамы и брата нет, это просто было невозможно. Потом долго привыкал к новой, иной жизни. Строгая печать молчания стояла на всем, в том числе и на наших отношениях. Уж такое было время.

– Вы считаете себя сильным человеком?

– Нет, не считаю. Я очень чувствительный.

Гелий говорит, что у него есть ангел-хранитель. Он уверен, что когда становится трудно – кто-то обязательно протягивает руку помощи, когда нет работы – появляется предложение, когда плохо со здоровьем – находится лекарство. Думаю, что Гелий Мирзоев счастливый человек. Он вырастил детей и сделал прекрасную профессиональную карьеру. У него два внука и репутация замечательного друга и неунывающего человека. Он повидал мир и знает о нем не только как путешественник, но, в первую очередь, как ученый-геолог, у которого написано множество научных и прикладных исследовательских работ. Он выпускник геологического факультета МГУ, кандидат геолого-минералогических наук, хорошо известный в международном научном сообществе. Мирзоев иммигрировал в США в 1988 году и, после короткой «стажировки» уборщиком при храме и развозчиком пиццы, стал на долгие годы ведущим специалистом-геологом нефтяной компании UNOCAL. Сейчас он вместе с супругой Ларисой живет в красивом доме на берегу озера в Шугарлэнде. После выхода на пенсию организовал свою консультативную и технологическую компанию по разработке и внедрению новых технологий в нефтяную индустрию. Он очень открытый человек, любит приглашать в свой дом друзей, спорить о политике, смотреть с ними футбол, ловить рыбу прямо перед домом, громко смеяться и шутить, и рассказывать о своем любимом псе Джоне. Гелий считает, что главное в жизни – это люди, и они все гораздо интереснее его самого…

Воспоминания Гелия Гранта (Мирзоева) опубликованы в Интернет-журнале «Семь искусств» (№ 6, июнь 2012 г.) http://www7iskusstv.com.

Ирина Соловьева,

Хьюстон